Лабиринты силы (СИ) - Гришанин Дмитрий - Страница 43

– Да и хрен с тобой, калека чертов. Зализывай раны в одиночестве. Короче, позовешь, если че…

– Договорились.

Пока препирался со Шпорой, заметил, что шкала Здоровья, достигнув всего семи сотен (что не дотягивало даже до двенадцати процентов от ее номинальной величины), начала замедляться. Разгадка происходящего обнаружилась ниже, в почти обнулившихся значениях шкал Спорового баланса и Жажды и сытости. Но если первая еще могла худо-бедно держаться на плаву за счет начавшей убывать шкалы Духа Стикса, то шкалу Жажды и сытости можно было восстановить лишь единственным способом.

Увы, добраться до питательной и удобной моим травмированным челюстям тушенки в нынешнем своем состоянии я был не в силах (даже крышку с бутылки едва смог скрутить, куда уж такому убогому пытаться ножом банку вскрывать), потому «закидывать в топку» пришлось сухари.

Я призвал из инвентаря длинный ломоть сухого хлеба, и смочив в морской воде, чтоб хоть немного размок, переправил в изувеченный рот. И стал остервенело терзать осколками зубов все еще твердую, как пятка топтуна, краюху.

Пытка сухарями растянулась минут на двадцать. Прикончив первый, я мужественно призвал из ячейки второй. Затем позволил себе короткую паузу на запивку сухпая живцом из фляжки. И стал кромсать окровавленными деснами третий… Всего в ячейках инвентаря у меня было заныкано пять сухарей, и я заставил себя сожрать все. Последний дожевывал через такую адскую боль, что картинку перед уцелевшим глазом снова затянул кровавый туман. Каждое прикосновение кровоточащих осколков в деснах к «каменному» сухарю сопровождалось жестокой отдачей в затылке и висках, будто туда какой-то невидимый садюга вбивал раскаленные гвозди. Если бы не живец, которым я периодически полоскал окровавленный рот, я б не сдюжил. Но живительная кислятина слегонца притупляла боль, и под запивку из фляжки я справился.

Что страдания мои не напрасны, отражали шкалы Спорового баланса и Жажды и сытости, подрастающие параллельно с выпитым живцом и съеденными сухарями. Замедлившаяся шкала Здоровья, с подброской в «топку» хавчика, так же возобновила свой прежний энергичный подъем.

Через пару минут после окончания пытки едой в глазу прояснилось, и я заметил скопление метрах в семидесяти от утеса треугольных плавников с серповидными наростами.

Сразу несколько стай иглозубов наворачивали хищные круги в отдалении, привлеченные, наверняка, запахом моей крови, которой, после столкновения с щупальцем Стража, я пролил стопудово больше литра, а то и двух. Пока что тварей сдерживало присутствие на прибрежном дне высокоуровнего Стража, хоть и мертвого, но с нетронутым споровым мешком. Увы, это сдерживание не могло продлиться так долго, как хотелось бы в моем беспомощном состоянии. И тому причиной было воронкообразное каменное дно бухты, которое под сильным наклоном уходило от берега к центральному провалу. Опустившийся на прибрежное дно Страж, как по горке, уже начал медленно, но верно, съезжать по наклонному дну вниз, на глубинные уровни центральной части. И через час-другой монстр, таким макаром, по сути, должен был вернуться в родные пенаты, где его собратья позаботятся о мертвом товарище, привычным для тварей способом, до крошки заточив гору высокоуровневой биомассы.

– Млять! – прохрипел я. – Вот че за гребаная непруха?! Укокошил крутую тварь, а трофеи с нее достанутся тем же Стражам.

– Да уж! – тут же откликнулась охочая до разговора Шпора. – В споровике у этого гиганта, наверняка, туча диковин запрятана. Страсть как любопытно было б взглянуть!

– Не трави душу, – поморщился я, и тут же снова выматерился от боли в потревоженных ранах на лице.

– А, может, рискнем? Иглозубы, глянь, к берегу не подходят. Значит, мертвый Страж еще здесь, внизу, на дне. Всего-то и надо на пятнадцать метров занырнуть. С твоей Амфибией – это плевое дело.

– Да ты на меня посмотри. На теле места живого нет. Из меня сейчас пловец, как из говна пуля.

– Морская вода, между прочим, для заживления ран – лучшее средство. И, опять же, в воде со сломанными конечностями управляться куда сподручней тебе будет, чем на суше. Считай, восстановительная терапия.

– Искуситель, млять!

– Давай, Рихтовщик, решайся! Когда еще тебе выпадет шанс исследовать споровик такой уникальной твари?

– А-аа, была – не была!

Я вылил в рот остатки живца из фляжки и, с грехом пополам отпихнувшись покалеченными руками и ногами от гранитной стены, соскользнул с каменной отмели обратно в воду.

– Пламя! – шепнул перед погружением фразу-активатор и, сделав глубокий вздох, нырнул под воду.

Вокруг тела возникла белесая аура защитной пелены… Зачем я активировал Лунное пламя? Разумеется, ради десятикратного увеличения характеристики Скрытность. И без того изрядно прокаченный параметр которой теперь на пятнадцать минут должен был превратиться просто в космос, что сделает меня абсолютно незаметным для посторонних глаз.

Крыса вновь оказался прав, движения руками и ногами под водой давались мне в разы легче, чем только что на камнях отмели. И в подтверждение ощущений, почти обнулившаяся шкала Удовольствия под водой вдруг начала потихоньку расти вверх.

Здоровье, правда, все еще оставалось в критической зоне, едва преодолев отметку в тысячу единиц, и не достигнув пока даже двадцати процентов номинала, но, не смотря на задержку дыхания (которое, к слову, на нынешнем этапе развития навыка Амфибия я мог останавливать аж на двадцать минут), под водой я почувствовал себя значительно легче, чем на суше. И, опять же, ускорившийся рост в шкале Здоровье статистически подтвердил мои внутренние ощущения.

И все же, несмотря на очевидный прогресс в восстановлении, ускоряться с помощью Шпоры под водой я не решился. Потому как, чтобы обуздать подводный вихрь от «винта» Шпоры, нужны были здоровые сильные руки и ноги, а не теперешнее неуклюже трясущееся не пойми что.

Впрочем, и без Шпоры на прибрежное дно я опустился вполне уверенно.

По новой активировавшийся во время спуска Рыбий глаз осветил царящий на глубине кромешный мрак серым сиянием, в свете которого я за считанные секунды отыскал неподалеку махину мертвого Стража. Съехавшего, к слову, по крутому наклону дна уже примерно метров на тридцать от подводного основания утеса.

Подплыв к Стражу вплотную, я невольно ужаснулся его исполинскими размерами. Все же раньше я имел дело с монстром, постоянно находясь на отдалении от головы в полтора-два десятка метров. Он, конечно, и тогда казался огромным. Но сейчас, когда я опустился на голову подводного гиганта, его макушка оказалась раза в три шире карниза на вершине утеса. А торчащий на затылке нарост споровика был размером с набитый барахлом рюкзак.

Однако и защита у этого «сундука с сокровищами» оказалась под стать размеру. Крепкие, как железобетон, роговые щиты надежно прикрыли споровик твари со всех сторон. Более того, они буквально вросли друг в дружку, не оставив на месте стыка даже намека на трещину.

Ковыряться резаком в такой идеальной броне под водой оказалось себе дороже. Главная абилка чудо-ножа, сработавшая при попытке пробить им панцирь спорового мешка, лишь вхолостую вскипятила морскую воду вокруг лезвия, добавив к болячкам на руках пару болезненных ожогов. Потому мне все же пришлось призвать из инвентаря Шпору, и чудовищным напряжением дрожащих от болезненной слабости конечностей удерживать на споровике пилу, крайне неохотно вгрызающуюся зубьями в твердый материал.

Выпиливание достаточного для проникновения руки отверстия затянулась аж на семь с половиной минут. Точное время помог отследить таймер обратного отсчета Лунного пламени, выведенный, для удобства, мною на периферию зрения к шкалам. Гигантский осьминог, за эти минуты, сполз по дну еще метров на пять от стены утеса. Из-за чего последняя стала уже практически не различимой на пределе подсветки Глаза.