Букелларий (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 17

Погоню пришлось ждать часа три. Такое впечатление, что она двигалась даже медленнее волов. Я уж подумал, что ее не будет, что напрасно ждем, когда прискакал дозор. У всех троих лица были радостные, будто мы уже разгромили врагов и поделили добычу.

— Много их? — спросил я.

Дозорные переглянулись, после чего старший по возрасту сообщил:

— Мы не считали. Увидели, что конные выезжают из-за поворота, и сразу поскакали сюда.

— Конные — это хорошо, больше добычи будет, — сказал я.

Арабов было около сотни. Ехали не то, чтобы совсем расслабленно, однако и разведку вперед не выслали. Вооружены копьями, мечами и у нескольких были луки, а защищены по-разному: кто в металлических доспехах, кто в войлочных, кто в кожаных, кто в ватных, кто в самую разную комбинацию этих материалов. Не заметив засаду, враги спокойно въехали в ложбину между холмами. Впереди скакали сразу три всадника в железных шлемах и кольчугах. Я решил, что командует отрядом средний, и приготовился поразить его из лука, когда подъедет ближе и все следовавшие за ним окажутся в зоне поражения моих стрелков.

Не дождался, потому что у кого-то из моего отряда не выдержали нервы, выстрелил раньше времени. Его примеру последовали остальные. Стрелы и камни полетели в арабов с двух сторон, щитом не закроешься. Те, кто не погиб сразу, сообразили это и начали разворачиваться и удирать. Выскочило из зоны обстрела человек десять. Уверен, что многие были ранены. По крайней мере, у одного в спине в районе правой лопатки торчала стрела. Не знаю, как с такой раной он все еще держался в седле без стремян. Тех раненых, кто остался на дороге между холмами, добили выскочившие без моего приказа из кустов пехотинцы. Следом за ними ломанулись собирать добычу стрелки. Тут же, объезжая меня, к ним поскакали и всадники.

— Вы куда?! Стоять! — крикнул я.

Несколько человек обернулись, притормозили, но потом все равно поскакала за соратниками. Хоть добычу и будем делить по паям, у тех, кто ее собирает, есть шанс заныкать что-нибудь маленькое и ценное. Меня и самого когда-то жадность заедала, бросался собирать добычу, расталкивая локтями остальных. Со временем больше стал ценить саму победу, а не ее плоды, что является еще одной победой — духовного над материальным.

За этими мыслями я не сразу увидел, что из-за поворота появился отряд арабских пехотинцев в сопровождении спасшихся всадников. Только когда они, заорав, побежали на моих починенных, шмонавших трупы их соратников, понял, что конные арабы были разведкой, а главные силы — вот они, не меньше пяти сотен. И еще понял, что отряд мой состоит из жадных трусов, потому что все сразу кинулись врассыпную: малая часть пехотинцев и стрелков побежала вверх по склонам холмов, а большая — вслед за всадниками помчалась по дороге, теряя на бегу награбленное и щиты.

Я тоже решил не рисковать, поскакал вместе с Бамбером к деревне, возле которой паслись волы. Не для того, чтобы гнать их дальше. Слишком медленно идут эти животные. Не удерешь от преследователей. Выскочив на равнину, я повернул влево, где лес был гуще, и спрятался между деревьями на самом краю его. Ждать пришлось недолго. Вскоре по дороге промчалась небольшая группа моих пеших подчиненных. За ними гнались два конных араба. Видимо, притормаживали, чтобы убить отставших беглецов, а теперь догоняли основную группу. Если бы пехотинцы остановились и образовали стенку, пусть и без щитов, которые выбросили, то запросто бы справились с двумя всадниками. Мне не то, чтобы стало жалко этих трусов, просто не захотелось иметь в тылу конных врагов и возвращаться совсем уж с пустыми руками. Я поразил из лука сперва заднего, потом переднего. Оба были в войлочных шапках и ватных фуфайках с рукавами по локоть. Вроде бы нехитрая защита, а от стрелы может уберечь на большой дистанции, но только не метров с тридцати-сорока.

— Быстро снимай с них оружие и доспехи, привязывай к лошадям и одну мне на повод, другую себе, — приказал я Бамберу, а сам остался присматривать за дорогой на случай, если еще кто прискачет.

Мой слуга покойников не боялся и опыт мародерства имел, поэтому справился быстро. Завернув мечи, кинжалы, шлемы и одну фуфайку во вторую, он привязал сверток к простенькому седлу — подушке, набитой верблюжьей шерстью, после чего дал повод второй лошади мне, сел на свою и повел на поводу нагруженную. Мы поскакали по дороге вслед за нашими пехотинцами, уже добежавшими до противоположного края долины.

Догнали их на лесной дороге. При этом беглецы со страху не сразу поняли, что мы не арабы, и припустили быстрее.

Я бил их древком копья по спинам и приговаривал:

— С дороги, трусы!

Когда миновали этот отряд, поехали медленнее. Даже если будет погоня, сначала разберется с ними. Защищать этот недисциплинированный сброд я не собирался. Пусть выбираются сами, как хотят.

18

Удравших наших всадников мы не догнали. Подозреваю, что они неслись без остановок до самого Адрианополя, хотя до него было больше двухсот километров. По прибытию рассказали, что на отряд внезапно напало огромное войско сарацин и перебило всех остальных. Хозяйка постоялого двора Аглая поверила им и на всякий случай прибрала к рукам мое имущество, оставленное на хранение. Когда вернулся я и поведал, как было на самом деле, меня же и обвинили в разгроме отряда. Мол, чего можно было ждать при таком плохом командире, не сумевшем обеспечить дисциплину, четкое выполнение приказов?!

На следующий день на постоялый двор заявился логофет геникона — сухощавый горбоносый тип в довольно таки непрезентабельных шерстяных тунике и темно-красном плаще. Такое впечатление, что он верил, что чем беднее выглядит, тем больше налогов ему отдадут.

— Я слышал, что ты захватил двух лошадей. Когда будешь продавать их? — не поздоровавшись, спросил он.

— А зачем мне продавать их?! — удивился я.

Лошадки были не супер, конечно, а, скажем так, из среднего ценового диапазона, но обе — иноходцы, на которых приятнее скакать подолгу.

— Чтобы поделить добычу с отрядом, — ответил логофет геникона.

— С каким отрядом?! С теми трусами, которые сбежали с поля боя?! — возмутился я. — Я один сразился с двумя сарацинами и убил их. Так что трофеи только мои.

— Все равно тебе надо продать их и заплатить налог нашему императору, — продолжал он давить.

— Ты, наверное, забыл, что я не подданный твоего императора и ничего ему не должен, — напомнил я. — Это он должен заплатить мне за то, что убил двух его врагов.

— Да? — с неподдельным удивлением произнес логофет геникона и надолго завис, придумывая, видимо, новые аргументы, благодаря которым получит с меня хоть что-нибудь.

— Не выпьешь ли чашу вина? — оторвала его от размышлений хозяйка постоялого двора.

— А, пожалуй, выпью, — сразу согласился логофет геникона и выдул две чаши.

Как по мне, вино у Аглаи было слишком кислое, но, как говорили в Одессе, на шару и уксус сладкий.

После логофета геникона приходил Никанор, который тоже чудом спасся, хотя был ранен в руку. Пожаловался на судьбу и опросил взять его в следующий поход, пообещав, что наберет надежных людей, как в первый наш выход. Я не стал отказывать, но сообщил, что в рейды за добычей в ближайшее время не собираюсь. Того, что захватил, мне хватит, чтобы перезимовать, а что будет дальше — посмотрим.

Дальше был довольно теплый ноябрь, а в начале декабря повалил снег, и потом резко похолодало. Снег громко скрипел под ногами, значит, было от десяти градусов мороза. Такая погода с редкими оттепелями простояла три с половиной месяца. Аглая сообщила, что давно уже не видела такой продолжительной и холодной зимы. Последний раз — в годы ее девичества. Видимо, не только в России, но и, как назовут будущие ученые, в Византии мороз тоже стоит на страже страны.

Само собой, по такой погоде доблестные адрианопольцы воевать не собирались. Ни под моим командованием, ни под чьим-либо другим. Я тоже не рвался. Когда становилось скучно, ездил на охоту или шел в приличный кабак в центре города, где, попивая местное вино приемлемого качества, общался с горожанами, слушал последние новости, которые неведомыми путями добирались до Адрианополя и которые можно было назвать хорошими и плохими одновременно.