Их любимая игрушка (СИ) - Хрустальная Анна - Страница 18

— Почти так же, как ты показывала этой ночью. — он как раз оголил оба моих полушария и пока игрался с одним слишком умелой ладонью и бесстыжими пальцами, то на втором вобрал жадным ртом другой сосок, чуть прикусив, а потом заскользив по его чувствительной вершине извивающимся кончиком языка.

И в этот раз я уже застонала громко, едва не с жалобным скулением, забывая обо всём на свете, кроме одного ненормального желания — ощутить в себе настоящие, растягивающие изнутри толчки большого упругого члена.

— К-как?.. Прямо здесь? — странно, но страха, что нас здесь кто-то может сейчас увидеть из домашней прислуги, я почему-то не испытала.

— Почти, прямо здесь… Ты права. Делать это стоя в такой позе не совсем удобно.

Не успела я опомниться, как меня вдруг куда-то потянули. Я даже не сразу сообразила, шла ли я собственными ногами вначале по каменистой дорожке, а потом по шёлковому ворсу зелёного газона или просто травы, или же меня несли, подхватив за талию и подмышку. Всё произошло так быстро и стремительно, поскольку именно тело, а не сознание, реагировало на любые внешние изменения и чужие касания. Мне только оставалось ловить эти сумасшедшие мгновения, удивлённо хлопать ресницами и смотреть на происходящую вокруг меня смену обстановки подобно ничего не понимающему, но весьма восхищённому младенцу. И очнуться впоследствии внутри какого-то садового сооружения (кажется, огромной беседки), стоящей на коленях на красивом полу перед восседающим на резной мраморной скамье Велдором.

— Таких, как ты, Алана, осталось на вашей планете не так уж и много. Хотя ваше племя или род был в своё время весьма немалым.

Я не знаю, гипнотизировал ли он меня, когда заговорил, но моё состояние было очень к этому близким. Я ещё не успела отойти от того безумия, которым он меня заразил несколькими минутами ранее, так что вполне могла считать все его манипуляции с зачаровывающими разговорами его очередными попытками ввести меня в нужный ему «транс». Он и смотрел в мои глаза, и ласкал моё лицо нежными касаниями своих умелых пальцев, будто хотел не донести до моего разума требуемую мною информации, а, наоборот, довести меня до полного исступления.

— Из-за плохого или абсолютного незнания собственной истории, ваши историки до сих пор, можно сказать, гадают на кофейной гуще, выдвигая не совсем верные теории и гипотезы. Хотя иногда могут сделать достаточно близкое к произошедшим в далёком прошлом событиям предположение. Но, опять же, это будет всего лишь предположением — туманным, неясным и едва ли стопроцентно правдивым. Скорее пятипроцентным, если не меньше.

— И… о каком именно племени вы говорите?

— О том, о котором больше всего слагают у вас легенд и фантастических догадок. Что тоже вполне себе объяснимо. Историки окрестили твоих прародительниц Амазонками — самых смелых и сильных воительниц, живших в одно время с такими забытыми представителями не менее сильной расы, как Атланты или Гиперборейцы.

— Серьёзно? — я чуть было не ахнула от изумления, совсем ненадолго позабыв, что со мной только что делали и с какой именно целью завели в эту роскошную беседку, в которой даже изнутри росли диковинные и явно экзотические растения с воистину сказочными цветами. И то ли их сладкие ароматы, то ли голос Найта творили с моим восприятием не совсем объяснимые вещи.

Что бы мне сейчас не рассказывали, я всё равно испытывала нестерпимое возбуждение, на грани неминуемого срыва. Тем более, когда мужские руки продолжали расстегивать на мне платье и задевать очень чувствительную кожу весьма интимными ласками.

— То есть… вы хотите сказать, что я… принадлежу к прямым потомкам этих самых Амазонок?.. Которые каким-то чудом не сумели полностью ассимилироваться среди остальных человеческих рас?

— В том-то и дело, что уже практически полностью ассимилировались, и ещё с тех самых времён, когда ваше племя было полностью захвачено, пленено и лишено родовой памяти. Вы принадлежали к ведическим общинам, когда женщин ещё не низвергли до уровня бесправных существ, не считавшихся долгие тысячелетия даже людьми. Многие враждебные вам племена довольно долгое время не могли забыть, как и простить тех вещей, которые вытворяли со своими врагами твои непобедимые прародительницы. А про их сексуальные аппетиты слагали воистину шокирующие легенды, не лишённые достоверной для той эпохи правды.

— И-и… что это были за аппетиты? — хотя, напрасно я задала данный вопрос, испытывая в эти самые мгновения неуёмную похоть с бесконтрольными желаниями. Особенно, когда руки Найта забирались мне под расстёгнутое платье, сопровождая все слова Иного безостановочными ласками и поглаживаниями. Не говоря уже о моменте, когда одна из его ладоней скользнула по моему вздрагивающему животу ещё ниже и забралась под кружево трусиков кончиками пальцев, дразня чувствительную там кожу и вызывая более жгучие вспышки ненормального возбуждения в набухших складочках киски.

— Не способные сравниться ни с чьими другими на вашей планете. Вас сложно было остановить на поле боя, а в постели так и подавно. Никто из живущих тогда мужчин — простых смертных, не рискнул бы стать избранным спутником истинной Меоты. Да меоты и не занимались никогда сексом лишь с одним партнёром, поскольку могли загнать в аккурат сразу троих и не получить при этом желаемого удовлетворения. А некоторые из отобранных «счастливчиков» даже не выживали после таких бурных любовных состязаний.

— Ничего… себе… — я всё-таки несдержанно всхлипнула, когда пальцы Велдора добрались до моего клитора и принялись неспешно массировать и без того ноющую от перевозбуждения интимную плоть.

И вообще… это нечестно! Так делать нельзя — рассказывать о чём-то очень интересном и важном, и при этом заниматься столь развратными вещами. И ведь я хотела того и другого! И слушать, и получить свою долю сводящего с ума удовольствия. А у Найта это получалось, как ни у кого другого. И я действительно плыла под его руками и голосом, теряя нить его поверхностных рассказов, как только его пальцы заставляли моё тело дрожать от греховной истомы, требуя большего — незамедлительно и сию же секунду.

— Даже… как-то страшно себе такое… представлять…

— При большом желании, тебе это и не нужно. Достаточно только вспомнить. Так сказать, поднять спящую память с самого дна. Правда, для этого тоже нужны определённые навыки.

— А они… у меня есть?..

Я невольно вцепилась в разведённые в стороны колени мужчины, когда слабость во всём моём теле накрыла меня с головой после очередной вспышки ненормальной похоти, вызванной чужими пальцами — уже буквально трахающими мою изнывающую киску, правда, пока ещё поверху. Они скользили по клитору и очень влажным складочкам туда и обратно, будто растирая разрастающееся в них вожделение до несоизмеримых масштабов. А я уже ничего другого больше и не хотела. Попросту не могла. Жажда ненасытного порочного безумия овладела мною за считанные доли секунды. Пронзила и инфицировала каждую клеточку моего «пылающего» от остервенелого желания тела, превращая в безвольную игрушку в знающих руках своего изощрённого палача и хозяина.

— Ты много чего можешь, Алана… Всё заложено в тебе с самого зачатия, подобно врождённым инстинктам. Просто некоторым из них не хватает определённого стимула.

— И в чём же он… заключается…

— А у каждого он свой. Исключительный и неповторимый.

И всё это Найт выговаривал мне прямо в губы, когда вынуждал меня дрожать и двигаться в такт его руки, другой перехватывая мою безвольную ладошку со своего колена и притягивая к своему паху. К уже расстёгнутым брюкам, чтобы тут же обхватить моими пальцами упругий, почти каменный ствол члена и начать водить ими от головки до тяжёлой мошонки в унисон со своими пальцами на моей киске.

И снова меня обдало таким жгучим облаком сумасшедшей похоти, будто паром от кипятка, что невольно захотелось вскрикнуть. Но только не от «боли», само собой. А от тех ненормальных желаний, что творили со мной и с моим восприятием реальности какие-то воистину жуткие метаморфозы. Ведь я хотела того, кого ещё вчера боялась и ненавидела, как любой свободомыслящий человек, жаждущий свободы и справедливого ко мне отношения. А теперь… я текла, тряслась и едва не скулила в голос от взявшейся во мне ниоткуда неуправляемой к нему одержимости.