Как приготовить дракона (СИ) - Ярошинская Ольга - Страница 6

Тогда Шлёп и появился— заполз в приоткрытое окно, шлепнулся на пол и, уставившись на меня блестящими глазками, улыбнулся.

Улыбка у него страшноватая: круглую морду прорезает щель от края до края, и становится виден мусор, огрызки, пуговицы и прочие мелочи, которые Шлёп не успел переварить.

Каюсь, сперва я хотела его убить. Все же сложно поверить в добрые намерения внезапно появившейся лужи. Однако Шлёп упорно не убивался ни топором, ни стулом, не впитывался тряпками, а лишь хихикал как от щекотки и падал на спину, дрыгая короткими лапками. Он не выгонялся ни за дверь, ни в окно, просачиваясь даже в самые узкие щели, а потом и вовсе заговорил, уверяя в вечной преданности хозяйке, которая создала его силой своего желания.

Затем Шлёп помыл полы во всей таверне, просто прокатившись по ней туда-сюда и не забыв о лестнице, и я сразу полюбила его всей душой.

Ну а после Шлёпа в моей жизни появился Виктор, и хоть его сложно назвать крестной феей, он умеет творить настоящие чудеса вроде водопровода.

Пока Шлёп, жмурясь, облизывал ботинки, я сходила к стойке и притащила поднос, который не побрезговал снести вниз дракон. Правда, Виктор не разрешал давать грязную посуду Шлёпу и говорил, что это негигиенично.

— Горшочек! — с восторгом пискнул Шлёп и засунул в горшок из-под картошки длинный язык, облизывая стенки начисто.

— Сполосну потом, — договорилась я со своей совестью и почесала Шлёпа за ушком.

Наощупь он был теплый, влажный и довольно плотный, словно помытое летним дождем яблоко.

— Ты только нашему гостю не показывайся, — попросила я. — Понимаешь? А то кто его знает, как отреагирует. Может, он не любит таких милых Шлёпиков с чудесными глазками.

Он вытаращил на меня глаза, ставшие размером с блюдце, и них отразилось мое лицо. Увы, самое обычное. Щеки бы поменьше, а глаза побольше, и хорошо бы еще родинку над губой, или ямочку на подбородке, или хоть аристократичную горбинку на носу. А так взгляду и зацепиться не за что.

— Мокренькая, — утешительно сообщил Шлёп, почувствовав мое настроение. — Хорошая.

— Пойду спать, — сказала я. — Оставишь ботинки здесь?

Шлеп пробулькал в ответ что-то непонятное, и я пошла в свою комнату, быстро помылась и, надев сорочку, юркнула в постель.

Гарри проявил ко мне вполне очевидный мужской интерес, но я особо не обольщалась. Ясно же, что он предложил бы это любой на моем месте… Вздрогнув, я подтянула одеяло до самого носа. А вдруг он учуял, что я и есть дева, блуда не ведающая? Что тогда? В голове мелькнула постыдная мысль, но быстро исчезла. Не стану я спать с мужчиной ни ради звезды, ни даже ради трех. Хотя, надо признать, герен куда красивее всех лоханцев вместе взятых.

Интересно все же, какого цвета у него глаза…

Вздохнув, я повернулась на другой бок, а потом, вскочив, подбежала к двери и задвинула засов.

— Сердце поэта пылает так жарко, прочь, дева нежная, прочь, — надрывно вопил кто-то под окном. — Что ты целуешь меня как дикарка в томную дивную ночь…

— Франтик! — сердито выкрикнула девушка, и Гарри узнал голос Кэти. — Я тебе сейчас такую жару устрою — мало не покажется! Я же тебе заплатила, чтоб не пел!

— То было вчера, — возразил певец, и струны его инструмента жалостливо тренькнули. — А за сегодня не уплачено.

Похоже, Кэти и правда ответственно относится к делу. Голос у Франтика был писклявый и дребезжащий, и Гарри и сам бы приплатил, только чтобы больше его не слышать.

— Сколько? — сурово спросила Кэти.

— Тебе не удастся заткнуть своим серебром певчую птичку, не посадишь меня в золотую клетку…

— Золотого ты точно от меня не увидишь, — согласилась Кэти.

— Но если дашь пять монет…

— Пять? — ахнула она. — Знаешь что, хочешь выть — вой. Ему давно вставать пора.

— Может, драконы до обеда спят, — не сдавался Франтик. — А я ему очень мешаю. Четыре монеты — и я ухожу.

— Обойдешься, — фыркнула Кэти. — Его на целый месяц сослали. Я так разорюсь.

Гарри откинул одеяло и потянулся. Выспался он отлично. Свежий деревенский воздух явно идет ему на пользу: голова свежая, в теле легкость, настроение боевое. Встав с кровати, Гарри подошел к окну и, открыв его, выглянул наружу.

Сама деревня выглядела уныло: крыши, огороды, коровы на лугу — ничего особенного. Зато под окнами стояла Кэти, и с утра она казалась еще симпатичней: рыжие косы уложены аккуратным бубликом, а сверху на круглый вырез ее платья открывалась приятная перспектива. Может, попросить ее принести завтрак наверх и продемонстрировать на практике, что книжки о драконах не врут?

— Доброе утро, — сказал он.

— Доброе, — ответила Кэти, бросив на него взгляд. — Спускайтесь к завтраку.

Ее волосы под утренним солнцем горели золотом. Наощупь, верно, чистый шелк.

Вчерашние угрозы Виктора звучали вполне реально, но когда это драконы пасовали перед деревенскими мужиками?

— Герен Шпифонтейн, — торопливо произнес певец, оказавшийся тощим курчавым пареньком, и, сделав пару шагов, принял пафосную позу, которую явно отрепетировал заранее: одна нога вперед, рука в сторону, лютня, перевязанная алым бантом, прижата к груди. — Франциск Звенящий к вашим услугам. Я исполню вам песню «Когда сердце пылает». Слова Франциска Звенящего, музыка — Франци…

Кэти выписала ему оплеуху и рявкнула:

— Куда на грядку залез? Не видишь — редиска!

— Отстань! — рассердился парень. — Мы тут о творчестве говорим, о высоких материях, а ты со своей редиской!

— Я скоро спущусь, — пообещал Гарри и, закрыв окно, пошел в ванную.

Приведя себя в порядок и одевшись, он сбежал по лестнице, и к нему тут же бросился усатый мужик, который вчера встречал его с караваем.

— Герен Шпифонтейн! — усач сиял так, словно увидел родную маму после долгой разлуки. — Рад, очень рад, что вас к нам сослали. Не потому, что вас отправили в ссылку, конечно, нет, — торопливо исправился он. — Уверен, это недоразумение, ведь такой достойный человек не мог совершить преступления! Вас оболгали, оговорили…

— Да нет, все по делу, — возразил Гарри.

— Я городничий. Марен Кухт, — представился мужик и энергично потряс протянутую ему руку, обхватив ее обеими ладонями. — А это моя дочка Мэриан, — кивнул он на блондинку, стоящую рядом и меланхолично жующую булку. — Ее вы, конечно, помните. Как забыть такую красоту...

Мэриан глянула на Гарри коровьими глазами и, прикусив пухлую губу, томно вздохнула.

— Рен Кухт, — коротко кивнул он в знак приветствия, — рена. Очень приятно.

— Нам надо подписать кое-какие бумаги, — добавил городничий. — О вашем прибытии, расходах управы… Как вам условия пребывания? Все устраивает?

— Более чем, — заверил Гарри, поймав взгляд Кэти, которая вышла из кухни, и подвинулся к стойке.

— Прекрасно, прекрасно, — обрадовался городничий, не отставая от него ни на шаг. — Раньше ссыльных селили за чертой города, у самых Лоханок. Но я решил — что за дичь! Такой достойный человек — и в какую-то развалюху…

— Благодарю.

— Вы, конечно же, знаете, что наш город был назван в честь озер уникальной чистоты и красоты. Лоханки — дивное чудо природы. Моя дочь с радостью вам их покажет.

Мэриан снова томно вздохнула, так что ее грудь призывно колыхнулась.

— Благодарю, — повторил Гарри. — Надеюсь, бумаги и озера подождут. Я бы хотел позавтракать, разобрать вещи…

— Конечно-конечно, — заверил городничий. — Мэриан тоже как раз не успела позавтракать…

— Да? — басом удивилась та. — А котлетки?

— Что ж, значит, договорились, — сказал Гарри, выбрав более строгий тон. — Я загляну к вам, когда освобожусь. Кэйтлин покажет дорогу.

Городничий недовольно пригладил усы, глянув на Кэти, но после улыбнулся и, взяв под руку дочь, пошел на выход. Из-за дверей выглянул певец, бренькнул по струнам лютни, но Кэти пригрозила ему кулаком, и он исчез.

— Итак, — сказал Гарри, садясь за стойку.