Потому что (не) люблю (СИ) - Андриевская Стася - Страница 56

— Ну и где она сейчас?

Ни зачем. Просто интересно.

— В перинатальном. Хотя её состояние и стабильное, но на беременности авария может отразиться негативно. Вы не переживайте, там менты дежурят, больше не сбежит.

Я усмехнулся. Ну-ну. Этой, если секанёт в бошку, и менты нипочём будут.

В задумчивости облокотился об подоконник. Надо же, а ведь именно эта её взбалмошность всегда заводила меня с полоборота. До трясучки и ломоты в яйцах хотел её, когда она начинала бзыковать. Драйва круче чем «укротить Маринку» мне не могли дать ни прыжки с парашютом, ни бои без правил, ни гонки. Всё это так, баловство по сравнению с минным полем «Маринка»… А как она с тачкой новенькой ловко провернула, а! И вот казалось бы — прибить за это мало, а меня до сих пор вставляет… Может, я просто ненормальный какой-то? Или она ведьма?

Понял, вдруг, что улыбаюсь. Нахмурился, зло скрипнул зубами.

Не важно, что это было тогда. Важно, что сейчас у меня внутри пусто. Абсолютный ноль.

— А сучонок где?

— В «травме» при районном стационаре. Тоже под присмотром.

— Ну и отлично. Можешь идти. А, погоди, а Наташа-то где?

— Да здесь же, в токсикологии. Только на третьем этаже, там у них реанимация. Она две клинические за прошлую ночь перенесла, еле вытащили. Сейчас в искусственной коме под ИВЛ.

Меня в реанимацию не пустили, но заведующий отделением уверил, что прогнозы у Наташи скорее положительные.

— Повезло, что дом был старый, без пенопанелей, сайдинга и прочих пластиков. Токсическое поражение обратимое. Думаю, выберется. Только вот на счёт беременности — это навряд ли. Скорее всего плод погибнет.

— Не понял, — охренел я. — Она что, тоже беременная?

— Шесть — восемь недель, — пропустив моё «тоже» мимо ушей, подтвердил врач. — Она, возможно, даже и не знала об этом ещё.

Этот короткий разговор неожиданно разбередил. Интересно, а какой срок у Маринки? Пузо огромное, прям как будто на сносях. Неужели, она была беременна ещё до своего бегства?

Эта мысль жалила остро и ядовито. И даже не понятно, что больше — то, что Маринка наставляла мне рога, или то, что этот мудак играючи сумел сделать то, на что я полжизни положил? Получается, с ним она действительно счастлива, а я просто хрен с бугра?

С-сука… А это оказывается больно — понимать, что она может родить кому-то кроме меня. Наверное, так же больно было и ей узнать, что мне может родить кто-то кроме неё… Но там ведь совсем другое! Там ведь…

Чёрт, какая теперь разница-то? Никакой. Просто за всеми этими полугодовыми прятками-догонялками и «люблю-ненавижу», я похоже, забыл приказать себе перестать мечтать о нашем с ней ребёнке и теперь невольно примерял роль отца себя. Просто по привычке. Ведь, чисто теоретически, им мог бы оказаться и я. Во всяком случае ту ночь перед нашим концом я не забыл, и, наверное, не забуду уже никогда.

Всё-таки интересно, какой у неё срок?

Эти мысли невольно заставляли задумываться и о другом, насущном:

…Из больнички она прямой наводкой попадает под следствие. Покушение на убийство — это не шуточки, это уголовка, и даже я не смог бы замять это дело. Не предусмотрено в уголовке «примирения сторон» К тому же, пора научиться смотреть правде в лицо: Маринка больше не моя Малинка, а самая настоящая сука, которая пыталась меня убить. Вот и пусть отвечает по закону. Со всеми возможными смягчающими ей, пожалуй, колония поселения светит. Может, суд войдёт в положение и отсрочит исполнение наказания до рождения ребёнка, или даже до его трёхлетия. Но потом ребёнка всё равно изымут на срок отбывания…

По сердцу потянуло холодком, стоило только представить, что у Маринки забирают ребёнка. Понятно, что он останется с Оксаной и тестем, но для Маринки это всё равно… Смерти подобно. И я уже сейчас чувствовал эту боль почти физически и знал, что Маринка её просто не перенесёт.

Но разве, это моё дело? Она ведь сделала свой выбор. И не в тот момент, когда ушла от меня к этому ушлёпку, и даже не тогда, когда разбила мне бошку поленом. Это всё ещё как-то можно объяснить. Но то, что бросила меня в этой грёбанной горящей избушке…

…Но вдруг ребёнок всё-таки мой? Нет, ну так, в порядке бреда? Полюбому сразу после рождения нужна экспертиза. Просто так не отстану. И если он действительно мой…

Исключительно из соображений, что ребёнок может оказаться моим, утром следующего дня позвонил Тимуру и распорядился обеспечить Маринке лучшее из возможного содержания и лечения в перинатальном центре. Но только так, чтобы всё выглядело естественно, и не возникало даже мысли о моём вмешательстве.

Однако сам-то я об этом знал. И трудно описать, что со мной творилось, когда думал о том, что, возможно, забочусь о своём ребёнка. О СВОЁМ. Чё-ё-ёрт…

И я просто запретил себе об этом думать. Вместо этого вызвонил управляющего Поволжским филиалом «Птиц» и дал чёткие распоряжения на счёт Наташи: она теперь его личный подопечный номер один. На него ложатся обязанности за контролем её лечения, реабилитации, работе с профильными специалистами, социализации и дальнейшего размещения для постоянного проживания.

А ближе к обеду ко мне вдруг нагрянул Тимур. Видок у него был такой, что я сразу понял: случилось что-то очень плохое.

Я мог бы и позлорадствовать, конечно, ведь вероятность того, что Маринкин ребёнок всё-таки от меня — очень мала… Но вместо этого, понимание того, что и эта беременность окончилась трагедией прибило меня не хуже полена.

— Марина? — задал я вопрос на опережение.

Тимур виновато кивнул. Я, зажмурившись, выругался. Проклятие какое-то… Может, дело во мне? Может, это мой крест — не иметь больше детей самому и не давать их иметь тем, с кем нахожусь рядом? И если бы я так не вовремя не появился в её жизни снова — она смогла бы наконец стать матерью? Жила бы с этим своим хреном, была бы счастлива. Какого хера я полез-то к ней опять? Всё ведь для себя решил — не люблю, и точка. Твою мать, ну зачем?!

— Я, как вы и велели, начал было шустрить по поводу её содержания, — приступил к пояснениям Тимур, — но выяснилось, что Марина Андреевна исчезла.

Я открыл глаза.

— Чего? — Ошарашенно мотнул головой. — Что значит, исчезла? Ты охренел, Тим?! Как? Куда?

— В том-то и дело, что никак и никуда. Всё выглядит так, словно её просто и не было в перинаталке. Вообще. Во всяком случае, концов я не нашёл. И либо я сошёл с ума, потому что лично отвозил её вчера туда и дожидался пока подъедут менты, либо там всё зачищено на таком уровне, что… Что скорее всего я всё-таки сошёл с ума.

Я стоял с открытым ртом… а в душе закипал дебильный, грёбанный ажиотаж. Вот с-сучка… Твою мать, вот сучка-то, а! Непотопляемая. Аж гордость какая-то за неё взяла.

— Но это ещё не всё, — вымученно вздохнул Тимур. — Данила Саныч… Иностранчик тоже исчез. Так же чисто. И я не знаю, что обо всём этом думать, правда.

В больнице провалялся трое суток, но ещё до выписки имел личный разговор с Михеевым, тем самым начальником полиции, который активно помогал мне ещё в эпоху первых розыскных по Маринке.

В этот раз, после её очередного эпичного исчезновения, да ещё и из-под носа у полиции, я первым делом, естественно, сунулся к нему. Он, мягко говоря, охренел от беспредела в своей «хате», и обещал разобраться в кратчайшие сроки. Но чего я не ожидал — так это того, что он среагирует так быстро, да ещё и аж лично ко мне приедет.

— Дань, я тебе сейчас чисто по дружбе, без протокола говорю — дело мутное. Мне без всяких намёков посоветовали сделать вид, что ничего не было. Мне, — многозначительно поднял палец: — Оттуда. Думаю, не ошибусь, предположив, что, если ты начнёшь шуршать в частном порядке, тебя просто закатают. Уж поверь, знаю о чём говорю.

Я даже не сразу нашёлся что ответить, хотя интуитивно чего-то примерно такого и ожидал. Слишком уж красиво и чисто всё было провёрнуто. И даже если бы я и захотел пошуршать в частном порядке — зацепок нет вообще. Абсолютный ноль.