Лето волонтёра - Лукьяненко Сергей - Страница 6

Так что мы просто вошли в экран и вышли в Гнезде на Олимпийском.

Из бывшего Министерства культуры в бывший «Уголок дедушки Дурова». Что и говорить, во время Перемены российская культура понесла большие потери. Хорошо хоть, что оба московских цирка уцелели.

Защищённая зона Гнезда была точно такой же, как и в Гнездниковском. Вот только если провожала нас одинокая хранитель, то на Олимпийском мы вышли в битком набитый зал.

Во-первых, тут были мать, хранитель, два монаха и три старшие стражи, видимо – охрана. К стражам, монахам и хранителям я привык.

А вот мать своими глазами увидел впервые.

Она была ростом со старшую стражу и очень толстая. При этом непостижимым образом ухитрялась выглядеть… вот даже сформулировать трудно… дружелюбно? Приветливо? Заботливо? Лицо осталось человеческим, выглядело молодым, но совсем бесполым, волосы были умеренно длинными, серо-стальными, у людей такого оттенка не бывает, на седину это не походило. Почему-то хотелось подойти к ней, прижаться, начать что-то рассказывать, жаловаться и требовать утешения…

Я тряхнул головой, прогоняя наваждение.

Это всё из-за её облика.

Мать Гнезда выглядит так, как воспринимает мать маленький ребёнок. Большой, мягкой, уютной и одновременно строгой и сильной.

Имеющей право и хвалить, и ставить в угол.

А ещё, насколько я знаю, она источает феромоны.

Ну нафиг, эта «мать» младше меня, и она может быть парнем!

– Максим, призванный, – сказала мать и мягко улыбнулась. – Я не удивлена, Максим.

Но помимо Изменённых тут были и люди.

Полковник Лихачёв. Рядом с ним костлявый старикан под два метра ростом, хоть и в штатском, но с военной выправкой. И пятеро в скафандрах с зеркальными шлемами.

На них, конечно, были не космические скафандры, а что-то вроде силовой брони полицейских. Только посовременнее, чем та, которую носили ребята Лихачёва. Она была чешуйчатой, напоминающей комбинезоны Изменённых, пластинки брони радужно переливались и отблёскивали, будто призмы под лучом света. Все пятеро держали в руках какие-то контейнеры и оружие.

Удивления наше появление не вызвало. Видимо, при установке связи Гнездо сообщило матери, кто к ним идёт, а та предупредила людей.

– Макс! – сказал Лихачёв с укором. Высокий в штатском посмотрел на него укоризненно.

– Не надо туда ходить, – сказал я. – Пожалуйста! Это неправильно.

Почувствовал, что Дарина выдирает руку из моей ладони, глянул на неё – она медленно, как загипнотизированная, двигалась к матери Гнезда.

Я сжал ладонь крепче, и Дарина остановилась.

Это всё феромоны.

– Макс, я передал твоё мнение, – сказал Лихачёв. Выглядел он нерадостным. – Но не мы первые это начали. Надо выяснить, что происходит в корабле Инсека.

– Да как же вы не понимаете! – воскликнул я. – Это боевой корабль, он может планету разнести на куски!

– Тем более, – сухо сказал высокий. Подошёл к нам. Положил мне руку на плечо таким уверенным жестом, что я даже не возмутился. – Максим, мы взвесили все за и против. Есть решение руководства. Ребята идут осмотреться, никто не собирается захватывать корабль, нажимать кнопки, взрывать планеты.

– Там нет кнопок, – сказал я. У меня заколотилось сердце. – Там всё подчинялось командам Инсека.

– Мы читали твои отчёты, Максим. И ребята читали.

Он по-прежнему держал руку на моём плече, отеческим жестом уверенного в своих решениях начальника.

– Ты опасаешься, что появление людей запустит какие-то процессы в корабле? Так этого бояться поздно. Туда прошло пять групп из разных стран.

– Всё равно… – сказал я, уже понимая, что проиграл. – Зачем повторять чужие глупости?

– Вот ты и приглядишь, чтобы глупостей не было, – улыбнулся старикан. – Мы будем на связи с командой… ты ведь консультант у Лихачёва, верно? И на корабле бывал. Поможешь?

Я посмотрел ему в глаза. И позволил смыслу, когда-то поглощённому на Трисгарде, заработать.

Такое ощущение, что старикан понял, что я делаю. Он прищурился, но не отвёл взгляд, и я провалился в его глаза.

Будто на камни рухнул с высоты.

У него всё было чётко и правильно. И неспешно. Он не семь раз отмерял, прежде чем отрезать, а семьдесят семь. Всё строилось медленно, но уж если план был принят, то он выполнялся. Предельно осторожно. С минимальным риском. Под полным контролем.

Он и жил точно так же, как работал.

И при малейшем сомнении предпочитал ничего не делать.

Сейчас у него сомнений не было.

Я сдался и отвёл глаза. В то же мгновение старикан убрал руку, будто решил, что придерживать меня больше не стоит.

Интересно, кто из нас друг в друге больше прочитал?

Вместе со стариком мы отошли от экранов к Лихачёву. Хранитель взирала на нас мрачно, мать Гнезда с улыбкой. Лихачёв выглядел смущённым и расстроенным.

– Что ж, у нас прибавление в команде, – старик казался самым довольным из собравшихся. – Отважная юная пара… наш мост между Изменёнными и людьми… Вы же не против, Ла?

Мать Гнезда кивнула.

– Меня зовут Леонид Владимирович, – сказал старик таким интригующим тоном, словно выдал мне какую-то государственную тайну. – Я курирую отношения с Изменёнными в правительстве.

– А я полагал, что этим занят Иван.

Леонид Владимирович кивнул.

– Он был моим коллегой. К сожалению, мы не знали… его истинной сущности. Ну что, команда отправляется… начнём?

– Я готова открыть проход, – сказала мать Гнезда. – Если вы готовы…

В её голосе была искренняя забота.

Скорее из упрямства, чем надеясь на что-то, я потянулся к разуму Гнезда. Это было чужое Гнездо, в котором не хранилось отпечатка моего сознания, я даже не был уверен, что получу ответ.

Но ответ пришёл. Волна эмоций, смущение и растерянность, печаль и досада. Гнезду тоже не нравилось, что люди отправятся на Селену, но решение принимало не оно.

«А если я попрошу не открывать переход?» – мысленно спросил я.

Нет, я больше не мог командовать чужими Гнёздами. Это ушло вместе со вторым Призывом. Но в ответной волне образов я уловил сомнение… и согласие.

Гнездо подчинится!

Оно снимет с себя ответственность. Сделает вид, что обязано подчиниться.

Я быстро повернул голову и посмотрел на мать Гнезда.

А мать посмотрела на меня.

Кажется, мы сейчас держались за одни и те же рычаги управления!

– Как тебя зовут? – спросил я.

Мать смотрела на меня. Улыбка уходила с её лица, сменялась печалью.

– Лара. Максим, неужели ты думаешь, что я хочу чего-то плохого?

Нет, я так не думал. Мать Гнезда воплощала заботу и безопасность. Но я боялся, что сейчас, в новом мире, где Изменённые утратили смысл своего существования и поддержку Инсека, мать не знает, что хорошо, а что плохо.

Я вдруг понял, что все смотрят на меня.

Изменённые догадались, что происходит. Мать выжидала, монахам было любопытно, стражи просто ждали приказа.

– Все хотят только хорошего… – прошептал я.

И разорвал контакт с Гнездом.

Мать кивнула. Вновь спросила:

– Я открываю проход?

Леонид Владимирович кивнул, и экран, через который мы прошли, вновь засветился. Пробежали синие искры, поверхность наполнилась серой мглой.

– С Богом, – сказал Лихачёв и быстро, будто стесняясь, перекрестился.

Пятеро в скафандрах, так и не сказавшие ни одного слова, двинулись к экрану. И прошли через него, не останавливаясь и не колеблясь.

– Это ваши? – спросил я Лихачёва. Не время было дуться и обижаться.

– Нет, – ответил он, явно обрадовавшись, что мы заговорили. – Это очень серьёзные ребята.

– Ла, как насчёт связи? – спросил Леонид Владимирович.

Рядом с работающим экраном, открытым на Селену, засветился второй, поменьше. На нём появилось изображение – приглушённый свет, мягко изогнутые стены серо-синего металла.

Корабль Инсека!

Судя по тому, что изображение поворачивалось из стороны в сторону, работала камера, закреплённая на шлеме одного из «серьёзных ребят».