Туманная река 3 (СИ) - Порошин Влад - Страница 34

— Что ещё? — тренер хитро прищурился.

— Они широко расставляются в атаке, метко бьют из углов, — ответил Том Мешери, — за счёт чего растягивают нашу оборону.

— Правильно! — показал на него пальцем Норман, — этому мы с вами и будем учиться в новом сезоне.

Немного потрясённый увиденным, Том Мешери шёл по учебному корпусу. Нет, он читал в газетах об этой сенсации, и даже слушал репортаж по радио, но как такой разгром случился на самом деле, увидел впервые.

— То-о-ом, придёшь сегодня на вечеринку? — окликнула его «развратная» Сьюзи.

— Нужно помочь отцу в гараже, — отмахнулся от навязчивой девушки баскетболист.

— Фу, какой ты скучный! — протянула разочарованно она.

Мешери миновал длинный учебный коридор, периодически отвечая на множественные приветствия однокурсников, и вышел под палящее калифорнийское солнце. На стоянке велосипедов его окликнул странный человек, чем-то напоминающий спортивных агентов.

— Привет парень, — мужчина в лёгком летнем пиджаке и широкополой шляпе натянутой на глаза, направился прямо к Тому.

— Я уже всё обговорил с менеджерами «Филадельфии Уорриорз», — бросил он, чтобы отвязаться от непонятного мужчины.

Именно в эту команду НБА сватали талантливого центрового спортивные агенты. Играть вместе с баскетбольной легендой с самим Уилтом Чемберленом была просто мечта Тома с восьмого класса, когда он впервые серьёзно занялся игрой.

— Я не из «Филадельфии Уорриорз», — улыбнулся мужчина, — я представляю руководство всей лиги. Ты ведь русский, Томислав Мещеряков? Я прав?

Как и подавляющее большинство американцев, Том был потомком эмигрантов. Его отец царский офицер Николай Мещеряков воевал под командованием Колчака, мать происходила из дворянского рода, и была дальней родственницей великого писателя Льва Толстого. А дед вообще депутат Думы и член Временного Правительство Керенского. Однако после реакционных выступлений сенатора Джозефа Маккарти, даже с такой родословной Мещеряковым пришлось поменять фамилию на более американизированную Мешери.

— Я американец, — Том взглянул на мужчину исподлобья.

— У меня здесь чек на тысячу долларов, — в ответ улыбнулся тот, — и билет до Рима.

— Что это всё значит? — растерялся Мешери.

— Лигу интересует русский, двадцатый номер, — мужчина вынул из внутреннего кармана записную книжку и стал в ней что-то записывать карандашом, — ты же смотрел матч?

— У нас нет телевизора, — признался Том, — но мы сегодня с тренером Норманом смотрели игру через кинопроектор.

— И как? — мужчина оторвался от своей записной книжки.

— Очень впечатляет, — Мешери вынул свой велосипед из отдельной металлической ячейки, — так что вы от меня хотите?

— Лига хочет, чтобы этот двадцатый номер играл здесь в Америке, в стране безграничных возможностей! — спортивный агент вдохновенно развел руками, — съезди в Рим поговори с ним. Расскажи, как ты живешь, как живут звезды спорта. Ты русский, он русский, вам проще найти взаимопонимание. И ещё намекни, что при согласии эмиграции, лига готова ему сделать единовременную выплату в размере одного миллиона долларов. От таких условий оказывается только сумасшедший, или фанатик, ни первые, ни вторые нам здесь точно не нужны. В Риме тебя встретят и поселять вместе с остальными баскетболистами сборной США.

— Он может, не согласится, — вдруг засомневался Том Мешери, — у него, наверное, в Союзе родители?

— Нет у него родителей, он из детского дома, — мужчина протянул Тому подробные инструкции, как и что говорить, и чек на тысячу долларов.

В среду седьмого сентября наш временный дом в Олимпийской деревне постепенно стал пустеть. Во избежание политических провокаций и прочих возможных эксцессов функционеры старались, как только заканчивались соревнования по-быстрому отправлять спортсменов на Родину. Так покинули Рим уже наши гребцы, велосипедисты, прыгуны в воду, пловцы, команда по водному полу, пятиборцы, борцы и боксёры. Само собой кроме Бори Никонорова, который пока не объявлялся нигде, ни в Олимпийской деревне, ни в Советском посольстве, ни в посольствах загнивающих капиталистических стран. Что характерно спортсмены с загнивающего запада спокойно гуляли, где хотели и ежедневно веселились в международном клубе Олимпийской деревни. Это что же за страна такая, которую нужно обнести вокруг колючей проволокой, чтобы из неё народ не разбежался, матерился я про себя.

— Где спрятался ваш Никоноров? — зашипел прямо на завтраке Шлёпов, который бесцеремонно плюхнулся за наш с Корнеем столик.

— Где, где, — усмехнулся Юра, — в гнезде, вот где?

— Мы с тобой Корнеев в Союзе отдельно поговорим! — Шлёпов, как поросёнок стал запихивать в себя бесплатную яичницу с беконом.

— А вы не угрожайте, — меня передёрнуло от этого зрелища, — я ведь в Москве молчать не буду. Всем расскажу, как вы среди спортсменов вели подрывную работу.

Кандидат наук по штыковому бою тут же подавился беконом и громко закашлялся.

— Да, да, — продолжил я, — это же вы Борю Никонорова подговорили бежать в Австралию. Вся команда подтвердит.

Шлёпов затравленно посмотрел на баскетболистов, которые за соседними столиками беззаботно трепались о чём-то своём.

— Поэтому если вы сейчас отсюда не уберетесь, то я вам в ваше вражеское рыло плесну такой же вражеской пепси-колой, — и я демонстративно налил сладко газированную заморскую отраву в стакан.

Штыковед посмотрел по сторонам и молча пересел от греха подальше.

— Ты чего моей пепси-колой расплескался? — похохатывая спросил Корней, — ну ты и псих! — добавил он.

Перед завтрашней игрой с бразильцами Суренович решил не нагружать команду дополнительными занятиями. Поэтому на баскетбольной площадке у самого берега Тибра мы потренировали аллей-упы, выход из-под заслона на ударную позицию и провели товарищескую двусторонку. Меня главный тренер попеременно заиграл сначала в одной команде, затем в другой.

— Из «Советского спорта» попросили интервью с тобой организовать, — сказал Суренович, когда вместо меня вышел в поле Озерс, — ты как? Не против?

— Газета дело хорошее, — улыбнулся я, — особенно если корреспондентка будет умненькая и симпатичная.

— Ну и лады, — пробурчал главный тренер, — ты это, только лишнего не ляпни. А то с этим Борей Никоноровым уже всем тренерам мозги выели. Почему не следите за спортсменами, они у вас гуляют, где хотят! Что мы няньки в детском саду?

— Чтобы я лишнего не ляпнул, — задумался я, — нужно интервью организовать сразу после обеда, у меня тогда настроение более миролюбивое.

Первое мое интервью в этом времени и мире решили записать прямо здесь, на втором этаже нашего жилого корпуса, в холле. В том своём времени я этих интервью сделал тысячу, правда, не я их давал, я их наоборот, брал. Ведь десять лет отпахал фотографом в различных журналах. Где и про спорт писали, и про моду и про медицину, и даже про историю. Вот так бывало, приедешь, диктофончик на стол, фоточки сделаешь, парочку формальных вопросов и готово. Думаете, такую ерунду не читали? Если интерьер подходящий, да мордашка красивая, да фигура сексуальная, то любую ерунду прочитают.

Я развалился на диване в ожидании, как минимум, мисс всесоюзной советской прессы. И даже прикрыл глаза, представив красивые ножки в капроновых телесного цвета чулочках. Вот что с мужчиной делает продолжительное воздержание! И хорошо, что Маура снова перевелась из Палаццетто в международный пресс-центр. А то держите меня семеро.

— Здравствуйте, — поздоровался со мной мужской голос.

Н-да, корреспондент «Советского спорта» был толстым, потным, с хитрыми бегающими глазками мужиком. И судя по носу, еврей. «Вы еврей? Нет, я русский! А я американский!» — вспомнил я старый анекдот. Корреспондент откровенно меня не удивили, он задал с десяток малозначимых вопросов. Кто первый тренер, кто второй, как я воспринял победу над США, о чём мечтаю в будущем.