Букелларий (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 63

К моему удивлению, монахи не забыли меня. Наверное, потому, что по распоряжению епископа Бернарда останавливался у них на халяву, а таких, как догадываюсь, было мало. Они рассказали, что мой благодетель умер в позапрошлом году, и его место занял епископ Григорий, руливший ранее в Бордо. Что ж, надеюсь, он и Тулузу будет сдавать врагам так же быстро.

— Завтра ждем его в гости, — сообщил монах, с которым я общался, довольно болтливый тип с безволосым лицом и высоким голосом скопца. — Погода стоит хорошая, а епископ в такие дни любит охотиться с соколом и на обратном пути заезжает к нам отдохнуть, пообщаться с братией.

Последние слова были произнесены нерадостным тоном, поэтому я задал провокационный вопрос:

— А лучше бы не заезжал?

Монах задумался ненадолго и выдал ответ, который можно трактовать, как угодно:

— Все мы слуги божьи.

Во время предыдущего визита в свои аквитанские деревни я назначил крестьянам барщину в частичный зачет оброка: расчистить от леса указанной холм, проложить к нему дорогу из гальки, чтобы арбы не вязли в грязи, напилить бревен из деревьев разных пород, навезти валунов на фундамент, нарезать из известняка блоки на стены и заготовить крошку и песок на раствор… За исключением блоков, все остальное было в более-менее нужном количестве. В оправдание старосты деревень заявили, что железные пилы для резки блоков, которые оставил им в предыдущий приезд, одолжили монахи, обустраивавшиеся по соседству, и до сих пор не вернули, несмотря на неоднократные требования. Я объяснил строителям, что надо возвести, отрегулировал их отношения с крестьянами, которые будут кормить и поить в счет оброка, после чего наведался в монастырь.

71

Настоятелю монастыря было немного за двадцать. Судя по холеной морде и бабьим ужимкам, выходец из знатной семьи и выбрал этот путь не случайно. Монастыри уже исправно служат прибежищем для людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Самое забавное, что причиной ухода из мира служат именно гонения церкви. Греческие и римские язычники относились к гомосексуализму, как к забавной прихоти, не напрягали бедолаг. Искривление одной морально-этической нормы не остается без последствий для других, поэтому настоятель врал безбожно и нимало не смущался, когда его ловили на этом.

— Разве они просили вернуть пилы?! Я бы запомнил это! — воскликнул он, а после того, как я предложил позвать старост, заявил: — Может быть, такое и случилось разок, но проскочило мимо меня. Им надо было быть настойчивее!… Несколько раз требовали вернуть?! Надо же, какие бесцеремонные люди!

— Если они еще раз пожалуются мне по любой причине, я приму меры, — предупредил его.

— И какие именно?! — язвительно поинтересовался настоятель монастыря. — Епископу Григорию очень не нравится, когда светские люди лезут в дела церкви, а наш правитель Гунальд прислушивается к его советам.

Он назвал Гунальда не дуксом (герцогом), а именно рексом (независимым правителем). Значит, в Аквитании скоро опять полыхнет. Впрочем, за малостью лет, прошедших с момента потери независимости, этого следовало ожидать. Даже два-три поколения тех, кто вырастет в герцогстве, не гарантия, что не захотят отделиться. Сцементировать государство могут только общая опасность и, в меньшей степени, коммерческая выгода. Каждое герцогство сейчас живет обособленно, почти не торгуя с соседями, так что объединение не добавит прибыли, а вот общий враг — мавры — у них есть. Агрессивные мусульмане, против своей воли, гарант стабильности в королевстве франков, и Карлу Мартеллу не следовало бы нападать на них, только отбиваться, демонстрируя свою силу и востребованность.

Ссылка на епископа Григория навела на мысль, что нападения на мои деревни не случайны. Наверное, этот святоша решил совершить очередное богоугодное дело — отомстить за то, что я не выполнил его предыдущее богоугодное задание. Он в фаворе у герцога Гунальда, так что может нагадить отменно, поэтому надо закрыть этот вопрос, как можно быстрее.

— На обратном пути заеду в Тулузу и поговорю с епископом Григорием, — сказал я на прощанье таким тоном, будто относился с глубочайшим почтением к этому подонку.

Когда мы добрались до перекрестка, где грунтовая дорога от монастыря вливалась в мощеную Аквитанскую, я оставил там пять воинов.

— Настоятель должен отправить посыльного в Тулузу. Может, их будет несколько. Одного возьмите живым и приведите ко мне, — приказал я. — Если никого не будет сегодня, ждите до вечера, а потом возвращайтесь в деревню. Утром пришлю других.

Мы только добрались неспешно до деревни, как приехали оставленные мной воины, привезли молодого монаха. Кстати, в этом монастыре стариков не было. Видимо, настоятель подбирал молодой, здоровый коллектив, способный выдерживать продолжительные оргии, ошибся, бдения.

В отличие от настоятеля, монах врал, смущаясь, и влиятельного защитника не имел, поэтому раскололся сразу:

— Я должен был передать на словах епископу Григорию, что ты приезжал с большим отрядом и обещал убить всех, если не уберемся с твоей земли; что мы сами с таким сильным отрядом не справимся; что нужна помощь, как можно скорее.

Свидетелей нельзя было оставлять, поэтому монаха убили и закопали в лесу.

На следующее утро я отдал последние приказания старостам деревень и строителям, которые уже срезали верхушку холма и принялись за фундамент будущего замка, и отправился в путь, сказав, что поеду не домой через Тулузу, а к своему сеньору в Париж через Орлеан. Мы, действительно, медленно ехали до вечера по Аквитанской дороге в сторону Бордо, а потом быстро вернулись в темноте к перекрестку, где ответвлялась дорога на монастырь. Оставленный там дозор сообщил, что больше никто из монахов не проходил. До Тулузы оттуда почти два дня пешего пути плюс столько же обратно, так что раньше, чем через пять дней, отсутствие вестей от епископа не вызовет подозрения. Мы забрались поглубже в лес, где расположились на поляне у ручья, и подождали там два дня.

72

Первые монастыри были открытыми. Братия не боялась нападений, потому что не имела ничего, кроме скудной еды. Нынешние все больше походят на крепости. Награбленное мошенничеством требует защиты. Разница только в том, что вместо донжона скрипторий, в котором переписывают и хранят рукописи, расположенный обычно на расстоянии от других помещений, чтобы не пострадал в случае пожара. Впрочем, чаще именно скрипторий является причиной беды, потому что писцы частенько работают и по ночам при свете масляных ламп. И еще защитный ров с водой монахи используют в первую очередь, как пруд для разведения рыбы, потому что постных дней уже много.

Монастырь возле моих деревень обещал стать крепким орешком. Вот только закончить строительство не успели, даже мои пилы не помогли. Была готова мощная надвратная башня, от которой влево и вправо отходили строения высотой метров пять, внешние глухие стены которых заодно выполняли защитную роль. К этим строениям почти под прямым углом примыкали другие, к которым в свою очередь под таким же углом должно было пристроиться еще одно, соединив два крыла, и в итоге образовался бы замкнутый внутренний двор в форме неправильной трапеции, в центре которого уже возвышался каменный скрипторий. Строение, расположенное напротив ворот, только начали возводить. Защитой с той стороны пока служили ров шириной метров десять, заполненный водой, и вал высотой метра три. Именно оттуда мы и ворвались в монастырь, предварительно окружив его. План мой строился на том, что никто из монахов не должен был сбежать.

Небольшой плот, рассчитанный на одного человека, мы привезли с собой в разобранном виде. В темноте тихо связали веревками составные части, спустили его на воду. Сперва медленно переправился одни человек, отталкиваясь шестом, потом натянули канат с мусингами, благодаря которому остальные перебрались быстро. Моросил дождик и ветер дул в нашу сторону, поэтому монастырские собаки учуяли нас слишком поздно, когда на противоположном берегу было уже несколько человек. Молодые, непуганые монахи прореагировали на лай тоже с запозданием.