Ц 7 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 32

Дядюшка Скрудж из американского мультика — милый жадина, но в реале такие не водятся. Практически на каждом лощеном типе из списка Форбс — чья-то кровь, чьи-то слезы. Очень Большие Деньги — сильнодействующее средство для безумия и расчеловечивания…

…Я стоял в булочной, скрытый блеском витрины. Очередь за спиной звякала общей вилкой, пробуя румяную, словно лакированную корочку нарезного батона или поджаристый бочок «Орловского» — не черствый ли? — и шла на кассу.

С глухим перестуком и лязгом прокручивались колесики, выбивая чеки. Сонная пышная кассирша, сама похожая на сдобную булку, щелкала по тугим клавишам и звенела мелочью. А в воздухе витал божественный дух свежеиспеченного хлеба — чуть парной, с легчайшей кислинкой, тягучий и маслянистый.

«А вот и моя очередь!» — повеселел я, замечая, как скользит мимо синих сугробов необъятный черный лимузин. Капот — рояля шире…

Не торопясь, я вышел через гулкий тамбур и заскрипел ботинками по утоптанному снегу. «Ижик» с эгрегором притулился чуть дальше по улице. Некомплект, правда, Наташа не смогла прийти, но и четверых довольно.

Мои глаза сузились.

Первым из распластанного «Линкольна» выбрался верткий мужичок, крепенький, с цепким взглядом и отточенными движениями. Телохран. Какой-нибудь «чемпион мира и его окрестностей». Следом показалась странная троица — все смуглые, среднего возраста или постарше, одетые удобно, но странно и нелепо, будто никогда не носили костюмов или полушубков. Один вроде бы азиат — таец или филиппинец, а может, и вьетнамец — они все для меня на одно лицо. Другой — явно латиноамериканских корней, а третий — типичный свами или йогин, густо заросший курчавым волосом. Только глазки-смородинки выглядывают, как у паучка из норки.

«Вот оно что…»

Даже сейчас, неторопливо шествуя в нескольких шагах от Рокфеллера, я не мог пробиться к его непромытому буржуинскому мозгу — смуглая троица рассеивала или отражала мою Силу, подкрепленную девчачьими силенками.

А хозяин «Чейза» не прост… Нанял себе охрану из «джедаев»! Ишь, как засуетились… Трое экстрасенсов-"экстраскунсов" беспокойно оглядывались, почуяв источник церебральной эманации, и окружили дядюшку Дэвида, щеголявшего в ушанке "а ля рюс". Так они и убрели в филиал — тяжелая створка захлопнулась за «гостями города», как дверца сейфа.

Понедельник, 26 декабря. Утро

Тель-Авив, бульвар Шауль-Ха-Мелех

Штаб-квартира Моссад выглядывала над крышами, как нерушимая призма, чем внушала внутреннюю успокоенность. Алон усмехнулся, минуя пост охраны, и подумал, что видимость безопасности порой заменяет людям истинный мир и покой. Хватит и одного обкуренного палестинца с ручным ракетометом, чтоб вынести сверкающее стекло в любом кабинете…

Свернув к лифтам, Рехавам покосился на трость. Сегодня ничего не ноет в его битом и стреляном организме, однако пыхтеть вверх по лестнице лучше не стоит.

Кабинет встретил тишиной и сумраком — свет еле цедился сквозь жалюзи. Алон сразу прошел к столу, с ходу нашаривая кнопку «Совинтеля-2». Компьютер тихонько загудел, перелопачивая воздух. Дисплей мигнул — и раскрылся, лучась звездой «Ампары».

— Ага! — довольно крякнул полковник.

Иконка почты мигала единичкой. Письмо! О, от Михи! Алон заулыбался, предвкушая. Прошлая операция по спасению президента Йемена вылилась на Моссад дождем похвал и наград. Даже от Кнессета дождались сдержанного одобрения. Правда, на саму акцию мало кто обращал внимание. Просто тогдашний захват киллеров дал толчок настолько всеобъемлющим процессам в регионе, что бывалые дипломаты лишь руками разводили.

Мир с Иорданией — это, конечно, важно, но куда важней война с саудитами, главными врагами Израиля. А, как говорится, враг моего врага — мой друг. Если карта Саудовской Аравии скукожится до Эр-Рияда, овального пятна посреди пустыни, некому будет спонсировать террористов и прочих отморозков…

Так… Ага… Алон поелозил мышью по коврику. Клик-клик.

«Шалом, рабби!

Хочу продолжить наше «непрямое» сотрудничество на пользу Израиля и СССР — именно в такой очередности. Саудовские клоуны уходят с международной арены, но есть еще Иран. Именно там вскоре развернется не слабая заварушка, в итоге которой Тегеран станет столицей Исламской Республики, а власть захватят аятоллы. Разгул исламизма — это угроза и вам, и нам. Всем. И с нею надо кончать сейчас, пока чудище в зародыше. Если к власти в Иране через год-другой придет Хомейни, фигура харизматичная и авторитетная, мало никому не покажется, а вот Израиль он приговорит к уничтожению, как «незаконное сионистское образование».

Ну, не буду разливаться по древу. Что нужно предпринять? Прежде всего — ликвидировать самого Хомейни, пока он в Наджафе, а затем массово, в промышленных масштабах, выпиливать его соратников высшего и среднего звена — и тех, что в эмиграции, и тех, кто в Иране, особое внимание уделив Обществу Ходжатие. При этом всё должно указывать на работу шахских спецслужб или террористов из Форкана. Пускай фанатики радикально сокращают поголовье шахских силовиков и кадров охранки САВАК! Нам же лучше — не останется помех для прихода просоветских сил. Зато рухнут планы американцев — привести к власти исламистов, чтобы те гадили СССР. Вопрос: а не выберут ли эти варвары своей целью Землю Обетованную? Ответ известен.

Говоря о просоветских силах, я имел в виду вовсе не жалкую компартию Туде, а крепкую, боевую Моджахедине Хальк во главе с Масудом Раджави. За Моджахедине Хальк — сила и влияние, они подают социализм в исламской обертке, привлекая массу сторонников среди молодежи и даже военных. Правда, сам Раджави мотает пожизненный срок, но я не верю, что ваша славная группа, рабби, не сумеет вытащить его из тюрьмы…»

Алон дочитывал письмо, расслабленно улыбаясь. Одно из обязательных отличий истинного Мессии — переломные свершения, великие перемены. И разве Миха не ведет народ Израиля к лучшему будущему, где царят расцвет и мир? Он и советский народ уводит подальше от бездны, поближе к благополучию и устроенной жизни.

Правда, Миха не из рода Давидова, но вопросы крови так причудливы…

— Да будет так! — торжественно провозгласил Рехевам, и кликнул мышью, усылая письмо на принтер.

Глава 12.

Суббота, 31 декабря. Ближе к вечеру

Зеленоград, аллея Лесные Пруды

— Ох, Мишенька, спасибо тебе! — запричитала мама, садясь в «Ижик».

— Да ладно, — молвил я, посмеиваясь. — Настенька, закрой дверцу посильней, а то хлябает… Ага!

Сестренка хлопнула дверцей — и взлохматила мне волосы, радостно хихикая. Я поймал и погладил ее руку в ответной ласке.

— О-ох! — блаженно простонала мама, откидываясь на спинку. — Думали, всё — не улетим!

— Ну, и оставались бы… — лукавость мне не чужда.

— Ты что? — вскинулась Настя. — Мы же соскучились, наверное!

— Я тоже, — у меня получилось мягко, но с чувством. — А папа весь в трудах, аки пчела?

— Да мы его не видим почти! — сестренка плеснула руками. — Встаю в школу, а его уже нет! Мы с мамулькой уже привыкли вдвоем ужинать. Так, папка возвращается поздно, мы его кормим, как короля — сидим вокруг, подкладываем, слушаем… А он дово-ольный такой!

Я тронулся, потихоньку набирая скорость и выезжая на шоссе. Асфальт, вроде, чистый — снега белеют за обочиной — но лучше не гнать. А небо какое сегодня… Сплошная пасмурная гладь, лишь кое-где облачность темнела, и по сизо-пепельному набуханию — белёсые разводы. На монотонном сером фоне красиво серебрился «Ил-62», набиравший высоту — и таявший в мреющей дымке.

— Знаешь, Мишенька, я очень рада за Петю… за папу вашего, — проговорила мама с задумчивой улыбкой. — Он будто в молодость вернулся — просто пылает энтузиазмом и комсомольским задором! Всё у него получается — вон, на днях подписали контракт с французами. Первые фуры с нашими компами в Париж ушли… Компьютер — это микроЭВМ.