Пламя моей души (СИ) - Счастная Елена - Страница 47

Струилась в окно прохлада тихого летнего вечера, скользила по лицу, но не освежала ничуть раскалившейся от дум тяжких головы. И мысли все в ней словно плавились с каждым мигом сильнее, растекались неразборчивыми лужицами и перемешивались, превращаясь в удивительный и жуткий вздор.

Она только краем глаза увидела, как мелькнула высокая тень рядом с ней. Остановилась, нависла тяжко.

— Зачем пришёл? — буркнула, не оборачиваясь. — Отказал ведь мне. Не хочешь послужить ещё раз, хоть и не брезговал мараться раньше.

Широкая ладонь легла ей на плечо, сдавила слегка.

— Перестань глупости опасные мыслить, Зимава, — камнем упал низкий голос Эрвара. — Не поможет это уже никому. И тебе не поможет. Ладно я, воин, наёмник. У меня руки в крови по локоть. А тебе зачем эту тяжесть на душу брать?

Она встала резко, повернулась к нему, чтобы взглянуть в безжалостные глаза его. Не жаль ему Радана — ведь не его ребёнок. Зато Елицу жаль. Но оказалось, что на лице варяга лежала теперь печать тревоги мрачной. Да только поздно он спохватился — о душе её думать, заботиться.

И казался Эрвар в этот миг таким знакомым — и другим как будто. Точно и его события последние на клочки раздербанили. И глаза его, глубокие, синие, таили теперь усталость, какой раньше в них не было.

Зимава подалась вперёд, обняла его за шею крепко и впилась губами в его губы, всегда сурово сжатые. И они встретили вдруг мягкостью и теплом, раскрылись в ответ. Сковали крепкие объятия поперёк талии, скользнули руки уверенные, надёжные по спине вверх.

— Остановись, Зимава, пока не поздно, — успел шепнуть он между жадными, один беспощаднее другого поцелуями. — Обратного пути не будет.

И тут же ртом её завладел снова, не дав одуматься и что-то ответить. Она наощупь расстегнула пояс его с оружием, дала ему упасть на пол с грохотом. Задрала рубаху — и за гашник принялась. Эрвар поймал её руки, остановил и посмотрел в глаза серьёзно.

— Не желала ведь меня раньше.

— Теперь желаю, — она вырвалась и принялась распускать завязку снова.

Сунула руку в штаны и провела ладонью по твёрдеющей плоти его, не отводя взгляда, что туманился, подёргивался пеленой вожделения всё сильнее. Она ласкала его неистово, исступленно чувствуя жажду его и наполняясь ею тоже. Скользила пальцами, сжимала. Тянулась к губам его, словно к источнику пьяному, ледяному. Другой рукой расстегнула ворот свой, распахнула, оголяя грудь, и, схватив варяга за руку, приложила к ней, заставила стиснуть. Часто и глубоко задышал Эрвар, словно вулкан у него в груди проснулся. Он схватил Зимаву едва не в охапку и потащил к лавке. Она рухнула на ложе, чувствуя, как на ходу стаскивает с неё варяг одежду. Полетела прочь понёва, за ней рубаха ненужная. Звякнули бусы тихо, разорвавшись от неосторожного движения — и заскакали стекляшки да камешки мелкие по полу. Попали под спину, перекатываясь под ней колко. Вторглись твёрдые горячие пальцы между ног, скользнули вкруг влажного, саднящего лона.

— Желаешь, значит, всё же, — рыкнул варяг.

И накрыл губы своими, ворвался языком, сминая теперь Зимаву со всей страстью, которую раньше внутри хранил. На миг оторвавшись, скинул и свою рубаху, давая насладиться видом воинского, отмеченного многими битвами тела. Он обхватил бёдра Зимавы и подтянул её к себе, приподнял чуть — и вошёл резко, вырвав из груди стон. Легли увесистые ладони на грудь, сминая, дразня пальцами окружия сосков. Он смотрел на неё, любуясь открыто, касался везде, где мог в тот миг, как брал её. А после запустил обе пятерни в разметавшиеся вокруг головы волосы, сгрёб горстями, приблизив лицо и всматриваясь в самую глубину глаз.

— Моя, Зимава. Всегда моя была. Да только не знала этого.

— Твоя, — согласилась она, уже неспособная вызвать в голове ни одной разумной мысли.

По телу будто горячие потоки носились, неистово грохотало сердце, словно выстукивая его имя. Зимава водила ладонями по груди Эрвара и плечам, впиваясь пальцами, оставляя на коже его белые полосы от ногтей. Она хотела бы разорвать на клочки его сейчас, чтобы не чувствовать такой страшной похоти, которая пожирала её. И хотела раствориться в нём. Чтобы не быть больше никогда без него.

Они схлёстывались и свивались вместе, будто упругая трава под неистовым ветром. А после Зимава словно очнулась, когда поняла, что уже лежит спокойно в собственной постели, вся мокрая от испарины. Что на бёдрах ее подсыхает семя варяга. Что блуждает по коже тонкая струйка сквозняка и ладонь Эрвара. Она коснулась губами его груди, ощущая соль на кончике языка. Стиснула пальцами упругие ягодицы мужчины, заставив его напрячься и засмеяться тихо.

— Не шали, — буркнул он, касаясь виска дыханием.

Зимава устроилась удобнее в больших объятиях, закинув ногу на его бедро, и затихла, слушая, как он дышит. Скоро угомонился быстрый стук сердца Эрвара, расслабилась рука, что лежала на талии, отяжелела.

Зимава пошевелилась осторожно, замерла снова, прислушиваясь, не разбудила ли его, а после совсем выскользнула из-под ладони, словно из-под лапы медвежьей. Эрвар вздохнул протяжно, заставив вмиг покрыться потом, но только перевалился чуть на спину, так и не размыкая век. Зимава взглянула на него ещё раз, стараясь всё ж не затягивать этот миг. А после свесилась с лавки и дотянулась до пояса с оружием, что рядом лежал, небрежно сброшенный и забытый — в ворохе мятой одёжи. Она вынула из ножен кожаных широкий нож, которым, верно, и секача зарезать одним взмахом можно, провела пальцем по лезвию, глядя, как свет лучин пробегает по нему ослепительно полосой.

Развернулась и, вдохнув, ударила Эрвара в грудь. И хотела бы убить сразу, да не попала в сердце, куда метила.

Варяг дёрнулся, распахивая глаза. Проглотил воздух — и вцепился в запястье Зимавы хваткой, которой можно и кость переломить.

— По твоей вине Радан погиб, — Зимава склонилась к нему. — Ты должен был уберечь его. Но не захотел. А может, сам убил.

Эрвар качнул головой, не пытаясь даже убрать её руку, просто удерживая воткнутый в грудь клинок.

— Я бы хотел… Уберечь.

Он разомкнул пальцы. Зимава выдернула нож и вонзила снова, глядя в его гаснущие глаза. Эрвар перестал дышать резко, уронил руку, и она сползла на постель, уже усыпанную тёмными брызгами крови.

Она оглядела себя всю: по груди и животу стекали капли алые, но темнеющие помалу, как подсыхала кровь от жара её — быстро. Зимава провела ладонью испачканной между бёдер своих, погрузила пальцы внутрь, не сводя взгляда с мёртвого варяга и боясь смутно, что вот сейчас он снова вскочит и тогда уж, верно, придушит её одним махом. Но он не дышал, вперив неподвижные, потерявшие всю синь глубокую глаза — были они теперь бездумными, как у рыбины, что на прилавке торговца валяется. Зимава схватила рубаху свою, рванула подол на две части и ворот — наискось, до пояса самого, прикрылась ей едва и выбежала прочь из горницы. Пронеслась по ходу, грянулась в дверь Оляны, отворила и ввалилась к ней в хоромину, перепугав, верно, до замирания сердца. Подруга подскочила на лавке, вытаращив глаза сквозь мутный мрак неосвещённой горницы: уже спать легла.

Зимава грохнулась на колени, едва добежав до её лавки.

— Что случилось? — Оляна тронула её за плечо и вскрикнула звонко, ощутив, верно, кровь липкую. Запалила лучину тут же, едва не роняя кремень из дрожащих пальцев.

— Дорвался всё ж, — пробормотала Зимава. — Ввалился ко мне и…

Она не сумела удержать рыданий бесслёзных, что выплеснулись из груди, в которой клокотало сейчас, болезненно вздрагивая сухое, будто лихорадочное дыхание. Снова подступала тошнота, закрутилась мутным, тугим комком под рёбрами, а по телу озноб понёсся, заставляя сотрясаться мелко, стуча зубами.

— Ты вся в крови! — ахнула Оляна, пытаясь поднять Зимаву на ноги. — Кто это сделал? Эрвар?

Та закивала только, чувствуя, что если скажет сейчас ещё хоть слово, то просто захлебнётся ими и умрёт прямо тут от невыносимого ужаса, который шевелил волосы на голове.