Соль (СИ) - Левина Ксюша - Страница 37

Что бы подумала об этом «маленькая Соль»? Я бы ей понравилась?

Душа наполняется такой нежностью и ностальгией под песню Гвен Стефани, будто снова подул тёплый весенний ветер, как он дул только в романтическом подростковом возрасте, ероша волосы и подгоняя на встречу к подружкам. Я закрываю глаза, подвывая знакомый текст. Вспоминаю, как мы пели ту песню на школьном вечере вместе с Ив. Фейерверки щемящей сердце нежности обжигают внутренности, а комната перестает быть страшной. Я не трусиха. Я могу рассуждать холодно. Но мне так тоскливо, что убиться можно!..

***

Самюэль Конте, был уже и не молод, и не особенно внимателен. Годы шли, и мистер Конте брал все меньше смен, все больше больничных и все намекал, что пора бы ему помощника на обучение. Кайд Ли и сам в этом не сомневался, он ещё не перешёл на ту стадию совершенства бизнесмена, когда деньги становятся выше человека, хоть все реже его рука не дрогнув подписывала убыточные для компании заявления на отпуск и компенсации. Он все чаще считал убытки от таких сотрудников, как мистер Конте, но пока не знал, что с этим делать. Окружающие его бизнесмены, крепче стоящие на ногах и имеющие куда больший опыт, за стаканчиком виски утверждали, что всех «неполезных» сотрудников нужно сразу гнать в шею, мол это тянет компанию на дно, но в Кайде ещё был жив сострадающий человек, хоть и смертельно болел.

Дядя Сэм, как называли мистера Конте, делает себе чашечку кофе, достает пару венских вафель и с наслаждением устраивается перед экранами, транслирующими видео с камер наблюдения. Перед ним лежит книга, рядом сканворд на случай, если «Мизери» будет недостаточно интересной. Дядя Сэм всегда очень ответственно подходит к выбору книг для дежурства, Кинг его подводит крайне редко.

Дядя Сэм пьет кофе, ест свою вафлю и читает первую часть “Мизери”. Он сразу понимает, что эта книга как раз то, что нужно, с первых строк дядя Сэм и думать забывает о мониторах, а там ничего особенного и не происходит. Все ключи на месте, на территории никого. Дядя Сэм поглощает страницу за страницей, пока не замечает лампочку, светящуюся на панели. Красный маленький огонёк. Мониторы перестраиваются: тот, что поймал подозрительное движение разворачивается на весь экран. Дядя Сэм вздрагивает, и горячий кофе выплескивается на книгу, страница начинает стремительно набухать, а строчки сливаться. Вафля падает на пол. Сердце дяди Сэма обливается кровью: он очень любит венские вафли. Он совсем не хочет участвовать в какой-то заварушке, он вообще не уверен что там что-то произошло. Камеры вечно улавливают что-то, чего на самом деле нет. Камера, которая отреагировала на вторжение, висит в холле, прямо над стойкой Наоми. Дядя Сэм склоняется к экрану, пытаясь понять что там не так. Он приготовился, рука как раз над тревожной кнопкой. Картинка на экране остается спокойной, обычный чёрно-белый вид на холл: никого нет, и ничто не движется. Звук камеры не транслируют, но изображение и так достаточно красноречиво, а сверху вдруг слышится грохот, в этот же момент стеклянная крошка разлетается по холлу, будто дым заполняет помещение. Дядя Сэм даже решает, что это пожар, хлопает по тревожной кнопке и поворачивает ключ. Не сработало, дядя Сэм паникует, у него прихватывает сердце, как это бывает, когда он сильно нервничает, но на этот раз по телу прокатывается холодный пот и странно немеют руки. Он знает, что нужно всё перезагрузить, у него есть такая возможность, но только если это сделать, сюда сразу выедет охрана. И если он сделает это зря — ему не поздоровится. Управляющий Паркинсон душу вытрясет. А руки и правда немеют, и так давит на грудную клетку, что даже в спине ломит, будто сейчас через позвоночник будут вытаскивать все органы поочереди. Дядя Сэм уверен, что если не сделает это сейчас, то запросто свалится тут с приступом, и вообще уже ничего не сделает.

Здание было обесточено на каких-то пятнадцать секунд, дядя Сэм упал как только вырубил питание, а когда смог подняться, чтобы дёрнуть рубильник обратно, кое-как смог преодолеть метр, чтобы снова нажать на тревожную кнопку.

***

— Дядя Сэм в больнице? — спрашивает Кайд у управляющего Паркинсона, заспанного и взъерошенного.

— Да, старик не выдержал.

— Он разве дежурит по ночам?

— Ну его попросили подменить… — юлит Паркинсон. — Я это, если всё, могу пойти?

— Иди. Я сам дождусь, когда тут закончат.

Кайд смотрит в спину Паркинсону, которого, конечно, стоит уволить. Не может быть, что такой бардак в его клубе возможен. Какие-то мальчишки просто вошли и разбили окно, а охрана — один больной старик дядя Сэм.

— А мы закончили, — следователь закрывает блокнот, прячет в сумку. — Мальчишки. Играют тут на соседнем поле в дворовый футбол. Предполагаем, что их задирали ребята из клуба, там от одной площадки до другой, — полицейский машет рукой, мол сами виноваты.

— Как они смогли?

— А что стоит разбить стеклянную дверь хорошим камнем, для пары подростков из бедного района?

— Их тут не было, — цедит сквозь зубы Кайд.

— Как это?… Тут вот сказано…

— Не было их тут. Кто-то случайно залез. Заявление оставлять не буду. Идите уже, — Кайд устало трёт глаза, растягивает воротник пуловера, будто ему перекрыли воздух, хрустит шеей.

Когда все уходят, он снова осматривается. Теперь, когда он один, это выглядит иначе. Разруха и бардак, и этот звук тишины после шума. Будто хрустящее под ногами стекло бьёт по ушам. Он так хорошо помнит, как такой же бардак был в его квартире, и в горле тут же пересыхает. Но он умеет прогонять такие мысли. Кайд спускается в подвал, откуда не так давно вынесли дядю Сэма. Заглядывает в его комнатушку, все экраны работают, на полу раздавленная вафля и пролитый кофе. Кайд изучает экраны, внимательно вглядывается в каждое изображение, полное спокойствия и ночной тишины, даже глаза слезятся, будто он как в детстве ищет десять отличий на картинках. Кайд склоняется ниже, приглядываясь к изображению одного из коридоров. Чёртова ручка двери дергается вверх и вниз.

— Майк, камера номер пятнадцать, какой участок? — слышит сонный Майк голос начальника. — Быстро!

— А… а вы где? У охранника?

— Да!

— Так, выходите оттуда и направо. По коридору, — растерянный Майк ничего не понимает. — Так, а теперь это… прямо и там будет поворот…

— Все, отбой.

Кайд стоит перед дверью, у которой истерично дергается ручка. По двери со всей силы колотят, а ещё у того, кто там, уже охрип от крика голос.

Кайд перехватывает ручку и наступает тишина.

— Кто там?

— А… я! Соль Томпсон! — тараторят из-за двери. Кайд выдыхает и считает до десяти. Почему. Опять. Она. Он прижимается лбом к двери и стоит, пока за дверью без умолку болтают. — Там походу какая-то хрень. Я не знаю, пожар, террористы! Ой, я очень не хочу подохнуть в этой грёбаной прачечной! Можно мне наружу уже! Такой шум! Ужас! А вы… А-а-а-а, вы не террорист, да?? Если террорист, то я не открою!

— Да любой террорист бы уже сбежал от твоей болтовни! — устало говорит Кайд, прекрасно понимая, что если сейчас откроет, то будет слишком напуган за неё, чтобы просто проводить до машины. Ему хочется ногтями дверь расцарапать и вытащить Соль наружу, чтобы больше шагу от него не сделала в сторону, но с другой стороны… что могло быть хуже, чем очередное спасение несчастной принцессы? Она потеряет голову. Совсем. Уйти бы и сказать Марку вызволить девчонку самому. Пусть винит Кайда за халатное отношение к охране, а Марка боготворит за спасение от дракона.

— Ой. Не надо! Я тут сижу чёрт знает сколько! Я посинела уже от скуки и страха! И я есть хочу!! — она там просто беснуется, а только что была перепугана. Кайд улыбается, ничего смешного, конечно, но не может ничего поделать. Смешно же. Опять…

— У тебя там музыка что-ли играет? — он хмурится, но ещё улыбается.

— Эм… да, — это его "Эм..", неужели девчонка из жизни тоже стала так говорить? Но когда? Они же почти не общались, да и он говорит так только с родными. Шутка природы, эта девчонка.