Академия магоубийц (СИ) - "Ascold Flow" - Страница 42

— Жрать хочу! — впервые с момента пробуждения в больнице мой желудок подал признаки жизни.

От моего ора опешили болваны, Рюдигер поднялся с шезлонга, а на дальнем конце бассейна в воду, поскользнувшись, упала уборщица.

Я ел, пока меня не стошнило. А когда стошнило, промыл рот и снова накинулся на еду. Со второго раза удалось не оплошать и сберечь ценные килокалории.

— Так, ладно, теперь давай, плыви, пока сможешь. Будешь плавать до тех пор, пока снова не почувствуешь голод. Потом вылазишь и переходим к лёгкой пробежке. До общаги три километра. Если не уложишься в лимит, останешься без ужина.

— Тоже мне, наказание. — С полным желудком прыгнул я в воду и поплыл.

— Ага… — Рюдигер улыбнулся, размышляя над тем, какое время поставить самоуверенному болвану.

Темнокожий маг тьмы не понаслышке знал, как сильно может мотивировать голод. Встречались ему на оккупированных территориях и выживающие, кочующие люди, что в страхе избегали мест, ранее заселённых. Голод доводил такие группки до отчаяния и греха. Греха разного, но от того не менее ужасного. Подобные группы можно было смело уничтожать, так как зачастую звать их людьми уже было невозможно.

Голод проявил себя на полную катушку. Если я выходил из воды с мыслью о том, что было бы неплохо пожрать. То после душа и раздевалки, я был готов съесть практически что угодно. Ненормальная скорость опустошения желудка меня пугала. Слегка улыбающийся одними лишь уголками губ Рюдигер явно что-то знал.

— Через двенадцать минут жду тебя на пороге общаги. Не успеешь — жратву будешь искать сам. — чем больше он говорил, тем больше улыбался.

— А в чём подвох? — не понял я.

— Ариния выкинула все запасы еды из холодильника и с полок.

— Ну… Тогда, если успеваю, с вас кормёжка в ресторане.

— Хм. Нахал мелкий. А знаешь, идёт. Всё равно ты не успеешь.

— Когда начинаем? — спросил я у него, смотря на мощённую камнем дорогу, ведущую к факультету от спорткомплекса.

— Уже. — Он рванул с места, пулей уносясь в сторону очередного огненно-красного заката.

Шашлык! Я хочу шашлык! И драники со сметаной! Пасту! Или, быть может, пиццу! ААААА!

— СТОООООЙ! МОЙ ШАШЛЫК! — я понёсся вперед, едва не спотыкаясь на выступающих камнях.

Скрипели кости, ныли суставы. Огнём обжигало лёгкие и горло. Слёзы непроизвольно лились из покрасневших глаз, а ноздри раздулись, словно паруса корабля. Периодические вспышки боли фантомно появлялись и исчезали, заглушаясь новым, ещё более сильным приступом. Палец на ноге, рука, селезёнка. Всё болело, тело стонало.

Блядские камни дважды отправляли меня поближе к матушке земле. Я поднимался и вновь бежал, устремляясь вперёд.

На меня смотрели, как на больного, вставшие на пути студенты. Редкие собратья по клубу «сорок два» или занятиям у Рюдигера встречали меня криком, подгоняющим и подбадривающим. К общаге за мной уже собрался десяток коллег, бегущих следом и подгоняющих. В полуобморочном состоянии я вбежал в заранее открытые ворота факультета. Свист и ор заставил зажечься светильники общаг и высунуть любопытные лица.

— УРАААА! ДОБЕЖАЛ! — радовались соратники.

— Двенадцать пятьдесят две. Слабак! — подошёл ко мне, жрущему траву и коленями да руками подтягивающего обессиленное тело к мучителю. — придётся тебе самому искать себе еду. Встретимся утром, тряпка.

Я из последних сил, рывком схватил его ногу, пачкая штаны грязной от чёрной земли рукой.

— ОТДАЙ. МОЙ. ШАШЛЫК. ЧЕБУРЕК. ДРАНИК. ЕДА. ВЕРНИ ЕДУ. — со стеклянными, покрасневшими глазами я смотрел на его ботинки, пока ноги продолжали неуклюжую попытку бега.

Да, моё тело меня практически не слушало.

— Слабакам не дано право выбора. — он выдернул ногу и отправился к воротам, оставляя меня посреди двора и толпы.

Боль в животе и горящее огнём тело заставило скрутиться и лечь в позе эмбриона, выжидая окончание спазма.

— Ты голоден? У меня булочка осталась с обеда, будешь? — какое-то ангельское создание, чьего лица я не видел из-за помутившегося зрения, снизошло до жалкого, слабого червя.

*Глоть*

Лишь проглотить густую слюну я смог в ответ на её предложение. Казалось, что эта пробежка отняла у меня половину моей жизни. Тяжёло опускающаяся грудь мелко и часто дрожала, вбирая в себя живительный кислород, разнося его по крови в погибающие от нагрузок клетки.

— Боже, тебя совсем до голода довели. На, держи. — она протянула мне что-то коричневое, но мои трясущиеся руки не смогли не то, что взять подарок, но даже подняться. Лишь рот удалось открыть.

— Во…ды… *глоть* Е. еды… — я закрыл глаза, которые не желали смотреть на этот мир, в котором слабак вроде меня вынужден молить о булке и глотке воды…

— Ребят, дайте попить.

— Да, чёто Рюдигер ваще жестит.

— Он же только из больницы! Разве можно так!

— Он мою сестру тогда спас… Посторонитесь. Надо занести его внутрь…

— Боже, он мне чуть пальцы не откусил… Такой голодный?

— Да в нём веса килограмм сорок. Разойдитесь, дайте проход.

— Я суп недавно сварила, можно ему?

— Судя по аппетиту, он сейчас хоть траву жрать готов…

Слабака несли внутрь, как какую-то девицу после свадьбы в спальню. Слёзы… Их не было. Тело лишилось всех своих скромных запасов за эти три километра. Я не помню, когда они перестали сами по себе течь. Я не помню, когда начало пропадать моё зрение, теряя фокус. Но я навсегда запомнил вкус этой булочки, с убийственным запахом и вкусом корицы, которая отправилась в мою бездонную чёрную дыру на месте желудка.

— Спасибо… Всем вам… — единственное, что я успел сказать, когда прямо посреди пожирания всё подносимых и подносимых угощений моих коллег отрубился, падая в тарелку с каким-то салатом.

— Эй, отдай огурец… Жесть, он в него мёртвой хваткой вцепился. Помогите пальцы разжать!

Четвёртый день начался с пробуждения и кросса вокруг факультета. Кросс окончился ползанием, так как всё тело преисполнилось того уровня боли, что невозможно было даже просто стоять.

Завтрак. Процедурный кабинет. Укол обезбола. Ещё укол. Вроде отпустило. Бассейн, пробежка, обжираловка.

Пятый день — новая боль. Все мои процедуры стали чередоваться с тренировками в зале для единоборств.

Шестой день — боль притупилась, но я стал различать новые её оттенки. Словно послевкусие от вина, она оставляла свой, незабываемый штрих на терзаемой душе. Ко всему прочему добавились спарринги и занятия со штангой. Ел я пять раз в день. И пил. Нет, не так. Я, словно верблюд на водопое, выпивал залпом до полуведра воды, затем теряя его вместе с потом. В туалет по-маленькому я почти не ходил. Вся лишняя жидкость уходила через кожу.

Седьмой день привёл меня на грань, за которым начиналось царство безразличия. Говоря ёмким русским словом — царство пох*изма. Боль? Плевать. Раскололся ноготь от неудачного падения? Насрать. В рот попала земля после очередного невероятного удара, отправляющего меня в нокдаун? Ммм… с червячком.

— ВСТАЛ! — махнул рукой Рюдигер.

— Не могу. — честно признался я.

— ВСТАЛ! — кинул в меня огрызок яблока этот садюга.

— Хоть прибей, не могу. Правая нога вообще не двигается. — небосвод окрасился красным. Эта ночь будет холодной.

— Поднимите его. — отдал распоряжение мой мучитель.

Меня подняли, как мешок с дерьмом. Схватили за руки и ноги и понесли со склона поляны к озеру.

Я знал, что произойдёт дальше. Ледяные воды примут меня, и где-то в теле зажжётся фитилёк тяги к жизни, заставляющий деревянные мышцы сокращаться и спасать никчёмную жизнь.

— Посильнее замахивайтесь. — отдал распоряжение Рюдигер, когда меня швыряли с помоста в тёмные воды.

*Плюх*

Кое-как, подгребая, в основном, правой рукой, я добрался до берега и сел на его илистом берегу, весь промокший и грязный.

— Ты думаешь, тебе тяжело? — рядом вытащил и нож и методичными, медленными движениями принялся вытачивать неизвестно что. — На самом деле — нет. Тебе легко. Ты не умрёшь, и ты знаешь это. Поэтому ты ленишься.