Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович - Страница 8

Хрясь!

В кабинете главного редактора Никаса ждала следующая картина: Арнаутов пожимал руку какому-то хмырю в пижонском кардигане. Хмырь, при этом, сидел в кресле, а редактор — стоял, льстиво улыбаясь.

Это было что-то новое.

— Добро пожаловать в «Экватор», — говорил редактор тоном, который он использовал для сохранения спокойствия в умах ничего не подозревающих новичков. Этот хмырь, явно привыкший к пиетету и надбавкам, еще не знал, что через неделю на него буду орать как на всех остальных. А он будет слушать. Слушать и не возражать. — А точнее, на экватор. Теплее места не найдете.

Что-то, однако, подсказывало Никасу, что случай не простой. На его глазах заканчивалась церемония крупного вложения средств и надежд. На столе остывал дорогой чай, была выставлена трепетно хранимая редактором статуэтка из Новой Гвинеи, а сам Арнаутов надел костюм.

Костюм, подумал Никас. Костюм. Он что, проиграл ему квартиру в карты?

Хмырь тем временем тоже поднялся и они распрощались. Никас старался не провожать его взглядом. Когда за ним щелкнула дверь, Арнаутов указал на кресло и принялся допивать остывший чай.

— Невкусно и дорого, — произнес он критически. — Значит, мещански рассуждая, высший сорт. Так же и с этим чертом. Видал? Виталий Антонов. Номинант на Пулитцеровскую премию. Каждую статью пишет как последнюю. С таким, знаешь, апломбом и пафосом, но в меру.

— Ни разу не слышал, — ответил Никас из кресла. От запаха навязчивого и дорогого одеколона, тоже первосортного, мутило.

— Он новичок, восходящая звезда, — пояснил редактор, пряча свою статуэтку-фетиш обратно в сейф. — Начал, когда ты… закончил.

— Ясно. Не знаю, зачем ты меня вызывал, Дима, но я хотел поговорить как раз по поводу «закончил».

— Как это кстати, — оживился Арнаутов и принялся снимать пиджак. — Ничего если я при тебе переоденусь? Мы ведь с тобой почти как родственники.

— Переживу.

— Ха! Хорошее настроение у тебя сегодня, да? Мария! Тащи повседневное!

Секретарь моментально оказалась в кабинете, с выглаженными джинсами и выстиранным свитером. Ее Арнаутов о чувствах не спрашивал. Просто начал облачаться в спец-костюм суперскупердяя. Никас подумал о том, что Мария похожа на одного из почти вымерших викторианских дворецких, которые точно так же могли и готовы были ко всему ради своего господина. Они были даже лучше самураев, потому что не брезговали стирать прокуренные свитера.

— Я хочу вернуться на полную ставку, — начал Никас, глядя в окно. — К настоящим делам. Мне кажется, я только так смогу вернуть себе форму. Этот полупостельный режим, эти постоянные сопли у терапевта и страхи, — они меня доконают. Сегодня я понял, что лекарство от моей хандры только одно: через немогу вернуться в строй.

— Вот как, — с нескрываемым сомнением проговорил редактор.

Он надавил себе на левое плечо, будто разминая его.

— Знаешь, я совсем не на это рассчитывал. Я думал под «закончить», ты подразумеваешь… закончить. То есть, все. Баста.

— Нет, — неприятно поразился Никас. — А что я буду делать? Черт возьми, у меня даже в мыслях не было уходить.

— Хм, — буркнул Арнаутов и вжикнул молнией.

Никасу очень не понравилось это «хм».

Редактор закончил перевоплощаться. Из доброжелательного, учтивого и открытого, он превратился в требовательного, толстокожего и непроницаемого. Никасу показалось, что у него за минуту отросла недельная щетина.

Арнаутов сел в свое кресло. Мария осталась стоять по правую руку от него.

— Аркас, ты ведь понимаешь, что я не могу тебя вот так, с бухты-барахты отправить в командировку? Я себе не враг. И тебе не враг, — добавил редактор, подумав. — У тебя есть справка от врача, что ты полностью здоров или что-то похожее? Документ.

— Да я нездоров только потому, что меня держат под колпаком, постоянно напоминают мне, что я должен сидеть тише воды ниже травы. Я что, только так могу прийти в себя? Я нутром чую, что мне нужно действие!

Редактор посмотрел на руку Никаса, обмотанную носовым платком. На белом проступало красное. Потом Арнаутов заглянул под стол и увидел стыдливо поджатые ступни в сандалях.

— Да уж да.

— Что, да уж да?

— Слышал я про твои действия, — редактор сложил пальцы замком и заговорил по-дружески. — Слушай, хрен с ним с этим Белоголовцевым, он действительно кретин каких еще поискать…

— О господи, — Никас не мог поверить своим ушам.

Когда успели?! А, впрочем, Мария — это коллектор рассеянной информации. Ее способности в получении сведений граничат с предикторскими. Черт… Так вот почему он не прогнал ее сразу, приводить костюм в порядок. Оставил телохранителем.

— Не вздыхай, не маленький. Я говорю, что это не бог весть какое событие. У нас. Но что будет, если ты такое учинишь где-нибудь в США? А? С их-то законами? Тебя же за решетку упекут и меня заодно, потому что недоглядел, выпустил тебя.

— Я не сдержался. Ну, с кем не бывает?

— Согласен! Но в твоем случае, пока ты не получишь справку, всегда будет подтекст. Сам знаешь какой.

— Ну, какая справка, Дима, о чем ты говоришь? Я же не в психушке сидел. Ну, то есть, я был там… Но это была просто реабилитация!

— Хорошо, — редактор взял трубку. — Давай я позвоню твоему терапевту и спрошу, готов ли Никас Аркас лететь в США, Сербию, Бразилию. Да куда угодно, хоть в долбанное Перу! Что он мне скажет? А? Ну?

— Что не могу! — рявкнул Никас, и Мария напряглась как хищник перед броском.

— Вот именно, — мрачно проговорил Арнаутов. — Вот именно. Слушай, давай к сути. Я сделал для тебя все что мог. Ты сам знаешь, я сочувствовал тебе как никто другой. Будем называть вещи своими именами. Ты два года фактически висел у меня на шее. Я ждал пока ты пойдешь на поправку, но только не так, как ты сейчас это хочешь сделать. Выстрелить из большой пушки на луну. Никас, работники твоего нынешнего уровня мне не нужны. Шустрил у меня навалом. Я своего сына могу послать сфотографировать вылупившегося страусенка Васю. А на свой прежний уровень ты вернуться не успел.

— Что значит, не успел? — ледяным тоном спросил Никас.

— Виталий Антонов, — намекнул редактор.

— Ага-а-а.

— Точно так. Никас, я вижу, что ты не рад. Мол, ты приносил мне деньги, был главным добытчиком журнала, все тебя знали и любили, а как только тебя начало подтапливать, жадная сволочь Дмитрий Арнаутов, жадная и беспринципная, погнал тебя взашей. Ты жертва, Никас, я не спорю. Но некоторым приходиться не слаще, чем тебе. Одни превозмогают, другие становятся развалинами. Я верю, что ты из первых. Что эта твоя энергия — здорова, признак восстановления. Но она появилась у тебя позднее, чем требовалось. Ты, согласись, в последнее время почти перестал подавать признаки жизни… Дерзай. Возвращай себе мир. Однако, не в моей редакции. Ну не могу я из-за твоих предположений разорвать контракт с Антоновым.

— Ты предупредить меня мог? — спросил Никас после продолжительного молчания. — Ты что сегодня утром с ним повстречался? Ты мог меня предупредить. Заранее. Я бы…

— Ну что? — с тоской спросил редактор. — Что б ты сделал? Равнодушно агакнул бы в трубку. Я еще раз повторяю, то, что ты сейчас кипишь праведным гневом — для меня большой сюрприз. Я думал, и не безосновательно, что тебе будет по барабану. Пойдешь, устроишься корректором в какую-нибудь газету. Ну, нет у меня мест. Нет. А платить просто так, я даже тебе не намерен. Никас, ты уволен. За профнепригодность.

Аркас встал, опершись рукой о спинку кресла. Не стоило передавать его чувства языком слезливого романиста, потому что это было слишком личное. Кроме того, Никас вовсе не собирался ныть. Он спокойно вытащил из нагрудного кармана пропуск и положил его на стол Арнаутова. Тот одобрительно кивнул.

— Гонорары за последние работы я тебе выплачу, хотя они и… Такое. Знаешь, что я тебе еще скажу: если нужна будет помощь по трудоустройству… Рекомендации там, протекции: звони. Уж в этом не откажу.

Бабочка, сидящая на подоконнике, за оконным стеклом пошла гневно-бордовыми пятнами. Она будто никак не могла решиться на что-то.