Солнце гигахруща. Том 1 Том 2 (СИ) - Иванов Дмитрий - Страница 91

— Конечно. Ведь ваша теория в том числе касается и конца этого мира.

— Ну она опять же голословная, — ученая вновь посмотрела под ноги.

— И все же? — мотивировал ее партократ. — Андрею Викторовичу будет полезно это знать.

— Как один из вариантов развития нового этапа самосборов я предположила тотальное залитие или увеличение объема черной слизи, которую станет тяжело перерабатывать. Понимаете, люди ведь тоже являются продуктами фрактальной сущности.

— Как это? — остановил ее Андрей. — Ведь люди… Они же пришли из того мира. Разве нет?

— Это правда, но относительно ограниченное количество. Сейчас только по приблизительным подсчетам в гигахруще может обитать до двадцати миллиардов людей. Это самые скромные подсчеты. И абсолютное большинство — это продукты фрактального воспроизводства.

— Но ведь это в других секторах? Почему черная слизь должна залить наше общежитие. Ведь наш сектор — нулевой, — сказал Андрей и вдруг почувствовал едкие сомнения.

— Так ведь у нас тоже полно людей, которые появились в результате первичных трансформаций зарождающегося мира. Или тех, которые мы воспроизвели в ФУПах.

Андрей открыл рот от удивления и стал переводить взгляд с выступающей на партократа.

— Вы копируете людей? Зачем?

— Чему здесь собственно удивляться, Андрей Викторович? — растянувшись в улыбке, спросил Звездин. — Конечно, мы их копируем. У нас в иные сутки бывает до сотни погибших в результате самосбора или по другой причине. Если б мы не стали использовать ФУПы для воспроизводства населения, то наше общежитие к данному моменту уже стояло бы на грани вымирания. Примеры других секторов тому подтверждение.

— Так вы поэтому мешаете людям… — Андрей остановился, думая, как продолжить. — Переезжать. И менять работу.

— Да, конечно. Хотя не только. Тут несколько факторов.

— Мне не стоило об этом говорить, да? — виновато спросила Наталья Георгиевна.

— Нет-нет, что вы! — Звездин успокаивающе помахал рукой. — Андрей Викторович должен знать все, что знаем мы, — он подмигнул гостю НИИ.

В голове вдруг закружились мысли — сначала одна, затем целый ворох — и Андрей почувствовал, как быстро теряет спокойствие. У него даже закружилась голова.

— Так это значит… Получается, что в другом секторе есть мой сын? Значит, их там много?

Он посмотрел на выступающую, но та перевела взгляд на Звездина, не понимая, о чем идет речь.

— Да, все верно, — ответил партократ. На этот раз серьезно. — Там может быть целая сотня копий вашего сына в различных секторах гигахруща. Где-то он будет повыше, где-то пониже, где-то с другим цветом глаз. Я, кстати, еще сильнее взволную вас, но где-то там может быть ваша супруга. Живая. Целая и невредимая. Но тут мне стоит вас сразу разочаровать. Как правильно упомянул Игорь Сергеевич, в других секторах живут точно такие же люди, как мы, но совсем другие. Николай в секторе ноль-ноль-один будет лишь внешне вашим сыном. И, кстати, у него есть свой отец, которого тоже зовут Андрей Викторович. Поэтому не обольщайтесь. И не тешьте себя надеждами. Ваш сын погиб. Его забрал самосбор.

Присутствовавшие на собрании наблюдали за тем, как меняется выражение лица Андрея. Некоторые даже подловили себя на мысли, что Звездин поступил неправильно, упомянув смерть ребенка. Возбужденная радость надежды постепенно сменилась подавленностью и скорбью в глазах. На несколько секунд в них вдруг загорелась непонятная искра и Андрей даже открыл рот, думая что-то сказать, но оглядел помещение и предпочел молчать.

— Я так понимаю, что мне можно продолжать свое выступление? — нарушила тишину женщина-ученый. — Тем более, мне осталось недолго.

Она еще минут двадцать делилась всем необходимым, что могло помочь Андрею войти в курс дела. И хотя он пытался слушать ее, в голове металась та самая мысль, которую он постеснялся озвучивать. Он все ждал, когда Наталья Георгиевна сама, может быть, дойдет до нее в своей речи, но этого не произошло. Когда она закончила свою часть и заняла свое место, Звездин встал и огласил обеденный перерыв. Собравшиеся стали подниматься со своих мест, попутно обсуждая вопросы науки о гигахруще. Андрей же повернулся к Наталье Георгиевне и выжидал момента, когда сможет с ней поговорить. Та собрала свои бумаги со стола и положила их в папку, затем направилась к выходу. Глядя на Звездина, который обсуждал что-то с парой ученых, Андрей незаметно от него последовал за женщиной. Он нагнал ее на ближайшем повороте.

— Наталья Георгиевна! — он схватил ее под локоть, чтобы та остановилась.

— Да, что такое? — она удивленно посмотрела на гостя НИИ.

— У меня к вам есть вопрос… — смущенно произнес Андрей.

— Так что же вы не спросили сразу? Я бы ответила сейчас, но голодна, честно признаться.

— Позвольте я провожу вас? Мой вопрос личного плана.

— Ну что же, тогда пойдемте со мной. Расскажите по ходу.

Радостный Андрей встал сбоку от женщины и последовал вместе с ней по коридору.

— Так что у вас за вопрос?

Теплые эмоции на душе моментально сменились смущением. Андрей столько раз объяснял суть проблемы, но каждый раз ужасно смущался.

— Мой сын пропал много циклов назад, — стараясь говорить негромко, начал мужчина. — Он открыл дверь во время самосбора. Но мне кажется, что он не умер. Потому что я слышал его несколько раз. Он приходил ко мне во время последующих самосборов. И мне кажется, что он не умер. Что он жив. Мой сын Коля разговаривал со мной. Не просто говорил, а отвечал на вопросы. Понимаете?

Женщина внимательно слушала Андрея, но когда тот закончил, он подняла на него удивленные глаза.

— Разве вы не слышали про иных? Ведь это один из классических вариантов. Погибший человек подхватывается фрактальными волнами и впоследствии его голос может звучать во время самосбора. Это обманка. Крючок, на который цепляют сентиментальных жителей.

— Я понимаю, да, — чувствуя дрожь в голосе, ответил мужчина. — Но понимаете, я не просто слышал его из-за гермодвери. Коля, мой сын, разговаривал со мной до самосбора. И предупреждал меня о его начале. И знаете… — он несколько секунд боялся озвучить ученому. — Я даже видел его.

— Видели, да? — его спутница взглянула на мужчина и поправила очки. — И как это было?

Поначалу Андрей шел молча, думая, что она принимает его за сумасшедшего. Они вышли на лестницу и стали подниматься. Спустя полминуты она взглянула на него снова.

— Ну? Вы что, не помните?

— Я помню, — он мотнул головой. — Прекрасно помню. Мы выдвинулись на самосбор. Я в составе отряда ликвидаторов. Мы уничтожали один самосбор, но он оказался веерным и нам пришлось отступать. Я услышал его голос. Он сказал мне дождаться его. Мой сын говорил со мной, понимаете? Я вызвался прикрывать отход и остался один на лестнице. Вот точно на такой же. Стоял там и ждал сына, — он указал рукой на площадку и взглянул на спутницу. Та, казалось, внимательно его слушала. — И началось такое свечение. Яркое, желтое. И в этом свечении появился мой сын. Я говорил с ним, как сейчас говорю с вами. И он рассказал мне о том, что сейчас… Как бы это сказать? Что он…

— Живет в другом мире? — предположила женщина.

— Да, точно. Что он живет в другом мире. И что там хорошо. Что там нет страданий, боли. Что он ничего не боится. И еще он сказал, что там его мама. Моя жена. Какой-то другой мир, более лучший. И мой сын там. Он пообещал прийти ко мне еще раз.

— Я понимаю, — она кивнула и указала на проход. — Нам сюда.

Они покинули лестницу и двинулись по коридору в сторону жилья Натальи Георгиевны. Она почему-то ничего не говорила.

— Что вы думаете об этом? — вновь заговорил Андрей. — У вас есть какие-то предположения? Где мой сын?

— Это очень интересный вопрос, — не глядя на него ответила женщина. — Но мне неудобно говорить на ходу. Я приглашаю вас к себе на обед. А заодно расскажу, что мне известно.

Мужчина поймал себя на мысли, что ощутил ту неописуемую радость, словно стал на один шаг ближе к сыну. И хоть он пытался отогнать это чувство, вспоминая слова Звездина, радость никак не хотела отступать.