Букелларий (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 54

О чем я и сказал Карлу Мартеллу.

— Главное — не дать им вернуться к реке. Пусть наша пехота построится так, чтобы топь была в тылу у нее. Заодно у копейщиков не появится желание отступить, — посоветовал я.

— Хорошо, — согласился мажордом всех франков и приказал: — Я поведу в бой правое крыло конницы, ты — левое.

День был пасмурный. С моря дул промозглый ветер с запахом гнилых водорослей. Было зябко даже в ватной фуфайке под доспехами. Зато Буцефал бил копытами и норовил куснуть соседних жеребцов. По моему совету лошадей напоили только перед сражением, причем в воду добавили вина. Теперь они ничего не боялись, рвались подраться с кем угодно.

Первой в атаку пошла наша пехота. Неторопливо, словно не прогулке, и без обычных оскорблений и угроз. Они уверены, что конница порешает все вопросы, а им останется только собрать трофеи. Главная задача каждого копейщика — засветиться перед Карлом Мартеллом, чтобы перевел в конницу и дал бенефиций. Для этого не обязательно мчаться в атаку сломя голову. Надо всего лишь в нужное время оказаться в нужном месте. Поэтому пехотинцы постепенно смещаются к нашему правому флангу, поближе к своему главнокомандующему.

Звонко гудят бюзины — латунные трубы. Обычно звук у них резкий, тревожный, а сейчас показался мне излишне жизнерадостно. Я легонько бью шпорами в тугие бока Буцефала. Конь тут же устремляется вперед, набирая скорость слишком быстро. Я придерживаю его, чтобы не выдохся перед финишем — вражеским строем. Правый фланг армии фризов прикрывает лес, поэтому обойти, ударить с тыла у нас не получится. Несемся на стену щитов и выставленные между ним пики. На этот раз у меня длинное тяжелое рыцарское копье. Мои подчиненные попробовали воевать с ним и отказались. Без выучки это сложно, а учиться надо долго и упорно. Мое копье вдавливает вражеского пехотинцы вглубь строя, и в самый последний момент, чтобы вражеские пехотинцы не успели прореагировать, я направляю туда Буцефала. Вражеская пика скребет по моей правой поножи, соскальзывает с нее, не пробив и не ранив. Гулкий удар — и мы с Буцефалом вклиниваемся во вражеский строй, сбив с ног сразу несколько человек. Рядом вклиниваются мои подчиненные. Со всех сторон будто бы выплескивается из огромного сосуда рёв людей и ржание лошадей.

Громкий треск ломающегося копья. Я выкидываю обломок древка с расщепленным, напоминающим бутылочную розочку, верхним концом, выхватываю саблю. Удары короткие, быстрые. Пространство справа от меня стремительно очищается. Задние вражеские шеренги надавливают — и передо мной опять враги. Я успеваю саблей отбить копье, направленное мне в лицо, после чего перерубаю правую кисть с побелевшими пальцами, которая судорожно сжимает светлое, оструганное древко. Вторым ударом располовиниваю кожаную шапку, набитую чем-то, скорее всего, шерстью овечьей, и надрубаю череп. Фриз как-то замедленно, картинно падает вперед, скользя окровавленной головой по телу коня. Я дотягиваюсь до следующего врага, надрубаю ему шею ниже правого уха, из которого торчит пучок рыжих волосин.

В этот момент Буцефал резко дергается и ржет истошно. Я еще ни разу не слышал такое ржание. После чего жеребец начинает биться и оседать на задние ноги. Краем глаза я замечаю, как слева от меня откуда-то снизу появляется вражеский пехотинец без щита и с длинным окровавленным ножом. Видимо, это он вспорол брюхо Буцефалу. Скорее всего, это сакс. У них богатый опыт борьбы с конными всадниками. Предки этого сакса начали тренироваться, наверное, еще на римлянах.

Я успеваю выдернуть ступни из стремян и встать на спину своего коня, легшего распоротым брюхом на землю. Первым делом убиваю сакса с ножом: отсекаю правую руку выше локтя, а потом косым боковым ударом сношу верхнюю часть головы. В это время кто-то сильно, больно бьет копьем меня в грудь. Бригандина выдерживает. Я прикрываюсь щитом от тех, кто слева, кидаюсь вперед, орудуя саблей. На короткой дистанции копье теряет свои преимущества. В ход идут короткие мечи и кинжалы. И моя сабля, которая сравнительно легко рассекает и прокалывает кожаные шапки и доспехи, даже если они усилены железными прутьями или кусками кольчуги. Пехотинцев в хороших доспехах передо мной нет.

Как обычно, я не заметил момент, когда фризы дрогнули и побежали. Рубился с ближними, а потом вдруг увидел, что передо мной больше никого нет, что слева и справа соратники, по большей части пешие и забрызганные кровью. Усталости не чувствовал, но руки сами опустились. Я перекинул за спину щит, липкий от чужой крови, вытер саблю темно-серой шерстяной шапкой, снятой с фриза, который еще дышит и закрывает ладонью рану в груди. На его расслабленном, печальном лице как бы белесая пелена — отпечаток смерти. Не жилец, и уже понял это и смирился. Я швыряю шапку на рану. Фриз не реагирует. Мне захотелось наклониться к нему, спросить, что чувствует, о чем думает в последние мгновения жизни, если вообще думает? Не успеваю, потому что раненый слабо дергается, как заснувший человек, и нижняя челюсть опускается, открыв рот с белыми зубами, не познавшими кариес. Заметил, что в эту и несколько предыдущих моих эпох у северян зубы чаще бывают хорошими, чем у южан. Может быть, потому, что меньше пьют вина и едят сладкое.

59

Мы пробыли во Фризии до середины лета, огнем и мечом насаждаю христианство и власть франков, что для аборигенов было одно и то же. Правитель Поппо погиб во время сражения, поэтому организовать сопротивление было некому. Если раньше желающих порулить этими землями было много, и претенденты устраивали продолжительные и кровавые разборки, то теперь все отказывались. Только месяца через полтора, когда наша армия уже была в дневном переходе от Доккюма, который можно считать столицей Фризии, хотя это довольно рыхлая федерация, прибыл Альдгисл, младший брат погибшего Поппо. Старший был крепышом среднего роста, а этот жердяй. Характеры тоже противоположные. Мягкому, податливому и скользкому Альдгислу следовало бы быть священником в тихом, глухом поселении, но волею судьбы, то есть струсивших горожан Доккюма, оказался правителем территории, почти полностью захваченной врагами. В обмен на обещание вывести армию из Фризии, он согласился стать вассалом Теодориха Четвертого, то есть Карла Мартелла, принять христианство и оказать всяческую помощь миссионерам. Мажордом всех франков вдобавок отобрал у него значительную часть территории между реками Фли и Лауэрс, раздав ее своим воинам в виде бенефиций и значительно увеличив численность тяжелой конницы.

Нового правителя Фризии крестили в ручье возле нашего лагеря. Крестным был сам Карл Мартелл. Сейчас эту роль выполняет всего один человек, мужчина у мужчины и женщина у женщины. После чего была трехдневная попойка, во время которой Альдгисл стал лучшим другом почти всех старших командиров, пировавших с ним в шатре мажордома всех франков. Со мной подружиться не получилось, потому что не люблю хитрожопых. Затем отягощенная трофеями армия франков вернулась в Австразию и оттуда разошлась по домам.

В двух дневных переходах от Альтдорфа заночевали на одном большом постоялом дворе вместе с купеческим караваном, идущим из Марселя. Купец пожаловался на частые нападения мавров. Их отряды шастали по всей Бургундии, добираясь даже до Лиона. Это известие насторожило меня. Подумал, что и Карл Мартелл уже должен знать об этом, а значит, может прислать гонца с приказом отправляться в новый поход, несмотря на то, что начались холода. К счастью, у мажордома всех франков хватило мудрости не торопиться, дать отдохнуть армии, и зима прошла спокойно, в обычных делах: пиры, охота, несложные бюрократические дела…

В начале весны пришло известие, что умер Эд Большой. Я не огорчился и не обрадовался. Хорошее и плохое, что сделал мне этот человек, как бы уравновесили друг друга. По его вине я лишился любимой девушки, зато стал графом и зятем самого влиятельного человека в Западной Европе. Корону герцога Аквитании получил старший сын Гунальд. Он тоже высокого роста, но, как утверждают злые языки, это единственное, кроме титула, что досталось от отца. Все остальное Гунальд получил от матери Вальтруды, коварной, недальновидной и упрямой. Как догадываюсь, это она посоветовала сыну объявить себя независимым правителем. Наверное, хотела быть матерью короля, а не герцога.