Слишком дружелюбный незнакомец - Мюссо Валентен - Страница 29

На следующее утро вопреки всем ожиданиям Матильда казалась совсем другой женщиной. Ночь полностью изменила ее. Когда Франсуа вошел в кухню, она уже приготовила обильный завтрак и, напевая, варила кофе.

— Все хорошо? — осторожно поинтересовался он.

Повернув к нему голову, она улыбнулась из-за плеча.

— Я хорошо выспалась и теперь прекрасно себя чувствую.

— Тем лучше, — сказал он, усаживаясь за стол.

— В этом доме пахнет затхлостью. Я решила сегодня начать большую весеннюю уборку.

И это оказались не пустые слова. Весь день превратился в нескончаемый марафон. Матильда наводила блеск на мебель, чистила ковры и светильники, натирала воском паркет, развела множество моющих растворов, навела порядок в зимних вещах, занимавших слишком много места…

Сквозь приоткрытую дверь кабинета Франсуа слышал, как она суетится до самого вечера. Без сомнения, ей хотелось погрузиться в работу, чтобы больше не думать о скором отъезде Людовика.

В воскресенье утром она очень рано поехала в город за покупками. Ей захотелось устроить Людовику «незабываемый вечер» и приготовить праздничную еду.

— Мне так хочется доставить ему удовольствие…

Днем Людовик устроил им настоящую экскурсию по уже законченным помещениям, причем он сделал это с таким видом, как будто был собственником жилья, а они двое — возможными покупателями. Он рассказывал с гордостью и воодушевлением, подробно останавливаясь на деталях, которые никто бы не заметил, подробно описывал этапы обновления, которые вызвали у него наибольшие трудности. Под конец Франсуа, подведя итог последней недели работы, даже добавил несколько дополнительных банковских билетов.

Матильда превзошла сама себя. Она приготовила любимое блюдо Людовика — мясной рулет, но с мясом кабана в коньяке. С таким вариантом она еще никогда не экспериментировала.

Людовик снова постарался выглядеть соответственно обстановке — на нем была белая рубашка и темные брюки, правда, в этот раз он не принес букета цветов.

Перед тем как сесть за стол, Матильда захотела сделать фотографию поляроидом, который ей подарили друзья Франсуа на какой-то из дней рождения.

— Как странно, что эти аппараты снова входят в моду, — заметил Людовик, крутя его в руках.

Они никогда раньше им не пользовались, и гость занялся подготовкой: поставил аппарат на низкий столик и выставил таймер. Хихикая, он несколько раз прошелся туда и обратно между столом и кушеткой, что вызвало у них обоих безумный смех. После двух или трех попыток отрегулировать кадр на фотобумаге начали медленно проявляться их лица. Франсуа заметил на снимке замкнутое лицо Матильды, чуть смягченное еле заметной улыбкой.

В начале ужина он высоко поднял свой стакан вина, остальные последовали его примеру.

— За ваше здоровье, Людовик. Желаю вам в будущем всего самого наилучшего.

— Спасибо.

— А вы знаете, почему в Средние века чокались?

Людовик чуть смочил губы в своем стакане с пивом.

— Ни малейшего понятия…

Несмотря на то что Матильда наизусть знала эту историю, он не смог отказать себе в удовольствии ее рассказать.

— Так вот, среди вельмож отравления стали настолько распространены, что ввели обычай пролить немного напитка из своего стакана в стакан соседа, чтобы быть уверенным, что у того нет никаких дурных намерений. Тот, кто этого не делал, тут же попадал под подозрение…

— Вы меня научили хорошей штуке, — смеясь, ответил Людовик.

— Так как у вас пиво, а у нас вино, мы ограничимся тем, что стукнемся нашими стаканами.

Во время всего ужина у Матильды был отсутствующий вид, поэтому Франсуа пришлось одному поддерживать разговор. Он охотно взял на себя эту обязанность и даже выкопал из памяти несколько очень позабавивших Людовика фривольных историй об университетских коллегах. Теперь Франсуа смотрел на молодого человека с куда меньшей суровостью. Он с трудом мог представить себе, что действительно говорит с ним в последний раз и скоро увидит, как тот наконец покинет их дом.

В тот вечер Людовик выпил достаточно много. Не успевал он опустошить одну бутылку пива, как Матильда тут же приносила ему новую. За десертом Франсуа увидел, что молодой человек уже порядком захмелел. Он сделался рассеянным, его слова стали бессвязными и имели мало общего с темой разговора.

Едва откусив пирожного с кремом, он положил салфетку на угол стола и поднялся на ноги.

— Я… прошу прощения, но мне кажется… я не очень хорошо себя чувствую.

Франсуа пожалел, что позволил Матильде наливать ему так много алкоголя. Людовик не собирался уезжать сразу после ужина, но все равно его поведение приводило в замешательство.

— Извините меня… я пойду… в туалет.

Сделав несколько неуверенных шагов, он вроде бы восстановил равновесие, но затем вдруг рухнул на пол. Его голова ударилась о керамические плитки пола, звук падения горестным эхом отдался во всей комнате. Франсуа посмотрел на все это безумным взглядом.

— Людовик!

Вскочив на ноги с быстротой, на которую уже не считал себя способным, он опрокинул стул и уронил на пол вилку с ножом, которые держал в руке.

Волнение было так велико, что Франсуа забыл о боли, которая внезапно появилась в ноге. Лежащее на боку тело было неподвижным и распространяло неприятный запах. Франсуа понадобилось несколько секунд, чтобы заметить, что на его брюках появилось большое пятно мочи.

— Матильда, вызывай «Скорую помощь»!

Но она не вышла из-за стола. Точнее, даже не пошевелилась, как если бы то, что только что произошло у нее на глазах, не было для нее чем-то неожиданным.

Франсуа видел, что она плачет, но на лице ее не было беспокойства. Нет, это было что-то другое. Чувство, которому он сейчас не мог дать определения.

— Матильда, — произнес он. — Что это?..

Это было нечто вроде озарения: внезапно он вспомнил историю, которую рассказал в начале ужина. Несколько капель вина, вылитые в стакан соседа по столу…

Затем взгляд его упал на шеренгу пивных бутылок, выстроившихся у тарелки Людовика.

Он вспомнил, с каким усердием Матильда его потчевала. Все бутылки, которые она приносила, были без крышек…

Вдруг ему все стало ясно.

— О, Франсуа… — сказала Матильда, по щекам которой текли слезы. — Это выше моих сил. Я не могу позволить, чтобы он уехал…

Ооооооооооох…

Ооооооочень жаль… Мне ооооооочень жаль…

Я… не оооооооочень… Хорошо себя чувствую…

Ооооооох…

Это была не боль.

Или если это была она, то имела какое-то другое название.

Это было даже не так, как во сне. Никаких ориентиров, которые могли бы послужить точкой отсчета. Ничего определенного, ничего реального.

Нет, ему не было плохо. Его телу — возможно, но не ему самому. По крайней мере, пока что.

Он чувствовал, что подхвачен бурной волной, которая под влиянием неведомой силы поднималась все выше.

Впечатление неустойчивого колебания. Телесная оболочка потеряла свою плотность. Это ощущение оказалось настолько странным, что он не мог понять, нравится оно ему или нет.

А затем свет. И цвета, которые сияют, веером расходясь из движущейся точки. Ее невозможно схватить.

Туманные сгустки, которые без конца то растягивались, то сужались.

Все время и пространство во вселенной вдруг перестало быть значимым.

Вслед за этим непроглядный мрак.

Издалека доносится какой-то звук, чей-то голос.

Голос женщины, которая его знает, даже если само слово «знает» не означает для него ничего особенного.

И еще другой голос.

Мужчины…

Испуганный голос, который доносится с нескольких сторон одновременно, будто отражающийся от множества невидимых преград.