Деграданс (СИ) - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 29

«Ну как… Он же твой приятель…»

«Он неудачник, Витя. Это в нем главное».

«Смоешься за бугор? Думаешь, получится?»

«Еще как получится. Вместе и улетим».

«А „Антитеррор“? Ты думай головой, Сашка. Кто нас выпустит? Не обманывайся, я такие штуки видел. Нас постараются пристрелить без особого шума, никому мы не нужны со всеми теориями. Вообще не понимаю, чего тянет этот Петунин? Сумерек ждет? Зря… Меня не надо сердить…»

«Вот он и старается тебя не сердить».

Калинин засмеялся и потер рукой саднящее бедро.

«Пока ты на связи, капитан никаких резких действий предпринимать не станет. Главное, требуй чего-нибудь. Логика простая. Раз ты чего-то требуешь, значит, чего-то хочешь. А вот если успокоишься… Вот тогда нам точно хана… Капитан этого не простит, у него тоже нервы… Так что крутись, Витя. Хочешь не хочешь, а надо тебе стильно себя подать. Тобой девушка из Ахтубы восхищается, коза, блин! Если ты соберешься шлепнуть еще парочку этих придурков… – Калинин подмигнул, – …сделать это нужно красиво. Никакой дилетантщины. Новая эстетика, Витька. Новая эстетика должна, наконец, работать. Мир требует подтверждения концептуальности избранного тобой направления. Расстрелять парочку заложников, но красиво, блин, расстрелять. С особым изяществом, с особой вычурностью. Чтобы они гадили под себя, чтобы галдели, как гуси. Нынче они не дурацкий Рим спасают, нынче они спасают искусство! Сакральный смысл твоих действий должен дойти даже до идиотов».

Шивцов угрюмо посмотрел на заложников:

«Пожрать бы…»

«Пойду поищу».

«Куда пойдешь?» – насторожился Шивцов.

«По кабинетам пошарю. Ты что? Не веришь мне?»

«А кто верил твоему Доренко?»

«Брось. Сам предлагал пистолет. Посмотри, сколько тут первоклассного материала. Думаешь, я лишу себя такого единственного, такого потрясающего эфира? Думаешь, сбегу, не показав этого на экране? Да кто даст мне другой такой шанс? Пойду, пороюсь в кабинетах. Там холодильники. Не могут они стоять пустыми».

«Ладно… Иди…»

Прихрамывая, Калинин направился в коридор.

«Задержишься, – сплюнул Калинин вдогонку, – уделаю уродов!»

Выхватив пистолет, он с бедра выстрелил в грязную высокую мумию. Полетели какие-то клочья, пыль. Мумия наклонилась. Кто-то вскрикнул, кто-то судорожно отполз за мраморный бортик.

«Встать!»

Заложники жались друг к другу.

Они не понимали слов. Страх их парализовал.

«Встать! Всем встать!» – заорал Шивцов, поднимая пистолет.

Ему не нравилось отсутствие Калинина. Исчезнуть журналист никуда не мог (не потянет же на себя заминированную дверь), но у него в карманах мобильники. Надо было отобрать… Пусть бы оставил… Шивцову этот неожиданный поход за жратвой не нравился…

«Встать!»

Люди медленно поднимались.

Опирались на стены, друг на друга.

«Всем построиться вокруг бассейна!»

Шивцова колотило от непонятного возбуждения.

Никакой головной боли. Кровь остро пульсирует. Рука не дрожит.

Пошатываясь, постанывая, заложники выстраивались вокруг бассейна. Места не хватало, строились в две шеренги, каждый норовил укрыться за спинами других. Только женщина с волевым лицом… Людмила Васильевна, кажется… выделялась из толпы… Нетипичная обывательница, мать ее… Темно-русые волосы стянуты зеленой резинкой… Археолог… Что она там обещала, сучка? «Пожизненный срок…» Никакой фантазии… Впрочем и обещала она это только Калинину… «У вас будет время поразмышлять, захочет ли Христос с вами встретиться…» Что-то такое… Смелая падла… Где, блин, Калинин? Кому он там сейчас звонит из кабинета директора?

Вскрикнула женщина, которую больно толкнули. Интеллигентный паренек в узких сиреневых брючках, в лиловой рубашечке с короткими рукавами («Сергей Семенович Величко, 26 лет, гость города, прибыл в служебную командировку…» – пояснял в машине подполковнику Топольскому капитан Петунин) пнул хорошо выбритого, но все равно сизого от страха мужчину в джинсах и в мокрой майке («Василий Иванович Трубачев… Тридцать шесть лет… Искусствовед…»), пытавшегося спрятаться за него.

Выбритый оступился.

«Всем в бассейн!» – заорал Шевцов.

Головная боль вернулась. Где Калинин? Где он застрял?

«Всем в бассейн!»

Смысл команды не сразу дошел до заложников.

Они стояли не шевелясь. Никто и шагу не сделал к бортику.

«В бассейн! Живо!» – выстрелы из обреза. Известковая пыль, осколки лепнины.

Первой, взвизгнув, прыгнула в кровавый раствор толстуха в безобразно открытом платьице, с короткими, отливающими неестественно-черным цветом волосами. В прыжке толстуха («Надежда Ивановна Болтенко, 32 года, домохозяйка…» буквально какого-то замешкавшегося человека.

«С головой!»

Бассейн вскипел.

«С головой! Глубже!»

Теперь все стали похожи друг на друга.

Шивцов встряхнулся. Вот так… Не по локоть, а по уши в крови, спасибо фон Хагенсу. Толстые и тонкие, интеллектуалы и тупицы, ласковые и грубые, женщины и мужчины. Пришли полюбоваться на трупы, на кровь, на истлелые мумии, так вот вам, по первое число, смотрите! Где Калинин? Взрывная боль терзала голову. Шивцов ничего не понимал. Где эта паскуда Калинин? Взрывчатка в сумке… Достаточно выстрелить… Даже целиться не надо, пластид детонирует, весь квартал поет аллилуйя.

«Зачем ты загнал их в бассейн?»

«Вернулся?»

«Ну да».

«Пусть посидят в растворе».

«Ладно. Тебе виднее», – ухмыльнулся Калинин.

Он бросил на скамеечку бумажный пакет, поставил рядом две пластиковых бутыли с минералкой. Короткий смешок журналиста прозвучал удовлетворенно. Он явно оценил действия Шивцова. Мокрые, всхлипывающие люди обессмыслено выглядывали из бассейна, жались друг к другу. Трэш-реализм торжествовал.

Калинин неторопливо вел объективом по искаженным лицам.

Какая разница, кто сейчас сидит в бассейне – студент или профессор, милиционер или плотник, домохозяйка или гламурная блядь? Шивцов прав. От всей этой разности, от всей этой лживой непохожести следует избавляться. В некотором смысле материал должен быть однороден…

В видоискатель Калинин нашел Ксюшу.

Она и в бассейне держалась рядом с охранником.

Голые груди ее уже не смущали. Никого ничто уже не смущало. Наручники охраннику так и не смогли снять, он сам жалко прижимался к Ксюше – любовники поневоле, еще бы стихи читать…

Калинин мгновенно прокрутил такую сценку в голове.

«Я люблю тебя в дымном вагоне…» Нет, не то… «Жди меня. И я вернусь…» Тоже не то… «Он поклялся в строгом храме возле статуи мадонны, что он будет верен даме, той, чьи взоры непреклонны…» Какая черту дама? Какая верность? У всех вид, как у утопленников…

«Здорово получилось, Витя!»

Хвалил Калинин не напрасно. Он чувствовал: проект удается.

Шивцов – неудачник. Ведаков – неудачник. Трудно работать среди неудачников, но выбора нет. Вон заложники уже не смотрят волками. Они стараются не смотреть в его сторону. Даже охранник опустил голову…

«А если сунуть к ним пару мумий?»

Шивцов открыл глаза. Глаза у него были нехорошие.

«Эй, ты! – заорал он невысокому парню в джинсах. – И ты! И ты!.. Не слышите, что ли? Займитесь мумиями!»

Указанные заложники («Сергей Федорович Макарцев, 27 лет, декоратор, в Москву прибыл в служебную командировку… Леонид Семенович Лапкин, 29 лет, самодеятельный художник… Владимир Тихонович Духнов, 26 лет, безработный…) скользя на влажных бортиках, осторожно полезли из бассейна.

«Вали мумию! И ту тоже!» – указал Калинин.

Страшная композиция из двух монстров переместилась.

«Вот так… Устойчиво?… Молодцы. Садитесь рядом. Скорбь! Скорбь на мордах! Веселей работать! Выдайте скорбь… Витя, о чем могут скорбеть живые и мертвые в таком единении?»

«Может, по упущенным возможностям?»

«Да ну! Почему упущенным? Все только начинается».

«Ну тогда, может, по жертвам локальных войн?»

«Слишком умно. Слишком пафосно».