Букелларий (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 38

— Пора, — смотрит на меня и произносит то ли вопросительно, то ли утвердительно Эд Большой, который похвастался перед подчиненными чужой мудростью и вернулся за новым афоризмом.

— Командуй, сеньор! — даю ему возможность показать, кто руководит сражением.

Не оборачиваясь, правитель Аквитании помахал правой рукой в воздухе, после чего взял в нее копье, лежавшее перед седлом на спине коня, которого ударил шпорами в бока. Шпоры у него такие же, как у меня. Эд Большой считает, что это изобретение константинопольских ромеев, о богатстве, силе и коварстве которых он много слышал и которым старается подражать во всем, но при этом сильно отстает по первым двум пунктам, да и по третьему не блещет. За нашими спинами протяжно гудят трубы, зовя в атаку. Впрочем, большая часть войска уже двигается на врага вслед за своим командиром.

Как догадываюсь, мавры ждали нападения с севера. Наверное, думали, что Карл Мартелл погонится за ними, поэтому и расположили большую часть своей армии в арьергарде. Нападения с запада, тем более, на правом берегу Роны, оказалось для них сюрпризом, причем настолько большим, что не было даже попыток организовать сопротивление. Часть тяжелых кавалеристов побежала к берегу реки, где выгружался маленький паром и несколько лодок.

Я галопом влетел в толпу безлошадных легких кавалеристов, которые удирали, забавно двигая кривыми ногами, сходу заколол пикой одного, а потом, прорываясь через них к реке, еще несколько человек. Бил коротко, потому что доспехов у них не было. Кое-кто додумался даже снять кожаную куртку, хотя день был прохладный. Пока возился с ними, на паром набилось шестьдесят-семьдесят мавров в дорогих доспехах. Еще десятка три поплыли на лодках. За редчайшим исключением, они были без щитов и копий, наверное, выброшенных во время бегства. Если бы нас не разделяла полоса воды, которая быстро расширялась, потому что пассажиры помогали гребцам, мы бы их перебили мигом. Прискакавшие за мной лангобарды выругались от обиды, что такая добыча уплывает, и помчались добивать тех, кто остался на этом берегу Роны, а я вспомнил о луке, с которого так и не снял тетиву. Бил с коня, быстро и не целясь, в толпу. Каждая стрела находила добычу. Возле меня остановились несколько наших пехотинцев, которые радостными криками подтверждали каждое мое попадание. Сперва опустел ближний ко мне край парома. Несколько трупов упало в воду, а остальные лежали на нем в несколько слоев. Затем я выкосил середину и начал добивать дальних. Их осталось мало, человек десять, поэтому появилась возможность уклоняться от стрел. Паром, благодаря еще и течению, удалился от меня метров на триста, и я решил не тратить попусту последние стрелы.

— Представление окончено! — крикнул я нашим пехотинцам. — Начинайте собирать добычу!

— Будет сделано, сеньор! — пообещали они и пошли шмонать жмуриков, валявшихся между нагруженными арбами

40

Командующий армией мавров Анбас ибн Сухайм аль-Кальби был тяжело ранен стрелой в спину и умер в начале января, но известие о его смерти добралось до ушей Эда Большого, ставшего самым знаменитым победителем мусульман, только в конце февраля. К тому времени пехотинцы, наблюдавшие мою стрельбу из лука по уплывающим врагам, сложили легенду о моей меткости. С берега стреляли еще несколько наших лучников по уплывающим в лодках маврам, и, возможно, кто-то из них ранил вали аль-Андалуса, но болтливых свидетелей у них не было, да и знатностью не вышли, поэтому роковой выстрел приписали мне. Правитель Аквитании решил, что такое доброе дело не должно остаться безнаказанным, и сделал меня богаче еще на один довольно таки приличный участок земли, на котором я свел лес и поднял целины на шесть деревень по пятнадцать-двадцать домов в каждой.

Хотя ждал я от Эда Большого другой награды. У него есть внебрачная дочь Лампагия — удивительно красивая девушка тринадцати лет. Иногда природа решает не мудрствовать лукаво и создает абсолют. Мало того, что внешность была прекрасна, так у девушки еще было то, что французы будут называть шармом, англичане — сексапильностью, а русские — липкостью. Увидев ее впервые, я «прилип», что случалось со мной за все мои жизни всего несколько раз, на пальцах пересчитаешь. Случилась наша первая встреча перед самым походом к Авиньону. До половозрелости девушку растили вдали от двора, потому что Вальтруда, законная супруга правителя Аквитании, пожилая женщина, видеть ее не желала. Теперь Лампагии надо было потереться в местном «высшем свете», набраться правильных манер, после чего будет выдана замуж за нужного человека или, если отец позволит, за того, в кого влюбится. Еще не пришло время киноактеров, поэтов и футболистов. Сейчас идеальный муж — это в первую, и во вторую, и даже в третью очередь воин, который защитит и материально обеспечит. Если он еще богат и знаменит, то становится принцем на белом коне, независимо от титула и масти обоих. Видимо, байки обо мне впечатлили девушку, и она решила, что я именно тот, кому суждена, откликнулась на мои знаки внимания, утонченные по нынешним временам. Ее отец заметил, точнее, ему, скорее всего, подсказала жена, что мы с Лампагией не прочь стать супругами, и не стал мешать, что было как бы неофициальным разрешением на брак. Все подумали, что он ждет от меня следующий подвиг, чтобы в награду всучить дочь, породниться, привязать к себе покрепче, поэтому никто не мешал нам с девушкой проводить много времени вместе. Не скажу, что за нами совсем не присматривали, особенно во дворце, где было много кроватей, но в беседке, которая находилась в небольшом саду во дворе, никто не следил зорко. Может быть, надеялись на мою рассудительность (ха-ха!) или целомудрие Лампагии (ха-ха-ха!).

Сиеста — это не время суток и даже не процесс. Это ритуал. Не соблюдать его могут только больные и чужие. Как мне рассказывали во время службы в армии Петра Первого, именно из-за несоблюдения сиесты и грохнули Лжедмитрия Первого, потому что знатному русскому человеку, наученному греческими монахами, положено было спать после обеда. Само собой, в Тулузе этот ритуал соблюдали строго. Во дворце правителя Аквитании после обеда дрыхли даже рабы. Не спалось только двоим — мне и Лампагии. У нас был свой ритуал, более приятный.

Сперва я научил ее целоваться. Дальше пустил в ход руки. Конечно, сама себя она искуснее ублажала, но и то, что делал я, понравилось. Заводилась Лампагия быстро и сразу теряла голову. Первый раз мы позанимались с ней любовью прямо на деревянном полу беседки, потому что скамейки в ней были слишком узкие, даже для пока не раскормленной попки девушки. Кончала быстро, коротко и по несколько раз. Мы настолько увлекались, что частенько пропускали окончание сиесты. Нас не выдали. Мы считались как бы помолвленными, а для таких пар у франков добрачная связь не считались слишком зазорной.

В начале лета нам пришлось сделать несколько коротких перерывов. После второй победы над маврами Эд Большой стал настолько популярен, что новый вали северных территорий аль-Андалуса, в которые теперь входила и Септимания, и по совместительству мой старый знакомый Усман ибн Наисса, он же Мунуза, решил жить с ним дружно, прислал посольство для заключения договора о ненападении. Я со своим отрядом ездил к границе, чтобы встретить послов, а потом провожал их и наше посольство, которое отправилось в Нарбонну, где обитал вали.

После разлук наши чувства, было притупившиеся, опять полыхнули. Мы оба с нетерпением ждали сиесты и прикидывали, через кого намекнуть Эду Большому, что его дочке пора замуж. Чаще всего он прислушивался к советам жены Вальтруды, которая была старше его на два года, но эта карга в упор не замечала Лампагию, а ко мне сперва относилась слишком любезно, я даже подозревал, что влюбилась, но возненавидела, когда узнала, на ком хочу жениться. Вторым доверенным лицом правителя Аквитании был Сепп, который не мог мне простить, что не распознал во мне хорошего воина и не принял на службу. К тому же, как догадываюсь, у него были свои виды на внебрачную дочь сеньора, потому что с год назад стал вдовцом и, как мне сообщила по секрету Лампагия, тайно влюблен в нее. Девушки определяют таких сразу и ведут им учет, чтобы в старости перебирать имена бывших поклонников, как четки. Оставалось дождаться следующего сражения, после чего самому попросить в награду руки Лампагии.