С 3 (СИ) - Живцов Николай - Страница 2

- Чапыра мне все чаще начинает казаться, что ты специально всех злишь.

- Товарищ майор, я просто иду домой! Мероприятие закончилось. Где тут криминал?

- А плакат?!

- Он не мой, - отбрехался я от чужого имущества.

Курбанов еще что-то хотел сказать, но в этот момент возле нас остановилась очередная черная волга.

- Альберт? – задняя пассажирская дверь приоткрылась, и мы увидели Митрошина. Тот, как и все сегодня, был в форме, только прокурорской. - А я смотрю, ты, не ты. В форме вы все одинаковые. О! И товарищ Курбанов здесь.

- Здраствуйте, Борис Аркадьевич, - расплылся майор в радостной улыбке, показывая, как он счастлив встрече.

- Вы чего тут стоите? Демонстрация ведь уже закончилась. - Спросил нас заместитель прокурора.

- Лично я иду домой, - опередил я Курбанова.

- Подвезти? А то долго тебе придется идти, все подъезды к центру перекрыты.

- Даже не знаю, как вас благодарить, я так замерз, что скоро бренчать начну, - сказав это, я обошел машину и залез в нее с другой стороны от Митрошина.

- Руслан, вы с нами? – спросил прокурорский у Курбанова, а то тот застыл столбом, словно насквозь промерз.

- Да, конечно, - оттаял майор. - Минутку, - при этих словах, он развернулся. – Войченко! Быстро сюда!

Когда следователь подбежал, Курбанов вручил ему свой плакат, который до сего момента не выпускал из рук.

- Всё, давай, - напутствовал он Дениса. А после занял переднее пассажирское сидение.

Я лишь усмехнулся быстрой смене его приоритетов. При представителе прокуратуры оставив эту метаморфозу без комментариев.

- Слышал, слышал, ваше руководство решило, что в этом году милиции надо поучаствовать в демонстрации, - заговорил Митрошин.

Курбанов тут же поддержал тему, высказавшись о мудрости высокостоящих.

- И о твоей речи в университете тоже слышал, - Борис Аркадьевич развернулся вполоборота ко мне. – Говорят, после нее половина студентов захотела стать следователями.

- Это я настоял, чтобы с комсомольским поручением отправили именно Альберта, - вмешался, греющий уши, Курбанов. – Сразу разглядел в нем талант к публичным выступлениям.

- Ваша проницательность, Руслан Тахирович, подтверждает, что вы отличный следователь, - вежливо ответил на такое заявление заместитель прокурора.

- Вряд ли все они дойдут до отдела кадров, - подпортил я майору радостную картину, а то тот начал лучиться от похвалы.

- Но какой-то процент дойдет! – не сдавался Курбанов.

- Уверен, что не малый, - поддержал его Митрошин.

Мне было безразлично, и я отвернулся к окну. На улице сплошным потоком шли люди - возвращались пешком с демонстрации. Флажками уже не махали, двигались, подгоняемые морозом, целенаправленно.

- Вас где высадить? – поинтересовался Митрошин, - У отдела или там, где ваши празднуют?

- У отдела, мне там кое что забрать нужно, - в этот раз меня опередил Курбанов. Но я не возражал, значит переоденусь в гражданку. Сперва собирался идти в форме домой, так как до него от центра города было ближе. А за праздничный стол меня, простого следака никто не звал.

- Прямо поражаюсь, - начал майор, когда мы покинули прокурорскую машину. – Вот что они все в тебе находят? Ты же недисциплинированный, плюющий на субординацию тип. В чем твой секрет?

- Я, товарищ майор, обаятельный, - открыто улыбнулся я Курбанову.

- Наглый ты и скользкий, а не обаятельный, - озвучил майор свое мнение, о чем-то задумался и спустя минуту, когда мы уже вошли в здание и подошли к окну в дежурную часть, продолжил. – Ты не куришь, Митрошин тоже не курит, - принялся он искать точки соприкосновения.

- Бросайте, Руслан Тахирович, и вступайте в наш клуб радеющих за здоровый образ жизни, - потроллил я его.

Тот в ответ посмотрел на меня задумчиво. Но спустя секунду его глаза заискрили, а губы искривились в злой ухмылке.

- Это ты-то ведешь здоровый образ жизни? Да ты бухаешь как не в себе!

- Чего? – я даже остановился от такого наезда. Совершенно несправедливого.

- Устроил из квартиры притон! – продолжал накалять Курбанов. – Ты ведешь не здоровый, а аморальный образ жизни!

Хотелось бросить ему в лицо все, что я о нем думаю, а еще лучше заехать кулаком, но я стиснул зубы, расслабил пальцы рук и спокойно произнес:

- Всего доброго, товарищ майор. С праздником вас, - после чего свернул в сторону дальней лестницы.

Остаток выходных я провалялся дома с котом в обнимку. Вставал лишь для того, чтобы выпить горячий чай с медом. После праздничного гуляния на морозе простыл и теперь мучился с горлом. Но ко вторнику полегчало, поэтому пришлось идти на службу.

На этаже бушевали страсти. Следователи по расследованию очевидных преступлений бегали в мыле, матерились и уводили из-под носа друг друга станки, которых у нас было всего два. Шел последний день отведенного им начальством срока для сдачи уголовных дел до Дня Советской Милиции.

Капитолина, когда я к ним заглянул, махнула на меня рукой, бросив, что оперативки не будет, и я пошел по коридору дальше.

В нашем закутке царили тишина и покой. Как-то так получилось, что мы с Журбиной остались вдвоем. И да, я не считал себя виноватым в переводе Левашова, он сам стал причиной своих бед. Я его не провоцировал красть у меня удостоверение и начинать тем самым войну. Сам ее развязал, сам продул финальное сражение, вот пусть теперь и огребает.

Да, я не праведник, но и без причин никого не трогаю. Понятное дело, не все мои удары ответные, бывает, наношу и превентивные, но ведь сами напрашиваются. Не мешайте мне - целее будете. Черт возьми, я просто пытаюсь выжить в чужой для меня стране и найти путь ее покинуть. И я давно бы уехал, если бы процесс выезда за границу не был доведен здесь до абсурда. Так что сами виноваты.

Резко прозвучавший звон вырвал меня из воинственных мыслей. Вздрогнув, я огляделся и увидел на полу разбившуюся вазу. Вот это меня торкнуло - даже не заметил, как швырнул ее в стену.

- Пиши объяснительную! – мое внимание от разлетевшихся по кабинету осколков на себя перетянула Грачева. Она ввалилась в мой кабинет, подбоченилась и с ходу принялась сулить мне всяческие неприятности, начиная паршивой характеристикой, заканчивая исключением из комсомола.

Я недоуменно слушал ее, раздумывая, на кой сдалась ей эта чертова ваза, и чего она так из-за нее взъелась, заодно, блуждал по ее фигуре взглядом.

- Не думай, что твоя выходка на демонстрации сойдет тебе с рук! – повела она перед моим лицом наманикюренным пальчиком. Видимо, концентрацию проверяла.

Стало яснее. Дело было не в разбитой вазе. Это комсорг с воскресенья все отойти не может. Да и, вообще, какие-то мы с ней оба нервные стали: я вазами кидаюсь, она орет, как не в себе.

- Нам нужно расслабиться, - обратил я свои мысли в слова.

Грачева сбилась.

- Что нам надо? – переспросила она.

- Расслабиться, - пришлось повторить.

- Ах расслабиться, - комсорг втянула побольше воздуха, чтобы вдарить по мне со всей силой голосовых связок. Но я ее опередил. Притянул девушку к себе и впился поцелуем в ее губы.

Канцелярские принадлежности полетели на пол к осколкам от вазы, когда я посадил ее на стол, и придали обстановке еще больше хаоса. К ним присоединились оба пиджака, затем женские туфли, колготки и трусики. Продолжать захламлять кабинет мы не стали. Уже не было сил сдерживаться.

- Думаешь, никто не слышал? - спросила она, когда пришла в себя.

- Без понятия, - выровняв дыхание, ответил я.

Комсомольская активистка оказалась горячей штучкой. Вот так бы свои собрания проводила, глядишь, я бы их не пропускал.

- Это было неправильно, - принялась она морализаторствовать.

- Ожидал услышать «потрясно», но да ладно, - я отвалился от стола и начал приводить одежду в порядок.

- Обиделся? – девушка попыталась заглянуть в мои глаза.

- Еще как, - не стал я уверять ее в обратном. – Спрошу с тебя как-нибудь компенсацию за моральный вред.