Индиран Диор и тайна затерянного храма (СИ) - Кимури Мария - Страница 29

…Там был полностью заживший ожоговый рубец. Розовый, чуть стянувший кожу ладони.

Маглор недоверчиво пошевелил пальцами, кожа натянулась, но движений его не стеснила.

Как можно было это не заметить?

Как можно было…

Ладно. После Моргота — все может быть. Даже Всеотец и Валары, как ни странно.

— Думаю, будет полезно его массировать с мазью, — сказала Аэлин деловито, одолевая растерянность.

Маглор молча перехватил ее правую руку, повернул ладонью вверх. Она вздрогнула. Подушечки трёх ее пальцев блестели гладким сухим ожогом, как от горячего стекла.

— Это мелочи.

Стремясь скрыть растерянность, она, покопавшись в аптечке, вытащила жестяную коробочку, в которой что-то стучало и перекатывалось. Не без труда открыв жестянку, она торжественно вытащила и положила Маглору на ладонь, на нежную розовую коду невозможного ожога, горошину лимонного леденца и пояснила:

— Я их обычно выдаю за мужество при перевязке. Вы точно заслужили.

Неподвижное лицо дрогнуло, наконец, и Маглор чуть улыбнулся. И забросил горошину в рот. Еще несколько раз согнул и разогнул пальцы, привыкая к ощущениям. Потом резко встал и склонился к своему мешку с вещами, достал оттуда сложенную одежду, поискал что-то.

Немного растерявшись, Аэлин свернула остатки бинтов и ваты обратно в бумагу. Кажется, больше никому перевязки не требовалось… Тело сходило с ума. Голова была в растерянности, потому что желать чудо… Не то, чтобы неправильно, но как-то странно, вы не находите, госпожа археолог?

Живое чудо вытащило из сумки ещё один мешочек, из мешочка пузырек с чем-то светлым. Открыло его. Запахло… Детством оттуда запахло. Море, солнце и холмы близ Дол-Амрота, дом прадеда из ракушечника и пучки "королевского листа", которые бабушка расставляла по дому для свежести.

Чудо вложило пузырек ей в руки и жестом попросило ее выйти. Да, рваные штаны ему тоже стоило переодеть. А ей — не стоило на это смотреть. Иначе пар повалит из ушей, и Вельхин будет спрашивать что-нибудь про подобающее и неподобающее. И тогда она точно его ударит.

— Таланты нашего проводника иногда просто пугают, — Индиран снаружи распоряжался переупаковкой снаряжения. С интересом он посмотрел на флакон у нее в руках, втянул запах. — Если он ещё и медик окажется…

Студенты сноровисто делили между собой мешки с едой, патроны, вещи. Вельхин раскладывал свертки с едой.

— Не обещайте съесть свою шляпу, она осталась в подземелье.

— У меня есть запасная, не хуже!

— Снаружи она будет полезнее, чем внутри вас!

…Мазь с запахом королевского листа была чуть холодящей и мягкой.

Сколько занятий можно было сменить за дюжину с лишним тысяч лет? Сколько раз приходилось изучать снадобья разных земель? Чтобы сохранить себе руки-ноги, например.

— И как вам его таланты?

— Пахнет лучше, чем работа апрекаря в Исме. И ощущается тоже.

— И ведь он не стал отбивать хлеб у аптекаря, какое благородство!

— Простой расчет не ссориться с соседями.

— Вы мне будете возражать даже в мелочах?

— Надо же чем-то развлекаться на обратном пути, — она выдохнула, чувствуя, как ее отпускает. Голод тела сворачивался и уходил обратно в глубину.

Вдобавок она заметила, как оттопыривается на животе под жилетом рубашка Индирана, скрывающая его ненаглядный Камень, и вспомнила, что некоторые заботы только начались.

Затем из старого дома к ним вышел…Мэйтар. С обычным людским лицом, тронутым временем. Чудо скрылось от лишних глаз.

Студенты переглядывались, явно гадая, привиделось им прошлой ночью или нет.

Проводник молча взял одно из ружей, не спрашивая разрешения. Перебросил через здоровое плечо.

Индиран нахлобучил запасную шляпу, взмахнул рукой и первым спустился к речушке. Им предстояло пройти вдоль нее до пересечения с тропой Фэрамира, а потом до темноты уйти по ней как можно дальше от города.

Со стороны храма все ещё стреляли, и эти звуки преследовали беглецов довольно долго.

По тропе Фэрамира они шли с короткими передышками до глубокой ночи, пока луна не опустилась низко и не перестала подсвечивать путь. Тогда Индиран с молчаливой помощью Маглора увел маленький отряд в сторону и устроил ночевать на маленькой прогалины. Маглор вдобавок разбросал какие-то пахучие листья там, где они свернули.

— Больше всего я опасаюсь, — сказал Индиран Аэлин, жуя галету, — что эти новоприбывшие сумеют объясниться с фанатиками. И начнут выслеживать нас вместе.

— Все, что мы можем, это прятаться, — сказала та. — И надеяться.

— Ещё и на то, что нас не встретят в Исме.

— И на это…

— Вы что-то хотите сказать?

— Спросить.

— Завтра.

— Сейчас. Что собираетесь делать?

— Завтра я вам отвечу, — Индиран опять невольно прикоснулся к шкатулке под одеждой. Нестерпимо хотелось открыть ее и вновь окунуться в чудесное сияние, исцеляющее мир и проникающее в самую душу.

— Когда придумаете ответ? — спросила она мрачно.

— Завтра, — сказал он в третий раз.

— В одной из сказок Дол-Амрота, — сказала Аэлин из темноты, — говорится о трёх звёздах, упавших с неба. Одну поймал и вернул на место храбрый мореход, доплывший до края земли. Другая упала в огненную гору и провалилась под землю. А третья упала в море и разрушила волнами целый берег. А заканчивается сказка вот чем: когда вулкан выплюнет вторую звезду, а море отдаст третью, настанет конец света. Если мы попали в легенду, имеет смысл вспомнить разные легенды.

— А что сделал мореход в этой сказке?

— Доплыл до места, где небесная твердь упирается в землю, залез на небесную твердь повыше, зацепил звезду своим якорем и намертво привязал канатом к небу. С тех пор он так и носится по волнам и нигде не может остановиться. Без якоря-то.

Галета показалась археологу ещё суше и безвкуснее прежнего.

Ночь прошла тревожно, ныли ожоги на животе и на руках. Прошлой ночью он от усталости не обращал на них внимания, а теперь драгоценная шкатулка задевала их то и дело, и обожжённые пальцы мешались все больше. И во сне являлось всякое, стоило голову на вещьмешок опустить. То он кидался в трещину с Сильмариллом в руке, то являлся в неведомые древние города с криком "Я принес вам свет, люди!", то сам же врывался в эти города с оружием, стремясь к маяку с дивным светом на верхушке.

Лишь под утро ему вдруг приснился берег моря, необычайно прозрачного и ласкового, и большая белая чайка. Никогда не любил этих оручих птиц, но эта спланировала по ветру, села на камни и с тоской посмотрела в море. Там плыл серый корабль под белым парусом, мимо бухты, мимо устья — никуда он не мог зайти, не было больше якоря на корабле. А в светлом вечернем небе над ним сияла единственная звезда. Чайка вскрикнула женским жалобным голосом и полетела вслед кораблю. Ветер с суши нес удивительный запах цветов, но смотреть хотелось только в море…

Просыпаться и видеть перед собой Мирена с галетами и консервами было даже немного обидно в первые секунды. Потом Индиран вспомнил, на каком он свете, и занялся делом. Узнал у дежурных, как прошла ночь, проверил, чтобы все поели, и повел маленький отряд дальше. Дела позволяли отделаться от неприятных мыслей хотя бы на время.

Не складывался у Индирана счастливый образ Сильмарилла под стеклом Королевского музея древних искусств и тем более на башне Королевского маяка. Сложился было, а потом представилось другое: тяжелые стальные двери королевской же сокровищницы. И он сам, которого чрезвычайно вежливо спускают с лестницы с заверениями, как ценят заслуги господина профессора и как будут рады видеть его там и сям, но только не здесь, сюда разрешено входить только королю и членам Королевского совета…

Ругань в Королевском совете с представителями Кханда и новые жалобы на ограбление союзных государств. Споры между ветвями королевской семьи, и хорошо, если только Умбара… На этом месте он обрывал неудобные размышления и возвращался к насущным, о дороге и безопасности. И все же представлять шумиху и сенсацию было весьма приятно. В конце концов, все может быть не так плохо.