Комит Западного королевства (СИ) - Че Сергей - Страница 12

- Ты как всегда говоришь загадками. Я ничего не понимаю.

Джинн усмехнулся, и над сундуками пронесся обжигающий воздух.

- Хозяин доставшихся тебе сокровищ этого тоже не понимал.

Муса нахмурился. Ему не понравились последние слова, но джинн уже исчезал, втягиваясь в лампу.

- Эй! Чудище! Постой.

Багровое пламя растворилось в воздухе, и даже запаха корицы больше не осталось.

***

Теперь на ней всегда был доспех матери. И короткий меч на трофейном арабском поясе, чтобы в любой момент вскрыть обидчику горло. Иначе было не выжить.

Флория все лето провела в седле, пробираясь от города к городу, пытаясь собрать любые сведения об отце. Сведения были однообразны. Сперва она еле сдерживалась. Потом ей уже было все равно. Они не правы. Они не могут быть правы, она найдет отца и все закончится.

Септем пал, открыв ворота подошедшему к его стенам наместнику. Также как пали все города Иберии. Ей уже некуда было ехать. К осени, в лесах недалеко от Талаверы, она загнала своего второго коня, и ей повезло, что она тут же натолкнулась на арабский разъезд. Двое отправились к гуриям сразу, один со стрелой в глазнице, другой с метательным ножом в горле. Остальные быстро умчались назад, думая, что натолкнулись на банду мятежников. Добычей стала белая высокая лошадь, не очень красивая, но зато выносливая. Что было к лучшему, сейчас красота (даже лошади) была скорее недостатком.

Она пробиралась на север, как и все те немногие, кто считал свободу более важной субстанцией, чем теплое стойло. Она свято верила, что если отец жив, то он может быть только там.

В северных горах издавна обитали немногословные дикари, ни в грош не ставящие любую пришлую империю. Теперь на эти скудные земли набивались озлобленные готы, у которых не оказалось денег на бегство к франкам или в Аквитанию, потерявшие семьи иберийские крестьяне, городские ромеи, пытающиеся спасти своих дочерей от неминуемого попадания в арабские гаремы. Вся эта человеческая масса мешалась друг с другом, и пока не было среди них ни королей, ни владетелей. Грязные, нищие, оборванные, злые. Непобедимая Армия Пророка туда пока не совалась. Тем более, что брать там было нечего.

Зиму она провела в заброшенном доме невдалеке от маленького городка, почему то названного в честь льва. Жила тем, что охотилась и продавала шкуры заезжим торговцам. Одному из этих торговцев пришлось укоротить все пальцы, чтобы не распускал руки.

Поздней весной в город по имени Лев прибыла арабская гвардия из только что образованного эмирата. Разбрелась сначала по округе, вылавливая всех подряд, рубя головы бесполезным, и отправляя на юг тех, кто мог пригодиться руками, ногами или иными частями тела. Собрав скудный урожай дани, каратели двинулись дальше на север, на подавление очередного мятежа. Флория починила доспехи, привела в порядок снаряжение, покормила свою белую лошадку и поехала за ними. Лесами, отрогами гор, так, чтобы не заметили.

На второй день она потеряла их из виду и нашла только к полудню, по звуку сражения.

Звуки в этих поросших буйной зеленью горах расходились на удивление хорошо.

Она заставила свою Бланку вскарабкаться на очередной поросший лесом откос, проехала по краю до голой каменистой вершины и посмотрела вниз, туда, где в узкой долине уже заканчивался бой.

***

Их было чуть более сотни. В основном, изможденные крестьяне в драных войлочных доспехах, с копьями и дротиками. Еще десятка три неплохо вооруженных гота, в том числе один из охраны бывшего короля, судя по облезлому щиту. Большинство из них прибилось только накануне, едва уйдя от преследования.

А напротив них, загораживая единственный выход из долины, мерно выстраивалась гвардия халифа, откормленные смуглые мордовороты, в позолоченных длинных панцирях, прикрывающих все что можно и что нельзя прикрывать. Синие тюрбаны поверх островерхих шлемов, щиты в полроста, копья в полтора.

Он насчитал их тысячу с лишним, плюс вспомогательные, с луками и пращами. Конницы, слава богу, было мало. Но и так было достаточно, чтобы размазать сотню мятежников по камням этой безымянной долины. Другого выхода из нее просто не было. Позади начинался крутой склон, с большой пещерой посередине. Там можно было спрятаться на время урагана, но уводить туда людей перед боем означало загонять их в еще большую ловушку.

Крестьян он выстроил под защитой редкого перелеска. Даже такие тонкие стволы могли защитить от камней и стрел. Готов услал в пещеру, чистить оружие и доспехи. Десяток самых сильных отправил на склоны, готовить бревна, камни и прочие сюрпризы.

Некоторые новички смотрели на него с удивлением. С кем он прошел зиму, нападая на разъезды и вырезая забравшихся на север берберских бандитов, те уже привыкли. Как и он привык смотреть на мир сквозь смотровые щели железной маски.

Маска прикрывала всю верхнюю часть его лица вплоть до самого подбородка и была намертво склепана под затылком. Снять ее было практически невозможно. В его маленьком войске говорили, что лицо их командира обожжено в дотла сгоревшей Мериде, где он потерял всю семью. Он не спорил. Подобных легенд в любое смутное время ходило достаточно.

Подошел один из готов, сказал, что паники никакой нет, все устали, но хотят продать свою жизнь подороже. Он кивнул, спросил имя. Тот оказался мелким владетелем из Кантабрии, даже вроде бы дальним родственником какого-то короля. Было видно, что тоже хочет узнать имя. Но не решился спрашивать напрямую. Видно, ему уже рассказали, что командир не любит такие вопросы. Для всех своих людей он оставался безымянным.

Враг медленно подходил ближе. Выпустил вперед легких стрелков. Из-за сильного ветра камни и стрелы не причинили никакого вреда. Они просто падали на землю, не долетая. Парочка камней даже вернулась обратно, смешно ударив расфуфыренных гвардейцев по лбу. Крестьяне засмеялись. И это было хорошо. Потому что страха не было.

Когда осталось меньше десяти шагов, на закованную в сталь гвардию сверху посыпались тяжелые камни и бревна, пробивая бреши в ее красивых построениях. Тогда он поднял руку, посылая на смерть себя и своих людей.

Он не думал о том, что погибает глупо, ни за что, бессмысленно, он просто шел вперед и убивал, и был намерен идти дальше, до тех пор, пока его не остановят. Рядом падали его соратники, и сжималось кольцо позолоченной стали, и было ясно, что им всем немного осталось. А потом он поднял глаза и увидел ее.

Все так же как тогда светило полуденное солнце. И все так же она стояла наверху, на холме. Словно не было этих двадцати долгих лет. Белый конь, белый доспех и серебряный обруч на золотых волосах. А внизу был опять берег реки и вереница отступающих от врага людей, и их нужно было защитить, защитить прежде, чем враг доберется до них и до нее, потому что она уж точно не осталась бы в стороне. И тогда в его глазах все давние и новые враги слились в одну серо-позолоченную стену, неживую и слабую, способную только смотреть с ужасом на его покрытую кровью железную маску, а потом бежать, бежать, бросив свои бесполезные щиты и копья, потому что на этом пути туда, вперед, к холму, его больше ничто не могло остановить.

А потом она исчезла. Не было больше никого на голом пустом обрыве. Он остановился, опустив руки, не зная, что делать, уже не видя, как его люди добивают остатки хваленой эмирской гвардии, как убегают в панике из узкой долины все, кто еще способен был убежать. И как озверелый раненый гвардеец приближается, занося над головой меч. Он уже не мог защищаться. Ему это незачем было делать. Уже падая, он успел заметить, как гвардейца поднимают на копья. Ему было все равно.

Когда он закрыл глаза, с посеревшего неба пошел дождь.

Вокруг него стали собираться люди. Подложили плащ. Затем нашли большой гвардейский щит.

Все молчали. Потом кто-то сказал: