1972. ГКЧП - Щепетнов Евгений - Страница 6

– Я с тобой согласен, Майкл… – серьезно кивнул Никсон, а я про себя подумал, что выступил тут капитаном Очевидность. Что, Никсон сам не знал ситуацию на Ближнем востоке? И тут же сообразил – это был посыл руководству СССР. Посредством разговора со мной Никсон дал понять руководству СССР, что готов выступить за прекращение ближневосточного конфликта – если СССР тоже внесет свою лепту в общее дело. Зачем ему нужно влезать в израильские дела? Да кто ж его знает… может кто-то попросил! Израиль, например. Или могущественная еврейская диаспора США. Гадать можно много, но удочка уже заброшена. Как наши на это отреагируют – я не знаю. Да и неинтересно.

Разговор властителей ушел куда-то в сторону от израильских дел – обсуждали экспорт и импорт пшеницы, а я досадливо про себя поморщился – сбили с мысли. Так что там насчет детей Уизли и Полумны? А Ольге я отомщу сегодня ночью. Как? А придумаю – как! Кама-сутру я помню досконально – еще в 90-е прочитал. Вот и пускай трудится, осваивает так сказать позы!

– Охх… – Ольга сбросила с себя простыню и села, опираясь на обе руки – Слушай… ты маньяк! И где ты этой… хмм… премудрости набрался?! Безумие какое-то…

Она посмотрела на меня сквозь длинные ресницы, и вдруг улыбнулась:

– А забавно было! Заводит, да. Как-нибудь повторим?

– Как-нибудь! – хмыкнул я, тоже садясь на край кровати – А я-то думал, ты взвоешь! Это тебе была месть за вчерашний каблучок!

– Я тебя еще сильнее буду пинать, если после каждого раза будет следовать такая ночь мести! – Ольга захохотала, и ее груди подрыгивали в такт движениям. Потом она откинулась на спину и плюхнулась на кровать, ухватившись за меня руками и глядя снизу вверх глазами, в которых иногда проскальзывала эдакая косоглазость. Бывает у женщин – когда близко смотрят. А еще – у женщин-ведьм. У них время от времени проявляется раскосость.

– Ты женишься на мне? – вдруг серьезным, эдаким грудным голосом спросила Ольга.

– Не знаю… – после паузы ответил я – Правда, не знаю.

– А чем я тебе плоха? – так же серьезно спросила подруга – Я красива. Мое тело – как у спортсменки. Я в постели делаю все, что ты просишь, и что не просишь – тоже. И мне это нравится. Я тебя люблю, и буду любить всегда, и никогда не предам. И я хочу от тебя родить девочку.

– Почему девочку? – не думая спросил я, разглядывая темную прядку волос, прилипшую ко лбу Ольги.

– Так… хочу! – без паузы ответила Ольга – Сын уже есть, пусть будет еще девочка. Но я и сына тебе рожу, не беспокойся! Сколько хочешь детей, столько и рожу! Хоть целый батальон! Я крепкая, сильная… я смогу! Женись на мне, а? Миш… я без тебя не смогу жить! Моя жизнь только с тобой, и никак иначе! Ты не подумай – мне не деньги твои нужны, мне нужен ты! Можешь их хоть на благотворительность отдать! Мне безразлично! А вот ты не безразличен. Женишься?

– Я же сказал – не знаю! – с ноткой раздражения ответил я, вставая с постели и направляясь в душ. От меня пахло мускусом и потом, как от жеребца после случки. Отмываться – и в путь. Сегодня тяжелый день – последний день пребывания Никсона в СССР. Сегодня мы должны будем проехаться вместе с ним на Красную площадь, на рынок (он сам попросил), погулять по городу, в театр зайти, в музеи… Список большой, так что заранее предвкушаю, как будут гудеть ноги в конце дня, когда Никсон все-таки улетит.

Хмм… все-таки я засиделся на месте. Довольно-таки давно не тренируюсь, так что… Перед боями с Мохаммедом Али я себя так терзал тренировками, что у меня последний жир вытопился, сухой был, как палка. А теперь точно пару кило набрал…

Не люблю я, когда на меня давят. Даже если это такой близкий мне человек. Моя женщина. Нельзя так резко подсекать мужика… он может и сорваться с крючка! Выпасть в реку и уплыть!

Впрочем – я сам виноват. Приучил ее к простым и откровенным отношениям. Говори что думаешь – и будь что будет. Отношениям между мной и ей. Это с чужими можно и нужно хитрить, умалчивать, говорить двусмысленно и осторожно. А наедине – кого стесняться? Это как в сексе – хочешь чего-то от партнера, так скажи ему откровенно чего хочешь! Иначе ведь ничего не получишь и будешь потом злиться и на партнера, и на себя! Ах, видите ли он сам должен догадаться, что тебе ТАК приятно? А вот недогадливый он! Мысли читать не умеет! И боится сделать тебе больно, шокировать тебя! Может тебе ЭТО неприятно!

Ну, вот и нарвался. Высказалась моя подруга вполне серьезно и откровенно. И я вообще-то ждал этого разговора, и не потому, что вчерашняя феминистка-журналистка послужила так сказать катализатором процесса. Нет. Оно все к тому шло. Если ты живешь с женщиной как с настоящей женой, относишься к ней, как к жене – так какого черта удивляешься, что она требует штампа в свой и в твой паспорт? Все отговорки вроде: «Нам ведь и так хорошо!» – выеденного яйца не стоят.

Может и правда жениться? Нет, ну а что делать? Жена в другом мире? Так вполне вероятно, что мы там и не женаты. Запросто ведь. Я так изменил мир, что многие из тех, кто должен родиться – теперь не родятся. И наоборот – появятся другие люди, которых не было в моей истории. Все, все меняется! Покруче, чем после того, как некто в далеком прошлом раздавил бабочку.

Ну вот представить – я изменил будущее, и в результате некий парень вместо того, чтобы пойти учиться на инженера – пошел в морское училище. Отучился, и однажды заглянув в магазин – столкнулся с девушкой. Девушка эта всю жизнь (насколько я знаю) питала страсть к мужчинам в красивых морских мундирах. Нет, никакого разврата – просто таращилась на морских офицеров и мечтала о великой любви одного из них. К ней любви, конечно. А попался ей здоровенный, битый жизнью и пропахший порохом спецназовец…

Ну, так вот: встретила моя тогда еще не жена этого молодого лейтенанта, столкнулась с ним… и… ах! Покатились по полу мандарины, и загорелась великая любовь. Познакомились парень и девушка, и поженились. А спецназовец остался с носом. Простуженным, сопливым от лежания на сырой земле носом. А все потому, что он же, этот чертов спецназовец, в прошлом изменил течение истории, и в результате парень оказался не на заводе, а на эсминце. Или крейсере. Или… да какая разница где – главное что женат теперь с моей будущей женой.

Муторно от этой мысли… ведь тогда и дочка моя не родится. А может и родится – только не от меня. Не будет маленького домика на краю города, где мы так уютно отгородились от всего мира. Даже котов наших – и тех не будет. Или будут – но не наши. Не мои, это точно.

Почему тогда я помню свою жизнь – жену, дочку и то, что теперь не сбудется? Парадокс ведь! А нет никакого парадокса. Провидение не допускает парадоксов. Для него нет ничего невозможного. Оставило мне память – иначе как работать? Я самоподдерживающаяся, закапсулировавшаяся система, на которую трудно воздействовать извне. Только само Провидение может меня уничтожить – потому что знает, как это сделать. А я… я даже не смогу покончить самоубийством – при одной мысли об этом у меня леденеют руки и включается сирена: «Нельзя! Аларм!».

Да, были у меня такие дурацкие мысли – покончить со всем, если уж совсем все надоест. И я едва не задохнулся от тошноты и головной боли – как тогда, когда слишком близко подошел к порталу и была опасность свалиться в него и отправиться в свой мир.

Итак – я вне времени, вне истории. Эдакий Вечный Жид, который шастает по миру неприкаянный, и нет ему, не будет ему покоя.

Ладно. Допустим, жена моя законная – та, что осталась в будущем – уже не жена. А Зина? Зина как? Вот с ней у меня были мысли о женитьбе… Я ведь искренне был в нее влюблен. Или благодарен? Как отличить любовь от благодарности? Она вытащила меня из больницы, дала мне приют, дала свою любовь. И возможно, что я свое чувство благодарности принял за любовь? Хотел облагодетельствовать увядающую женщину? Дать ей последний шанс обрести любовь?

Сейчас, про прошествии времени, мне кажется, что все так и обстоит. Кстати – по-моему Зина это поняла. Она ведь умнейшая баба. И не просто баба – профессор, доктор наук! Психолог и психиатр. Я для нее – как открытая книга.