Враг моего сердца (СИ) - Счастная Елена - Страница 29

— Там кмети уже выходят — дальше искать, — просипел, вяло моргая. — Мы ничего не нашли. Ни единого следа.

Она и так всё знала. Не обманул Остромир, рассказав о погибшей девушке. Не просто так постращать задумал. И жуть холодная всего произошедшего отражалась сейчас в усталых, покрасневших глазах десятника.

Елица, кое-как умостив на себе все вещи, что оказались совсем не тяжёлыми, вышла во двор, где шумели и толпились отдохнувшие ночью и готовые искать Ледена кмети да радогчане, что, несмотря на всю нелюбовь к остёрцам, согласились снова им помогать. Думается, многим просто хотелось убедиться, что княжич и правда сгинул Лешему на потеху, но некоторые, верно, не желали ему зла.

Сыпал на головы собравшихся нудный, словно невыспавшийся дождь. Оседал на волосах и платках мелкой пылью, тяжелил одежду и размывал помалу землю под ногами. Идти будет тяжко.

Во главе всех встал сегодня охотник Атей из Радоги. Громко, чтобы все услышали, пообещал провести по всем известным ему тропам, да только в голосе его совсем не было уверенности, что это княжича найти поможет. Смурной от усталости, подошёл к Елице Остромир, погладил по плечу, разглядывая её особенно внимательно.

— Сегодня к Утопленнику пойдёте. Мы до него ночью не добрались, — сказал тихо и как-то бесцветно.

— Что за Утопленник? — она подняла на него взгляд.

— Камень, с которого Чарина в реку бросилась. Да и не одна она. Много их было во все времена. Место недоброе. Но и ты непростая, — староста улыбнулся. — Только Атея всё же держись.

Елица кивнула и по торопилась за уходящими уже по скользкой тропе мужчинами. Плохо она понимала, чем помочь им может, кроме как поддержать дух и веру в то, что недобрые силы их не коснутся, пока она рядом. Следов она не ведала, местных троп — и подавно. И хоть леса она не боялась любила его: в детстве с нянькам, подругами и челядинками часто по грибы или ягоды ходила — а трепета перед ним за всю свою жизнь так и не растеряла.

Мужи с неё ничего и не спрашивали: оборачивались только по дороге порой, да попросили в святилище здешнем небольшую требу зерном да хлебом принести на удачный путь. А после у границы леса — Хозяину его. Жрица всё ж, обряды ведает. Но потом и вовсе о ней как будто позабыли.

Ещё чуть позже разбрелись кругом, перекликаясь и выискивая следы, которых могли не заметить ночью. Да только ничего не нашли и начали вновь сходиться к тропе. Елица держалась широкой спины Истра, который среди них был за старшего, но больше бездумно болталась за ним, озираясь и прислушиваясь. Иссиня зелёный лес, подёрнутый дымкой бесконечной мороси, молчал. Даже птицы не чирикали, не шумел ветер, словно захлебнулся в тяжёлой хляби, повисшей над кронами сосен и елей, над округлыми горбами старых гор. Было тихо и страшно кругом. Лишь звенела где-то вдалеке беспокойная Сойка, перекатывала камешки на дне и омывала берега, широко раскинув свободные ото льда воды в стороны.

Земля стала топкой, дождь разошёлся сильнее, что рогожные плащи уж переставали помогать, и мужи заговорили о том, чтобы устроить привал.

— Поищем ещё! — упрямился Истр.

Глядели сумрачно кмети на радогчан, не желая прерывать поиски, пока все ещё в силе. Так и брели, переругиваясь тихо, и нарочно избегая самых крепких слов, чтобы не гневить духов леса в их Храме.

Елица зябла всё больше. И захотелось всё ж попросить Истра разрешить всем остановиться и хоть немного погреться у огня. Но не решалась всё, боясь показаться обузой — тянула.

Показалось на миг, что прозвучали шаги где-то позади, уже там, где все прошли. Она встала и обернулась, силясь рассмотреть хоть что-то среди буро-зелёного смешения стволов, ветвей и сухих метёлок прошлогодней травы. И проскользнул будто бы вдалеке то ли обрывок тумана, то ли человек в светлой одежде. Но снова всё смолкло, и подумалось, что это, верно, просто эхо от хруста валежника под ногами мужчин, а остальное — игра света и теней среди покачивающихся веток. Елица вздохнула и снова повернулась к Истру, который только что шёл впереди... Но его рядом не оказалось.

Не было вокруг совсем никого, не слышались голосов и звонких окликов. Как будто плотнее сомкнулись бронзовые стены сосняка, навис хвойный полог над самой головой. Ни примятой травы, ни звука лишнего, как-будто и не было здесь людей много лет как. Елица, всё ещё не веря, что это случилось, прошла чуть дальше, туда, где скрылись, наверное, мужчины. “Отпусти, Хозяин, не пугай. Зла я тебе не несу, храму твоему и детям твоим, — зашептала она, расстегивая сустугу плаща, чтобы надеть его изнанкой наружу. — Дары я тебе принесла у порога. Не обидь, не погуби. Дай пройти твоими тропами, выбраться к свету. Сыскать того, кто пропал в недрах Твоих”. И только произнеся до конца слова заговора, Елица вновь остановилась, бессильно опустив руки вдоль тела. Место её окружало совсем дремучее, буреломное. Торчали кругом старые зубастые пни, и валялись, топорща высохшие корни, древние выворотни, наполовину осевшие в землю.

Она окончательно заблудилась.

глава 8

Несколько мгновений Елица просто стояла, не зная, что и делать. Потом окликнула мужей, которые ещё могли быть где-то поблизости, но никто не отозвался, словно она упала на это место прямо с неба. Дождь расходился всё сильнее, превращаясь из мороси в слабый ливень. По укрытому плотной куделью облаков небу совсем нельзя было понять, в какую сторону идти. Елица пригляделась к ближайшей сосне, надеясь хотя бы по мху распознать, где север. Весь лежала на западе от того места, где пришлось последний раз видеть спутников, а потому она повернулась в нужную сторону и пошла, высоко поднимая ноги, что путались в жухлой траве, которая, намокнув, цеплялась за них ещё сильнее.

То и дело слышались со всех сторон сквозь шёпот дождя неразборчивые шорохи. И казалось, что там идёт кто-то, вот-вот встретится знакомец и морок спадёт. Но Елица приостанавливалась — и лишние звуки пропадали. Она перебирала все известные заговоры от Лешего и от подручных его. Взялась и за те, что навь отгоняли, но путь не становился приветливей, а река, вдоль которой можно было бы выйти к Радоге, и вовсе сгинула где-то в недрах этой зелёной лесной бездны.

Иногда явственно окликал кто-то из чащи, словно напугать хотел, с пути сбить. Но Елица старалась не слушать, начинала тихо напевать, чтобы отгородиться от чужого ласкового голоса, по которому никак нельзя было толком понять, мужчине он принадлежит или женщине. Да только, несмотря на все старания, ужас мало-помалу проникал в кровь, холодил будто. Или то был виноват нескончаемый дождь?

Она совсем не могла понять, сколько уже идёт так, то и дело поглядывая на стволы деревьев, чтобы не уйти не туда. Ничего не менялось, а становилось, кажется, только хуже. Скоро путь начал уходить в гору, сначала пологую, но дальше всё более крутую. Откуда она здесь взялась, ведь на пути из веси даже холма никакого не попадалось? Но Елица решила всё ж подняться — может, так осмотреться будет удобнее?

Она долго взбиралась наверх, но ни разу о том не задумалась, чтобы назад повернуть. Ноги то и дело оскальзывались на мокрой траве, дыхание сухим комом вставало в груди. Одежда, отяжелевшая от дождя, тянула к земле; кажется, даже надёжный рогожный плащ уже почти насквозь промок — и становилось зябко от пробирающейся под него сырости. Наконец склон окончился ровным высоким местом, где Елица отыскала ближайший трухлявый пень и присела на него — отдышаться немного. Глянула вглубь неширокой прогалины, похожей на тропу, но нечёткую — да и откуда бы ей тут взяться — и показался впереди просвет, в котором виднелось сумрачное, пепельно-серое небо беспрестанно сыплющее на голову мелкие капли.

Елица собрала все силы и поднялась, пошла туда, где думала увидеть хоть что-то. Может, поймёт, в какой стороне весь находится или ещё что приметное, по чему отыскать правильную дорогу можно. Чем дальше она шла, тем яснее становилось, что выбралась она на утёс, который оканчивался крутым обрывом. Стелились вдалеке остриженной шерстью округлые верхушки сосен с серыми проплешинами ещё голых берёз и осин. Клубились над ними неповоротливые тучи, тянулась нитями сырая хлябь. Отяжелевший ветер едва ворочался в тесноте бора, как будто тоже прятался от промозглого, надоедливого дождя. Но не дойдя до самого края, увидев только, как блеснул внизу изгиб серой в скупом свете реки, Елица остановилась, заметив слабое шевеление в стороне. Повернувшись, вздрогнула: у самого края обрыва лежал на земле человек. Весь в грязи и сухих стебельках травы, издалека он был похож на камень. А тут задышал, завозился тяжко, рискуя по неосторожности рухнуть вниз.