Ужасная госпожа (СИ) - Мур Лана - Страница 18

— Вот, мерзавка, — прошипела Исабель, оскалив в жестокой улыбке белоснежные зубы. — Боится напрямую обвинить дочь графа и пытается навести папеньку на мысли, будто я отравила это слабовольное отродье, — и снова уткнулась в аккуратные строчки.

«…Всем прекрасно известно насколько мягкое и доброе сердце у нашей молодой хозяйки. Исабель настолько внимательна и сострадательна, что принимает слишком живое участие в судьбе и здоровье раба, присланного герцогом де Альбукерки в качестве подарка своей невесте. Она подолгу пропадает в конюшне, любуясь жеребцом и следит за тем, чтобы раб не испытывал ни в чем нужды. Когда же он почувствовал себя плохо, то госпожа Исабель выхаживала его словно родного брата и не отходила от него, пока лихорадка не отступила. Все поступки госпожи Исабель говорят о ней, как о заботливой и добросердечной девушке, но вы же знаете, что нет такого блага, которое досужие сплетники не превратили бы порок. Я опасаюсь, как бы до герцога не дошла искаженная недоброжелателями молва, и в то же время не хватает жестокости запретить девочке совершать благие дела.

Мы все уповаем на вас, ибо только возвращение Вашего сиятельства и ваша кристальная репутация смогут защитить нас от дурного глаза и дурной молвы.

Ваша покорнейшая слуга, Эдуарда.» — заканчивалось послание.

— Ну, дрянь, ты у меня получишь, — сквозь зубы прошипела Исабель и поднесла письмо к трепещущему огоньку.

Яркий язычок лизнул уголок бумаги. Пергамент сначала пожелтел, потом начал чернеть и осыпаться, а пламя взбиралось все выше, и желтизна ползла, четче выделяя, а потом стирая ровные завитки букв. Черные хлопья, будто траурный снег осыпались на пол, а голодные языки уже подбирались к тонким пальцам, когда Иса выпустила остатки письма, и, коротко вспыхнув, они упали на плиты, где и съежились черно-хрупкими останками.

— Дуда, ты слишком много себе позволила, — прошипела графиня. — Пора подрезать тебе язычок, а то он стал слишком острым. Я не могу позволить тебе испортить мне жизнь, — забыв, что не одна в комнате, прошипела она.

— Но вы же получили письмо, — испугавшись побледневшего лица госпожи, сказала Пурнима и попятилась, когда глаза графини предупреждающе сверкнули.

— Ты еще здесь? Возьми свои сережки, — подхватив со стола, Иса протянула служанке украшение. — И еще вот это, — она порылась в кошельке, вытащила несколько монеток и добавила к награде. — Ты хорошо потрудилась. Я тобой довольна. А теперь принеси мокрые полотенца. Для ванны уже слишком поздно. И переодень меня, — велела графиня и, дождавшись, когда Пурнима исчезла, подошла к окну. — Эта предательница вполне способна написать и второе письмо, когда не получит ответа на первое, — бормотала она под нос. — И что будет, если сможет его отправить? Я не могу допустить, чтобы ее кляузы достигли глаз отца.

«Лучший способ опровергнуть подозрения — подтвердить их», — думала Дуда, выходя из своей спальни, когда рассвет едва разбавил багрянцем непроглядную черноту неба.

Она догадывалась, что вызвала подозрения, и юная госпожа будет следить за каждым ее шагом. Да и в слугах не была полностью уверена. Соблазном или властью чертовка заставит слушаться любого. Именно поэтому Эдуарда так открыто передала письма Фуртадо, а копию решила отправить сама, при помощи почтовой службы.

Дом еще только начал просыпаться, слуги не торопились приступать к утренним обязанностям, когда Эдуарда крадучись покинула особняк и поспешила по улицам молчаливого города.

Торговцы еще не успели открыть лавки, водоносам некому было предлагать воду, и тишина стояла оглушающая. Изредка ее нарушали только шорох перебегающей дорогу крысы или хлопки крыльев перелетающих в поисках еды ворон.

От воды еще долетал освежающий бриз, но по мере того как поднималось солнце, стены домов раскалялись и становилось трудно дышать.

Эдуарда торопилась поскорее добраться до почтовой службы, пока курьер не успел уехать, и струйки пота неприятно стекали по спине и вискам, а платье липло к коже.

Она успела в самый последний момент. Курьер уже седлал лошадь, попутно позевывая, протирая кулаком глаза и косясь на поднимающийся над горизонтом разгорающийся диск.

— Жаркий день будет, — проворчал он, уже отирая с шеи первые ручейки пота. — Не переживайте, сеньорита, передам прямо в руки. — Он принял из рук Дуды послание и спрятал в седельную сумку, а несколько монет засунул в закрепленный на поясе кошель. — Жди ответа, красавица, — воскликнул парень и сжал коленями бока лошади, пуская ее рысью.

Эдуарда и так считала, что непростительно снизошла до общения с грязным курьером, да и письменного ответа от графа не ждала, поэтому гордо отвернулась и поспешила вернуться в особняк, пока ее исчезновение никто не заметил.

***

Исе этой ночью не спалось. Несмотря на освежающие обтирания и залетающий в окно ветерок, постель жгла раскаленными углями, а мысли о наставнице не давали покоя. Всю ночь она провела в раздумьях, как избавиться от назойливой няньки.

Заметив, что пробравшиеся в спальню косые лучи уже позолотили ее кожу, Иса подошла к распахнутому окну и наблюдала за тем, как просыпается сад, а цветы разворачивают тонкие, прозрачные лепестки навстречу теплу и свету. Именно тогда и заметила, что по дорожке к дому крадется высокая и худая фигура в скромном платье и шляпке, защищающей от палящего солнца некрасивое желтоватое лицо.

— Ну, Дуда, — прошипела Иса.

Если Иса еще раздумывала над тем, чтобы отослать няньку обратно, потому что Жуан стал слишком взрослым для ее услуг, то теперь уже судьба Эдуарды была предрешена.

Она и в самом деле напоминала ангела — после бессонной ночи вокруг глаз залегли легкие голубоватые тени и сделали их еще больше, искусанные в раздумьях полные губы горели кармином, а бледная полупрозрачная кожа сияла под лучами восходящего солнца.

Порхая, Исабель прошлась по кабинету, плеснула в стакан вино отца и села за его стол.

— Фуртадо! — громко позвала, расправив полы пеньюара и пригубив жидкий рубин.

— Ваша светлость, — промаргиваясь и протирая глаза, лакей поклонился.

Несмотря на все усилия графини, с отъездом отца дисциплина в доме заметно пошатнулась.

— Как мой брат, граф де Сильва? — Исабель откинулась на высокую, обитую мягким велюром спинку кресла и прищурившись рассматривала лакея, представляя, что могла сделать Пурнима, чтобы добыть письмо.

— Его светлость все еще плохо себя чувствует и отказался покидать постель, — снова поклонился Фуртадо, а Исабель презрительно скривилась. Конечно, чего еще можно ждать от столь изнеженного мальчишки, но зато теперь у нее развязаны руки. Вот только Дуда…

— От отца письма есть? — перебирая бумаги на столе, продолжала расспрашивать Иса.

— Рано еще, ваша светлость. К полудню отправлю на станцию мальчишку.

— Хорошо, — Иса еще раз омочила рубиново-красные губы такого же цвета напитком. — А до этого распорядитесь, чтобы парадную лестницу застелили ковром. Что смотришь? — нахмурившись, взглянула на удивленного лакея. — Мне надоело ходить по голым камням. Хочу, чтобы лестница напоминала лужайку. И поторопитесь. Я не намерена долго ждать. А пока, распорядись, чтобы принесли завтрак.

Теперь осталось только ждать. Дуда обязательно воспользуется отсутствием отца и болезнью Жуана, чтобы побездельничать и погулять по саду, а уж Иса позаботится о том, чтобы нянька побольше побегала по лестнице. Кто знает, вдруг по недосмотру запнется за незакрепленный угол…

Довольно ухмыльнувшись, Исабель приступила к планированию предстоящего обеда и возможной поминальной службы.

Показалось, что в глубине мелькнула тень, и Витор порывисто повернулся, но никого не было.

Кошка, собака или крыса, — решил он и попытался встать. Воспаленные раны тут же полоснуло болью.

Иссеченная спина всю ночь не давала спать. Она и сны… навеянные извращенной прихотью графини.

После того, как покинул конюшню, видения сплетенных девичьих тел преследовали его повсюду. Шепот ветра превращался в томный вздох, плеск воды в пруде — в жадные поцелуи, а ночные шорохи — во взаимные ласки. И за всем этим наблюдали блестящие черные глаза, а влажный розовый язык торопливо облизывал приоткрытые пухлые губы.