Опасное замужество (СИ) - Черная Оксана - Страница 43

Телегу трясло нещадно. Я ощущала себя перезрелым яблоком, которое хотели снять палкой с дерева, но никак не выходило. На этот раз кляп мне Родерик решил не пихать в рот, только от этого легче не было. Потому что к нам присоединился один из людей Длани. Молодой мужчина с мечом наперевес сидел возле меня, накрытой тонкой рогожкой до самой шеи. Теперь ощущала себя печёным яблоком, потому что лёгкий навес из ткани на телеге мало спасал от солнца.

Я лежала, молчала и думала. Если честно, мало представляла себе, зачем меня везут на юг. Самые беспокойные земли, самые своенравные. Разве там есть что -то. важное?

Или нужное?

— Род? Долго нам трястись в этой развалюхе?

— К ночи приедем. Как там она?

Мужчина, убрав ноги под лавку, склонился и с любопытством уставился на меня. Разглядывал изучающе, но ничего очень выпуклого или выдающегося не заметил. Только мои растрёпанные волосы, грязную, испачканную кровью рубашку и... Рогожка. Приподнимать её и интересоваться, что там есть ещё он не стал. И такого набора оказалось предостаточно. Не вызвала я особого душевного порыва или желания.

— Это точно жена принца? — мужчина, взлохматив рыжие волосы, презрительно на меня уставился. — Что-то. Что-то она страшненькая.

Даже связанные ноги не помешали мне врезать этому хлыщу по лицу. Вышло слабенько, даже ничего не сломала, без крови.

— И слишком боевая, — рыжий потёр подбородок и вскинул бровь. — Обмельчали нынче принцы, раз на такое зарятся.

— Ничего ты, Фрол, не понимаешь в женщинах.

— А ты понимаешь, Род?

— Да побольше твоего!

— Только не говори, что это. — Фрол, вытаращив глаза, тыкнул в меня пальцем, — что это она! Та самая! Про которую .

— Она самая!

— Духи, — рыжий присвистнул и почесал затылок. — Никогда бы не подумал.

— А что ты думал? Что перед тобой будет лежать фигуристая дама в соблазнительном платье? Лиса не этим брала. И я уверен, что после всего, она попадёт в хорошие руки. Именно из-за своего умения.

В хорошие руки? В какие-какие? Что?!

— Куда ты меня надумал сбагрить? — не выдержала и подала голос.

— После допроса будет видно. Ты теперь моя добыча, Лиса. Так что будь поласковей и понежней, тогда твоя дальнейшая жизнь будет более. сладкой.

— Да гляди сахарную болезнь заработаю от такой. заботы.

— Не острила бы ты, Лиса, — Родерик повысил голос.

Телега вновь качнулась. Я больно ударилась затылком, поморщилась и, стараясь не смотреть на рыжего Фрола, уставилась на сетчатый потолок из ткани. Солнце казалось ярким размытым пятном, поэтому я, обливаясь потом, склонила голову и отвернулась от своего надзирателя.

С чего это я твоя добыча?

— Я тебя Длани вернул. Так что... ты моя, Алисия, полностью. Захочу, оставлю себе, не захочу... Знаешь, чем славится наш юг? Большими и шумными невольничьими рынками. Так что смотри, думай, решай, где ты окажешься: обычной служкой, будешь греть кому -нибудь постель или сгниёшь в шахте или копях.

— Чтоб тебя!

Грязно выругавшись, я замолчала. Даже глаза закрыла, думать не хотела про всё это. Выберусь как-нибудь, не первый раз. Единственное, что меня сейчас беспокоило, это.

— Я решил, что буду с тобой, Лиса, до самого конца! Хочу услышать, что ты будешь говорить на допросе.

Я от жары таким потом не обливалась, как. как от этой новости. Я не боялась боли или чего-то подобного, боялась, что ненароком выдам что-нибудь, выдам Тео. Закрыв глаза плотнее, представила, что плыву в лодке на море. Шумные волны укачивают меня, и я не слышу ничего, что творится вокруг. Теперь я наедине со своими мыслями.

...Ноги скользят, скользят по паркету.

...Залитая солнцем комната, большая, светлая, с высокими потолками. На мне красивое свадебное платье. Его подшивают, а я бурчу, что можно было бы и поаккуратнее. Но сейчас я будто вернулась в прошлое, и ворчать не хочется. Я только жду того момента, когда откроются двери и зайдёт Тео. Он будет в пыльном мундире, с дороги, очень уставшим, но при виде меня его глаза будут лучиться светом и добром, странным восхищением. И я знаю, что нет ничего красивей его глаз в этом мире, ничего. Тео мне улыбнётся, возьмёт за руку и поведёт в танце по большому красивому залу. Поведёт так, будто я истинная аристократка, будто я женщина его мечты. И мы будем танцевать! Танцевать, танцевать, танцевать.

Телега перестала трястись. Я, едва улыбаясь, спокойно отнеслась к тому, что меня решили куда-то вытащить, что распутали ноги и повели. А я не смотрела, я всё ещё была там. И плевать мне было на ту повязку на глазах, что поцепили сверху.

...Оливер говорил, что я должна гладить паркет. Ногами гладить, танцевать, как пушинка. И я глажу его, полирую до блеска, почти не ощущая усталости. Тео смотрит мне в глаза и что-то говорит. Что-то. неважное, сейчас неважное. Я вспоминаю только его глаза, и мне кажется, что он и сейчас рядом со мной, всё так же ласково и нежно держит за ладонь, немного усмехается, а позже привычно вымолвит: «жёнушка»...

Пахнуло сыростью. Удивительно, откуда в этой неимоверной жаре сырость? Всё просто: мы зашли в какую -то пещеру. Шли долго, нудно, меня постоянно держали рядом.

Потом были голоса, много голосов, но я ничего не запоминала, я настраивалась. Это такой сложный процесс, чтобы быть совсем отвлечённой. От боли, от страха, от всего, что может быть. Я всеми силами хотела вернуться в прошлое, вернуться насовсем, потому что резко поняла: я. я совсем не ценила тех дней. Я злилась, ворчала, но я не сделала ничего, чтобы каждый из них стал особенным.

Я больше не буду ругаться на Тео, не буду кидаться в него подушкой. Я буду ждать его! И наслаждаться каждым мигом.

Когда сбегу. А чтобы сбежать, нужно выжить. Была маленькая надежда, что меня всё -таки не убьют: глаза ведь завязали, не хотят, чтобы я видела. И им невдомёк, что даже витая в сладких облаках прошлого, я всё равно считаю шаги, все равно знаю, куда мы идём и как долго — в этом вся я, Алисия.

Повязку сняли совсем неожиданно. А вот что не было для меня неожиданностью, так то, что меня встретят Мастера. Здесь будет Брезгливая Берта, Шелудивый Орп, Хромоногий Сил и Блестяшка. По их именам не скажешь, что эти четверо: женщина и трое мужчин, самые опасные люди во всём королевстве. И каждый из них заслужил своё имя и место кровью, в прямом смысле шагая по головам и трупам. Когда -то давно я работала на Блестяшку, худой, невысокий старик, сходивший с ума по разным драгоценностям, золоту и серебру. Мы были отличной компанией. Когда-то. А теперь я их самый главный враг. И хотя в лицо я знала только Блестяшку, сомнений не было, что это Мастера.

Теперь я не была так уверена, что меня оставят в живых.

— Лиса, — Блестяшка осклабился и показал пеньки гнилых зубов. Засмеявшись, утёр пальцами длинные усы и посмотрел на своих соратников. — Как же так, Лиса? Разве плохо тебе было здесь?

Я не стала ничего отвечать. Стоило сказать слово, как они выудят из меня всё, найдут способ. Закрыла глаза и легонько улыбнулась.

— Так и будешь с ней шептаться? Нет, я бы говорила с ней совсем иначе!

Голос Брезгливой Берты был похож на шелест бумаги. Женщина не была брезгливой, просто у неё вечно было такое выражение лица, будто у неё перед носом лежала самая отвратительная гадость во всём белом свете. И в Длани знали все, что Берта — самый безжалостный и самый кровожадный человек во всём братстве. Женщина — палач. И это своё призвание она тоже оправдывала.

— Она не скажет тебе ничего! Я с Лисой долго работал, не один год. Она настоящая Лиса! Лучше лапу себе отгрызёт, застрявшую в капкане, чем сдастся на милость. Нет... — Блестяшка вновь мерзко захихикал. — Орп, ты достал, что я просил?

— Достал.

— Ну-ка, Лиса, давай по-хорошему.

Этого я и боялась. Они опоят меня какой -то ерундой, заставят говорить. Если только я.

Что-то гадкое, липкое и противное лилось мне в рот. Плюясь, не могла увернуться от потока жуткого зелья. Но я могла думать о Тео. Я делала это, я думала только о Тео.