Друг моего отца (СИ) - Чер Алекс - Страница 16

И когда за ней закрылась дверь с тоской оглянулся на часы в идеально чистой квартире. Пиздец, и выспался, и отдохнул.

А потом довольно потянулся и схватив телефон, поднялся на крышу.

Зато сегодня я понял, что не так. А значит, завтра…

– Валентиныч, – поёжившись на холодном ветру, набрал я номер безопасника, рассматривая равнодушные звёзды. – Мне нужна полная инсектицидная обработка. Да, да, на предмет подслушивающих устройств.

Ну когда же, наконец, это завтра!

Как же я волновалась на собеседовании. Переживала, что меня не возьмут до тошноты. Руки тряслись. На листах договора, который мне дали ознакомиться, даже остались мокрые следы от ладоней. И я всё время оглядывалась, на каждый шорох в большом помещении, где, то ли монтировали что-то новое, то ли наоборот, разбирали старое. То есть всё время оглядывалась. Боялась, что придёт Чекаев. Или, наоборот, ждала, что он придёт.

Но он не пришёл. А меня взяли.

Теперь Евгения Ильинична, строгая сухонькая бабулька, что курировала все исторические художественные залы и запасники, которых в «Галерее» было как в хорошем музее, всюду водила меня за собой и охотно рассказывала обо всём, что только попадалось на глаза.

Она, конечно, знала каждое полотно, картину, рисунок, набросок или черновик наизусть. Год, обстоятельства, при которых он был написан, технику, биографию автора, его отношения с современниками, весь путь, едва ли не по датам, что преодолел каждый шедевр. И я могла бы слушать это бесконечно, но мне поставили задачу всё это систематизировать. А значит, из всей информации, что выдавала мне Евгения Ильинична, выделять ключевые моменты, пусть это даже был цвет, например, пурпурный, а на картине всего одна деталь нужного оттенка. Или год. Или направление. Например, прерафаэлиты. И делать пометку в файле с описанием каждого экспоната так, чтобы при необходимости, набрав «пурпурный» даже неспециалист мог видеть, что у нас есть по заданной теме.

Самое главное, что это была настоящая работа. Для неё требовались мои знания и подготовка, а не только рассказы искусствоведа и прочая информация. А ещё мне не просто это нравилось, это было – моё.

Вторую неделю я работала в «Галерее». И вторую неделю пыталась сказать Чекаеву «спасибо». Даже не спасибо. Я бы обняла его крепко-крепко и расплакалась у него на груди. Ведь я до слёз была тронута и его заботой, и вниманием, и тем как точно он угадал, что именно мне бы понравилось и чем я хотела бы заниматься. И даже аванс выдал. Вот только он мне на глаза словно специально не попадался. А я так надеялась, что он хотя бы позвонит.

Да что там надеялась. Как я ждала! Этого звонка. Встречи. Возможности увидеть его, снова. Хоть одним глазком, издалека. Услышать его голос. Прикоснуться, хоть к краешку рукава.

Я всегда его любила. А теперь любила ещё больше. Теперь я сходила по нему с ума. Скучала. Тосковала. Думала о нём ночи напролёт. С утра эти глупые мысли от себя гнала и старалась даже не смотреть в сторону его кабинета. А ночью всё повторялось опять.

После всех его откровений, после того, что он для меня сделал, у меня было странное ощущение, что я маленький глупый зверёк на поляне, где из-за деревьев сверкают глаза и клыки хищников, а он – огромная сильная птица, что закрыла меня крыльями, словно щитом. Что он мог бы разорвать меня когтями, или не заметить, пролететь мимо и не оглянуться, и он мог бы меня погубить и не дрогнуть, но он почему-то решил меня спасти.

Пока Евгению Ильиничну отвлекли, я даже открыла блокнот, в котором делала заметки по работе, на чистой странице, и начала рисовать тёмную поляну, оскаленные пасти, горящие глаза, огромные крылья, когтистые лапы, а под ними зверька, прижавшего от страха уши, когда совсем рядом вдруг прозвучал его голос:

– Ты ещё и рисуешь?

Я вздрогнула и выронила карандаш.

Он кинулся его поднять. Я кинулась следом.

Он коснулась моей руки. Я ткнулась лицом в его шею.

Всё произошло так быстро. Но в тот момент, когда я задержала дыхание, резко вдохнув его запах, он вдруг подхватил меня за спину и не отпустил. Прижал к себе и замер.

– Знаешь, что ты на него похожа?

– На кого? – я дёрнулась, но он ведь не убрал руку, так и стоял на одном колене, прижав меня к себе.

– На зверька, что ты нарисовала. У тебя так испуганно бьётся сердечко.

– Знаю, – упёрлась я лбом в его плечо. – Я так тебя ждала.

– Зачем? – отстранился он и посмотрел на меня. Серьёзно. И очень внимательно.

– Сказать «спасибо».

– И всё? – приподняв он одну бровь.

– Нет, – уверенно покачала я головой. И обняла его за шею. – Я так долго тебя ждала.

Он встал вместе со мной, так и висящей у него на шее. И обнял меня двумя руками.

– Ничего, если я тебя сейчас украду?

– Я же работаю, – опасливо оглянулась я. – И нас могут увидеть.

– Ну с твоей работой я вопрос как-нибудь решу, – усмехнулся он, но меня так и не отпустил. – Но напомни мне, почему мы должны скрываться?

– Это непрофессионально? – предложила я.

Он презрительно сморщился.

– У тебя есть девушка?

– Кто запретит мне иметь ещё одну? – приподнял он бровь, но теперь нахмурилась я. – Я пошутил. Давай дальше.

– Я на тебя работаю. А босс и подчинённая…

– Э-э-э… – он наклонился к самому уху. – Напомню, если ты забыла, но я с тобой уже спал.

– Скажут, что ты нанял меня, потому что спишь со мной.

– А кто-то в этом сомневается? И вообще, бывают другие причины? Конечно, именно поэтому я тебя и нанял. И вообще нанимаю сотрудников, – он развернулся и подтолкнул меня к выходу впереди себя.

– Как? – развернулась я, в ужасе округлив глаза. – Ты и с Евгенией Ильиничной… тоже?

– Ах ты, жопа язвительная, – замахнулся он, чтобы шлёпнуть меня по заднице, но я увернулась. И выскочила из мастерской в коридор.

И он, хитрец, вышел не спеша, лениво вытащил телефон, усыпив мою бдительность, а потом поймал меня так резко, что я и пикнуть не успела.

– Подожди, я возьму пальто и вызову машину, – зажал он меня одной рукой, спиной к себе, и даже приподнял для верности, пока шёл и давал указания.

И он даже не запыхался, когда занёс меня в кабинет. А вот я да. Вспотела и часто дышала. Водолазка ещё задралась. И я хотела её одёрнуть, едва мои ноги коснулись пола.

Но он глянул на меня так, что сердце остановилось, а не только руки замерли на полпути. Словно коснулся потемневшим голодным взглядом обнажившейся кожи, скользнул вверх, задержавшись на груди. Сглотнул. Закрыл дверь. И резко подтянул меня к себе.

– Ты не представляешь себе, как я тебя хочу.

Его руки легли на спину, и медленно заскользили по ней под тканью. Он закрыл глаза, склонился к моему плечу, потёрся о лицо щекой, глубоко медленно вдохнул. А на выдохе мучительно застонал.

Но вместо ответа, я молча сняла через голову водолазку и сама прильнула к нему.

Кололась щетина, когда его губы прокладывали дорожку поцелуев от шеи, через плечо к груди, что обнажилась вместе со спущенным бюстгальтером. Обхватили сосок. Я вздрогнула, испуганно закрыла глаза. И откинула назад голову, когда его пальцы начали ласкать второй.

Соски набухли, напряглись, словно разгорелись от этих ласк. Но я не хотела, чтобы он останавливался.

Я хотела большего. Намного большего.

Ведь я знала, что будет дальше. Наверно, я даже была готова.

И пока он стягивал свитер, расстёгивал ремень и ширинку, скинула туфли и сняла брюки. И когда всё полетело со стола, освобождая место для моей спины, даже не дрогнула.

Я только совсем не ожидала, что, когда мои трусики тоже отправятся куда-то в свободный полёт, между моих ног окажется его лицо.

«О, чёрт! Чёрт! Чёрт! – закрыл я глаза рукой, отдаваясь его языку. – Как же стыдно! Как же страшно. Чёрт, как же приятно». Но Армана ничего не смущало.

Ни моя неопытность. Ни стыд. Ни откровенное бесстыдство, с которым с принимала его настойчивые ласки. Его требовательные пальцы, его жадные губы, его дерзкий язык, доводящие меня своей игрой до исступления.