Друг моего отца (СИ) - Чер Алекс - Страница 12

Его руки, срывающие с меня одежду. Дрожь, что его сотрясала, когда он навалился на меня. И мне было не противно и не страшно это вспоминать. Наоборот.

Мне было приятно, когда он касался меня пальцами. Там. Этому невозможно было противиться. И невозможно об этом не думать, когда он стоял рядом.

– Ян, почему? Почему ты мне ничего не сказала, когда пришла? – похоже, он думал о том же самом. – Что ты просто принесла подарок? Что ты не девочка по вызову, которой заплатили, и которую я, между прочим, ждал. Я даже не понял, понимаешь, не понял, что нельзя.

– Прости, – опустила я голову. Как всегда, оказалась не в то время не в том месте.

– Да нет же, господи! – выдохнул он. – Это ты меня прости. Я пытаюсь тебе сказать, что я не дегенерат, не урод, не извращенец какой-нибудь. Я просто одинокий богатый пресыщенный всем взрослый мужик. Мудак, можно сказать и так. Что есть, то есть. Иногда я позволяю себе разные неправильные вещи: жёсткий секс, игрушки, продажных баб. Мы все себе иногда что-нибудь такое запретное и сладенькое позволяем. Посмотри на меня.

Я послушно подняла лицо.

– Ян, я не хотел быть груб. Но почему ты промолчала?

– Я обязана отвечать?

Почему-то кольнуло. Он ждал не меня. Хотел не меня. Зачем же я здесь?

– Нет, – обессиленно выдохнул он. – Конечно, ты не обязана. Будешь настоящий пиратский ром? Это тоже часть развлекательной программы.

– Я не пью. Но если ты будешь, – послушно пошла я туда, куда он показал.

– В ящике.

Дощатая крышка поддалась легко. Но ящик оказался на удивление глубоким и тёмным. Я встала на колени, наклонилась внутрь. Но там, на дне, не было никакого рома. Там лежала… роза.

– Она – живая? – обомлела я и достала ярко-алый цветок, совершенно сбитая с толку даже не тем, как она там оказалась. Но это было так… неожиданно. И романтично. Он… всё же ухаживал? За мной?

Я тронула лепестки. Понюхала, прикрыв от счастья глаза.

– Это тебе, – скромно улыбнулся Арман.

– Мне можно её взять? С собой? – И хотела пошутить: или это тоже часть программы? Но не успела.

– О, господи! – неожиданно психанул он. – Ты с какой-то другой планеты что ли? Или строишь из себя полную дуру? Да что с тобой не так? Хочешь сказать, что такие бабы ещё бывают? У которых в глазах слёзы от вида розы? – Он резко выдохнул. И так же стремительно подошёл. – Ты серьёзно, Ян? Можно ли тебе её взять? – он выхватил розу у меня из руки, переломил и отшвырнул.

– Зачем ты так? – встала я, ничего не понимая. И что только что было счастьем, словно полоснуло по живому.

– Зачем? – его прямо трясло от гнева. – Затем, что это просто срезанный цветок. Просто цветок. Он через день всё равно погибнет, завянет. Это всё хуйня, понимаешь. Деньги, подарки, цветы. Хочешь я куплю тебе ведро, пять, двадцать вёдер? Все цветы в этом городе? Хочешь?

– Нет. Не хочу, – покачала я головой. – А что не хуйня?

– То, что я хочу купить тебе все эти сраные цветы. Или не цветы. Сделать что угодно, чтобы ты не смотрела на меня так. Больше не смотрела.

– Как?!

– Как испуганный зверёк. Блядь! Я даже объяснить тебе этого не могу, – схватился он за волосы. – Ты же снова расплачешься, испугаешься.

– Чего?

– Иди сюда, – подтянул он меня к себе. И положил мою руку на свой пах. – Вот этого. – Он сжал мою руку на члене. Я затаила дыханье. Он был такой большой, такой… твёрдый. Но я его совсем не боялась, если он об этом. – Это называется стояк. У меня на тебя теперь непрекращающийся стояк, понимаешь? А ты вздыхаешь над какими-то картинами, плачешь от вида розы. Ну вот, опять, – он пристально посмотрел в мои испуганные глаза, убрал руку и отвернулся.

– Арман, – смотрела я на его спину.

– Забудь, – поднял он руку. – В любом случае это не станет твоей проблемой. Это моя. Тебе ничего не грозит.

И, может быть, в прошлый раз я и промолчала. Но не хочу, чтобы и сейчас он что-то неправильно понял.

– Я не притворяюсь, Арман. Не притворяюсь. Да, наверно, я странная. Доверчивая. Наивная. Не разбираюсь в людях. Не знаю, что такое стояк. Не понимаю, когда мне говорят правду, а когда дурят. Я многих вещей не понимаю.

Он медленно развернулся, хрустя песком.

– Например?

– Например, почему дружбу измеряют деньгами. Как можно сегодня любить, а завтра не любить. И я, если вдруг тебе это интересно, я не умею бороться, сопротивляться, настаивать на своём. Я из тех, что дают – бери, а бьют – беги. Ни к чему не приспособленная, несовременная, если хочешь, забитая. Если ты скажешь: принеси – я принесу. Скажешь: хочу – я отдам. Скажешь: уходи – уйду.

– Яна, – поднял он руки, словно сдаваясь. – Я не о том. У меня и в мыслях не было тебя…

– А я о том, – перебила я. – Я не боюсь ни тебя, ни твоего стояка. Даже после того, что случилось. Хочешь – возьми. Я не буду сожалеть.

– Почему? – удивился он.

– Потому что мне – не о чем. Но, знаешь, ты не прав. За свою жизнь я хорошо выучила только одну истину. Деньги – не хуйня. А бедность ломает людей похлеще богатства. Нужда никого не делает сильнее и ничему не учит. Наоборот, если ты бедный, значит слабый, беззащитный, бесправный. Деньги они словно доспехи, кожура, скорлупа. Плотный кокон из дорогой одежды, сытной еды и удовольствий. Это настоящая броня, когда есть на что купить адвоката, лекарства, лечение. А бедный – как жалкое тельце моллюска без раковины. Всё, что у меня было – это я, карандаш и блокнот, а потом подержанный айфон. А у бабушки – телевизор. Книги для меня были в библиотеке, потому что они тоже стоят денег. Интернет – в институте, компьютер нам купить было не на что. Да, я замкнутая, потому что нужда молчалива. И пусть я не умею улыбаться и веду себя как-то не так, но это не значит, что я ничего не чувствую. И что мне всё равно с кем. Только дело ведь не во мне – в тебе.

Я подняла брошенную розу.

– Во мне?

– Да. Мне не нужны все цветы, Арман. Мне не нужны другие… цветы, – отряхнула я с лепестков песок. – Я возьму этот. Единственный. Пусть сломанный, плохой или грязный. Но тот, что достался мне.

– О, боги! – он зарычал как раненый зверь. – Я понял. Да, я понял. Нет, я не выбросил тебя как этот сломанный цветок. Яна, нет. Я виноват. Очень виноват. Но я позвал тебя сюда не для того, чтобы вымаливать прощение. Я просто хотел тебя снова видеть. Тебя. Снова. Только не спрашивай: почему.

А ты думаешь, я здесь почему? Почему так проняла меня эта роза? Только ничего ты не понял. Это не я, ты – этот сломанный цветок. Но я не могу тебе этого сказать: насколько ты для меня на самом деле дорог.

– Тогда ты лучше, чем я, – сделала я шаг к нему. – Знаешь, зачем я пришла сюда? – Уверенно посмотрела в его жёсткое лицо. – Хотела тебя по… – и вдруг запнулась, увидев его губы. Его упрямо сжатые, тысячу раз нарисованные, такие знакомые, такие любимые губы. – По…

– Поцеловать?!

Сердце ухнуло куда-то к чертям собачьим. Даже в такой малости. Глупости. Мелочи. И то я вынужден ей отказать.

– Ян, прости. Но я… я никого не целую, – закрыл я глаза. Провёл рукой по лицу. Выдохнул. Да что же за проклятье такое. Ну почему, я не хочу, а всё время делаю ей больно. – Это не из-за тебя. С того дня как погибла моя жена, я никого не целую.

– У тебя была жена? – удивилась она так, как будто всё обо мне знала, кроме этого.

– Очень давно. Восемнадцать лет назад.

– Ты её любил?

– Очень.

– А что с ней случилось? – не унималась она.

– Её убили. Застрелили. Из-за меня. Видишь, я всем приношу одни несчастья, не только тебе, – горько усмехнулся я.

Но она глянула как-то странно.

– А ты за неё отомстил?

– Да, – скупо кивнул я. Нет, нет, сейчас я не готов это вспоминать.

– Я тоже однажды отомщу за отца.

– За отца? – удивился я.

Но теперь она покачала головой, давая понять, что не будет об этом говорить.

Как два истукана мы стояли напротив друг друга. Шумело море. Кричали чайки. Нашу одежду увлажняли солёные брызги. Под ногами хрустел песок. Но что-то не ладилось. А точнее сказать, в этой идеальной для свидания картинке мы с каждым словом только становились друг от друга дальше. Хотя она так на меня смотрела, когда хотела поцеловать, что на одну сумасшедшую секунду я вдруг подумал, что всё это не просто так. Я не просто хочу с ней замутить. Это что-то большее, намного большее.