Измена в имени твоем - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая

Жизнь в детском доме давала о себе знать. Воспитанный в духе неистового индивидуализма, всегда готовый постоять за себя, настоять на своей правоте, Пауль Цехлин никогда не думал о разведке, считая, что с его характером и выдержкой можно работать где угодно, но только не в разведке. Однако психологи Циннера рекомендовали ему именно этот тип агента, тонко уловив в нем садистские наклонности.

И отныне его подготовка осуществлялась по особой программе. Получив агентурную кличку Монах, он начал постигать азы разведывательного дела, занимаясь по индивидуальной программе. Больше всего он не любил собеседований с мрачным преподавателем-психологом, интересовавшимся его юношескими снами, начиная с первого момента осознания себя взрослым мужчиной до первой встречи с женщиной.

Но самое неприятное было впереди. Однажды, получив положенный отпуск, он познакомился в городе с очаровательной молодой блондинкой по имени Ева. Блондинка работала в аптеке. Они договорились о встрече на следующей неделе. Встретились и провели время в кино. А во время третьей встречи она сама предложила подняться к ней на квартиру. Ева пояснила, что получила эту квартиру совсем недавно и теперь живет одна.

Это была специальная программа хонеккеровской социалистической Германии. Особая программа по улучшению рождаемости в стране, в которой естественный рост населения был одним из самых низких в Европе. Молодым людям предоставляли бесплатные квартиры, семьям, имеющим двух или трех детей, дарили целые дома. Всячески поощрялись любые формы неформального общения молодежи. Руководство партии считало это такой же важной задачей, как и борьбу за мир.

Пауль оказался в квартире своей знакомой поздним вечером. До этого они неплохо провели время в дискотеке, где он позволил себе немного расслабиться и выпить больше обычной нормы. В доме у Евы все было, как обычно. Тихая музыка, медленный танец, глубокие поцелуи, крепкие объятия. Все шло к логическому финалу. Они были уже почти раздеты, когда она сказала:

– Нет, я не хочу.

– Ты не можешь? – его всегда раздражали эти дни у женщин.

– Могу, – очень равнодушно сказала она, – но не хочу.

– Почему?

– Просто так. Не хочу я с тобой – и все.

– Тебе нравится надо мной издеваться?

– Ага, – также лениво сказала она, – я просто шутила. Хотела посмотреть, как ты себя поведешь. А ты мне вообще не нравишься.

Привыкший к женскому обожанию, парень дрожал от гнева и раздражения.

– Сука, – убежденно сказал он, отталкивая от себя Еву.

И все на этом могло закончиться, если бы она, вдруг подняв руку, не ударила бы его по лицу.

От удара он вспыхнул. Таких злых и больных ударов он давно не получал. И никому не прощал, когда били его по лицу. Он схватил молодую женщину и едва ее не задушил. Затем потащил к кровати. Она была сильной, ширококостной. Но ее сопротивления хватило ненадолго. Он нанес ей несколько сильных ударов в лицо и в грудь и уже затем изнасиловал, обмякшую и покорную. И лишь после того, как все было совершено, он испугался. Теперь за это нужно будет отвечать, и отвечать довольно серьезно.

Из дома Евы он сбежал, как последний вор, оставив стонущую хозяйку в квартире. На следующий день его вызвал к себе сам Циннер. В его кабинете сидел знакомый психолог. Пауль почувствовал, что это последний день его пребывания в разведке. Но, не подав вида, старался держаться уверенно.

Психолог, вопреки обыкновению, улыбался. Увидев его улыбающимся, Пауль смутился еще больше. Он уже не сомневался, что им все известно. С этого, собственно, и начался разговор. Циннер строго спросил, где он провел вчерашний вечер. Понимая, что лучше не отпираться, Пауль честно рассказал обо всем, не утаив и случившегося в квартире Евы. Правда, в его интерпретации это был лишь словесный поединок, окончившийся пощечиной женщины и его ответным ударом. Психолог удовлетворенно кивнул и, уже не обращая внимания на стоящего перед ним Пауля, сказал, обращаясь к Циннеру.

– Все, как я и говорил. Низкий порог чувствительности к чужой боли, внешняя аффектация, склонность к садизму, явное преобладание холерических черт.

Пауль не понял ни слова, но осознал, что психолог уже и раньше говорил о нем нечто плохое.

Циннер согласно кивнул, строго посмотрев на стоявшего перед ним молодого сотрудника.

– Сядь, – предложил он, – сейчас мы посмотрим одну кассету.

И включил телевизор, подключенный к видеомагнитофону.

Пауль Цехлин увидел вчерашнее происшествие во всех подробностях. От момента прихода к Еве до ухода, словно спрятанный оператор заранее знал, что и как будет происходить. От возмущения Пауль не сказал ни слова. Лишь через некоторое время после фильма он начал осознавать, что произошло нечто непонятное. Никто не мог заранее знать, что он пойдет именно к Еве. И что может произойти у нее на квартире. Все его действия были спонтанными и непродуманными. Бросив взгляд на улыбавшегося психолога, он понял все. Тот, кажется, уже подтвердил, что все получилось так, как он говорил. Пауль Цехлин осознал, что стал участником какого-то непонятного гнусного эксперимента.

– Вы все знали с самого начала? – спросил он, не решаясь поверить в эту чудовищную правду.

– Конечно, – спокойно кивнул Циннер, – мы все планировали с самого начала.

– Ваши поступки вполне адекватны тем реакциям, которых мы от вас ждали, – строго продолжил психолог, – мы рассчитывали, что примерно так все и произойдет. Как видите, наши расчеты оказались верными.

– Но почему?.. Почему тогда вы мне не помешали? – воскликнул изумленный Пауль.

– Очень просто, – пояснил психолог, – мы хотели проследить до конца за вашей реакцией. А насчет женщины можете не беспокоиться. Она была завербована «Штази» еще пять лет назад. Вы были в таком состоянии, что не могли нанести ей сколько-нибудь существенной травмы.

– Значит, вы все подстроили, – разозлился Пауль.

– Мы хотели показать тебе, во что ты можешь превратиться, если не будешь полностью контролировать свои эмоции, – пояснил психолог, – теперь ты все отлично знаешь. Нам была важна твоя реакция. И очень важно подтверждение того факта, что мы на верном пути.

– Меня теперь отчислят? – спросил Пауль.

– Нет, конечно. Это была своего рода проверка. И вы вели себя почти адекватно той схеме, которую мы для себя выработали. Вас не уволят за этот случай. Но мне хотелось бы послушать разбор ваших ошибок. После просмотра кассеты вы все увидели заново. Так мы ждем вашего разбора. Какие ошибки вы допустили?

– Прямо сейчас нужно говорить? – спросил он, снова опускаясь на стул. – Я не должен был идти туда.

– Не то. Вы не могли предполагать, чем это кончится.

– Я не имел права ее насиловать.

– Я с вами не согласен, – возразил психолог, – вы получили удовольствие. Женщина тоже. Нет, дело не в этом. Укажите мне свою главную ошибку.

– Я сильно выпил.

– Нет.

– Я ударил женщину.

– Какая глупость. Нет.

– Я дал возможность записать меня на пленку.

– Можно подумать, что вы могли помешать. Нет.

– Я не должен был вам обо всем рассказывать.

– Это уже лучше. Но это не решение всей проблемы. Вы ведь будете обвинены в изнасиловании и можете получить довольно длительный тюремный срок.

– Я понимаю, – кивнул Пауль, опустив голову, – просто на этот раз я несколько перепил и погорячился.

– Вы не ответили на мой вопрос, Цехлин: в чем вы видите свои ошибки как профессионал? Какую главную ошибку вы допустили?

Пауль облизал пересохшие губы. Психолог напряженно ждал. Циннер внимательно следил за своим подопечным.

– Я... я... – он посмотрел на лица сидевших перед ним людей и вдруг выпалил страшное, ужаснувшее даже его, решение: – Я должен был ее после этого убить.

Психолог быстро посмотрел на Циннера. Тот, вздохнув, кивнул.

– Вы ошиблись, Цехлин, – спокойно сказал психолог, – вы просто обязаны были проверить место, куда пойдете. Разведчик обязан заранее интересоваться людьми, с которыми он намерен общаться. Вот и весь ответ. Но ваше нетрадиционное мышление довольно интересно. У меня больше нет к вам вопросов.

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая