СЛВ - 3 (СИ) - Сергеев Артем - Страница 92

Лета тоже отчаянно хитрила, иллюзий на её счёт я не питал, она просто до смерти боялась привлекать собой внимание сердца мира, ничуть не меньше самого Даэрона. И удивляться она собиралась не тому, что я буду делать, а тому, как, потому что всё она знала заранее. Долбаный монастырь, стоило один раз вылезти вперёд, и это сразу же запомнили все, кому надо и кому не надо. Наверное, стоит всё же под конец или в процессе саламандр шугануть накрепко, если получится, жизнь потом спокойнее будет.

Я ещё раз самодовольно и очень снисходительно посмотрел на Даэрона, вызвав этим у него новый приступ злобы и метаний, потом неявно попросил саламандр подольше его охаживать в этот раз, от всей души, не давая успокоиться раньше времени, и занялся делом.

Вновь присев на корточки, я бестрепетно опёрся левой рукой на силовой щит и уставился вниз, выбросив из головы все лишние мысли — следовало рискнуть и закончить то, что затеял тут этот придурок.

По второму кругу привлечь чужое внимание оказалось намного легче, да и головы я в этот раз не потерял, потому что точно знал, чего хочу. Мне не нужно было ничего для себя, я просто хотел поговорить, если уж это и есть моя сильная сторона. Сомнений тоже не имелось, ведь я накрутил себя до предела, вспоминая своё общение с этим Миром сразу после взрыва. Если уж сумел тогда, сумею и сейчас. Главное — поставить себя равным собеседнику, пусть слабым, пусть совсем зелёным, но равным, могущим и вызвать на разговор и, самое главное, пережить его.

К тому же, если совсем недавно огонь Сердца Мира чуть не затянул меня к себе без остатка, то в этот раз всё пошло не так. Он больше не казался мне несоизмеримо, несопоставимо огромной силой, привлечь чьё внимание ещё нужно суметь, не говоря уже о том, чтобы пережить его. Теперь я не чувствовал себя мелкой козявкой на берегу океана во время осеннего тайфуна, мечтающей только об одном, как бы ей побыстрее забиться в надёжную щель и пересидеть весь этот ужас там. Теперь я мог чувствовать его и, самое главное, оно могло почувствовать меня.

Я вновь, как и тогда, у монастыря, стал каким-то большим, я ощущал собой всю эту гору, в которой мы сидели, я впустил в себя не только Арчи и всех саламандр, но даже и самого Даэрона, и мог без зазрения совести пользоваться их силой, как своей.

Не знаю уж, как это выглядело со стороны, ведь глаза мои были закрыты, но не отвлекал меня своим внезапным ужасом только Арчи, просто потому что верил мне. А вот сил у них ни у кого сейчас не осталось, так что понять их было можно.

Я решительно хлопнул ладонью левой руки по силовому щиту, заменяющему пол, и вроде бы не сильно, но гул пошёл, наверное, по всему Гномьему Кряжу. Горы затряслись, но я сумел направить силу удара вниз, к тому, для кого это и было предназначено, так что обошлось без последствий для живущих наверху.

Подо мной раскрылся целый мир пламени и хаоса, чужой даже для саламандр, ведь они были по большей части детьми магии, а не огня. Странный, полный свободы и идеального беспорядка, но вместе с тем подчиняющийся каким-то своим сложным законам, осознать которые я сейчас не стремился. Я просто принял его как есть, прежде всего для того, чтобы сохранить себя, свою голову, свой рассудок и свою память.

Я не хотел ничего от него для себя, я не хотел пристально вглядываться в эту бездну, я просто хотел побыть с ним рядом, но так, чтобы меня заметили. А поговорить было с кем — там были и мгновенно возникающие из первозданного хаоса сложнейшие сущности, и давно уже в нём безмятежно кувыркающиеся, и куда-то без тени сожаления исчезающие, но всё это бурлило и занималось не моего ума делами.

И говорить придётся с ближайшими, разницы для меня в этой анархии не было никакой. Сейчас я, как и раньше, какого-либо подобия человеческого разума там не замечал, но внезапно понял, что система работает в другую сторону, то есть это я слишком мелок для них, и не мне нужно будет налаживать общение, как это делаю я с маленьким народцем, немного свысока, немного снисходительно и по праву сильного, а вот этой огненной страсти придётся опускаться до моего уровня.

— А придётся, другого выхода нет, — прошептал я себе под нос, набираясь решительности и, отрезая себе все мосты, вновь хлопнул ладонью по силовому щиту, но уже много сильнее и настойчивее.

В голове моей возникло ощущение чужого внимания, но до разговора, как я напрасно надеялся, было ещё очень далеко — одни чувства да образы. И не потому, что слов не хватало, просто их слова были слишком сложны для меня. Я сам себе напомнил своего добермана, что был у меня в юности, вот примерно такого же уровня разговор у нас и намечался, только я в этот раз был с другой стороны поводка. Но опускать руки я не спешил, ведь как-то же мой умнейший пёс умел донести до меня, что вот сейчас ему надо во двор, потом побегать на свободе, а потом чтобы обязательно косточка, и всё это очень-очень для него важно, и я был с ним согласен во всём — действительно так! Да и опыт переговоров со всякими обладателями других языков у меня тоже был, пусть поменьше, чем у Далина с Арчи, но всё же. И я тоже мог, обходясь пятью случайно запомненными словами, добиться своего в чужой стране, так что ничего ещё не потеряно, ни для меня, ни для Даэрона.

В третий раз ударив по полу рукой, посильнее и поназойливее, я вытянул её в сторону Даэрона, переключив чужое внимание на него. «Как собака лапой, действительно» — мелькнула в голове мысль и тут же пропала, потому что я начал очень отчётливо, простыми словами, не допуская невнятностей, требовать, именно требовать закончить то, с чего начали.

Чужое внимание немного насмешливо и без особого интереса вытянуло к нам то, что раньше было Даэроном, и чуть было не отбросило его в сторону, как я бы сам брезгливо отбросил со своего пути какую-нибудь грязную тряпку, чтобы больше не вспоминать о ней никогда, просто потому что незачем да и противно.

Вот вы, как бы сказало чужое внимание, другое дело, и потянулось ко мне в первую очередь и всем остальным за компанию, как художник тянется к чистому листу бумаги, другого слова не подберу. Вроде и мелочь по сравнению со всем остальным в человеческой жизни, простой чистый лист, но как же иногда тянет что-нибудь с ним сделать!

Саламандры взвыли в голос, Арчи тоже пробрало, но он держался, и лишь то, что раньше было Даэроном, тут же озаботилось побегом, но я не дал. Ни ему сбежать, ни чужому вниманию вытянуть к нам троим всех остальных.

Уже со всей дури, не сдерживаясь и не думая о последствиях, я в четвёртый раз треснул ладонью по полу, давая этому чужому вниманию понять, что я, может быть, тупой и слов не понимаю но, тем не менее, равный ему по силе и по месту в этом Мире. И не ему определять, чего мне нужно, а чего нет.

Я встал на ноги, потому что на корточках было неудобно злобствовать и, сам от себя шалея, схватил то, что раньше было Даэроном за шиворот, чтобы обвиняюще ткнуть им чужому вниманию прямо в лицо, если только оно у него было.

— Ты сначала доделай то, что начали, — огненная жуть брезгливо косилось на безвольно болтающуюся чернь в моей руке, но внимательно меня слушало, честно пытаясь понять, — а потом уже соблазняй малых сих! Как-то ты слишком легко ко всему относишься, а так не пойдёт!

Мы уже были вровень по силе, не по уму, и я требовал ответа за дела, и отмахнуться от меня уже не могли. И, пусть сам себе я всё ещё напоминал собаку, но не безобидную, смешную в своей ярости болонку, а всё того же добермана. Попробуй, отмахнись от него, особенно если у тебя в руках не будет оружия, и никакое превосходство в уме не поможет. Не встречал я ещё в своей жизни таких смелых людей.

Даэрон выл, всё усиливая звук в бессильном отчаянии, чужое внимание немного опасливо покосилось на меня, затем на него, потом брезгливо, с отчётливой неохотой, вытащило у меня из руки незадачливого эльфа, чтобы уставиться уже на него с пренебрежительным недоумением в упор.

Огненная жуть вертела Даэрона в своих руках, как вертит чистоплотная хозяйка всё ту же грязную тряпку, пытаясь понять, что же с ним делать, но постепенно брезгливость сменялась интересом. Бывший эльф горел в странных руках, выл и орал, брыкался и вырывался, но постепенно с него облетала вся эта чернь, и оставалось лишь то, что и было Даэроном.