Последыш IV (СИ) - Мах Макс - Страница 13

Миланский доспех - полный латный итальянский доспех, появившийся в конце XIV и существовавший до начала XVI века. Это первый тип доспехов, в котором латы закрывали всё тело.

Максимилиановский доспех — германский доспех первой трети XVI века, названный так по имени императора Максимилиана I, а также с намёком на максимальность защиты.

[3] Björn (Бьёрн) - "медведь". Медведь как наиболее опасный для охотника зверь считался символом храбрости и силы, кроме того, он - одна из ипостасей Одина, верховного бога скандинавского пантеона.

[4] Бер (русское табуированное название медведя, «берущий», тот, кто «берет») - Берни, Бьерни, Бьярни. Отсюда же и топонимы Берлин, Берн и др.

Бер Тяжелая рука - внук Дарри Менгдена.

Дарри Менгден – выдуманный автором свейский ярл, приведший свою дружину на помощь князю Никлоту в его борьбе с немцами под предводительством герцога Генриха Льва.

Никлот (ок. 1105 — 1160) - последний независимый князь бодричей/ободритов (1129—1160) и родоначальник Мекленбургского дома.

Глава 3(1)

1. Седьмое декабря 1983 года

Трудно сказать, на что рассчитывала кронпринцесса, направляясь со своим теперь уже мужем в Усть-Углу. Они с ним этот вопрос не обсуждали, - как-то не пришлось, - ни до, ни, тем более, после размолвки. Однако, когда добрались наконец до замка, она была явно удивлена, - и, разумеется, уязвлена, - тем, что ей не предложили жить вместе с Ингваром в его апартаментах, а вместо этого приготовили личные комнаты в другом конце «семейного» коридора. Впрочем, Бармин ведь не злодей какой-нибудь. Сообразив, что к чему, он вежливо объяснил супруге, что она, разумеется, первая жена, и с этим никто не спорит. Но она при этом всего лишь одна из пяти его жен, и поэтому не может претендовать на постоянное место рядом с ним. Закон и традиция четко описывали те ситуации, когда первая жена имеет право на преференции, но совместное проживание в этот список не входит, в особенности, если вся семья собирается в одном месте. Что же касается местоположения апартаментов, предназначенных для княгини Острожской, то тут все обстояло еще проще. Переселять из-за нее Елену, Ольгу или Марию никто не собирается. Они здесь давно живут, - во всяком случае, поселились в замке раньше нее, - и отдавать ей свои комнаты совершенно не намерены, да и не должны. Поэтому Ингвар их об этом просить не может, не хочет и не будет. И ей, в принципе, тоже не на что жаловаться, поскольку по приказу графа Менгдена для нее, Ульрики Катерины, специально построили в Усть-Угле совершенно новые апартаменты, заодно поселив поблизости ее дочь и младшего брата. Понятное дело, что ситуация эта настроения принцессе не улучшила, поскольку она, как успел убедиться Бармин, привыкла получать все, что пожелает, а с Ингваром у нее один облом следовал за другим, и конца края этим обидам не было видно.

Однако Бармин твердо решил, что или обломает ее хотелки раз и навсегда, - вспоминался по этому случаю великолепный Петруччо из «Укрощения строптивой» «Вильяма нашего Шекспира»[1], - или отселит ее к чертовой матери обратно в Швецию, поскольку он свою часть сделки выполнил и готов был продолжать ее выполнять от и до, - как и обещал богине-покровительнице рода Стенкилей, - а вот Ульрика Катерина – нет. И, значит, он в своем праве, хотя, разумеется, попробует еще договориться, чтобы не обижать «бедную девочку». Но это терпит. Есть дела куда как более важные, во всяком случае, прямо сейчас, когда они вернулись домой. Поэтому, высадившись в Усть-Угле и отдав накоротке все необходимые распоряжения, Бармин подхватил под руку Варвару и увлек ее, игнорируя косые взгляды сразу всех пяти своих жен, в Старый палас. Оправдываться не стал, объясняться тоже. Не дуры, поймут, наверное, что не трахаться потащил. Для этого дела его апартаменты подошли бы куда лучше. А в Старом дворце на данный момент даже жилых покоев толком нет. Отсюда вывод: раз ушел с сестрой туда, куда ушел, значит есть зачем. И в принципе, все, кроме герцогини Сконе, знали, какое это может быть дело, как знали и то, что из всех них в святая святых замка допущена одна лишь Варвара.

А между тем, едва Ингвар и Варвара скрылись от навязчивого внимания семьи и слуг, Бармин отворил очередную потайную дверцу в глухой на первый взгляд стене и, миновав ее, повел сестру долгими подземными переходами к Медвежьей башне и далее в колодец Менгденов.

Варвара здесь однажды уже была и натерпелась тогда страха, ожидая возвращения Бармина из-за двери, куда ей самой хода не было. Откроется ли перед ней эта дверь теперь – один большой вопрос, но Бармин предпочел не откладывать проверку этого принципиального вопроса в долгий ящик. Он хотел знать прямо сейчас, пропустит ли Мара Варвару к их родовому Источнику и к жертвеннику самой богини. Просто не хватило терпения «сидеть на попе ровно», вот и потащил порядком испуганную женщину, - еще бы ей не испугаться, когда здесь даже воздух пропитан инфернальным ужасом, - в темное сердце Усть-Углы, в кольцевой коридор, построенный неведомыми колдунами вокруг Горячего камня.

В прошлый раз Источник остановил их перед лазом, соединяющим колодец Менгденов с жертвенным коридором. Однако сегодня Варвару никто не задержал, хотя идти ей в отличие от Ингвара стало сложно. Она, словно бы, шла против штормового ветра. Бармин ничего такого не ощущал, но отчетливо видел, как борется женщина за каждый следующий шаг. И он ей, увы, ничем помочь не мог. Хотел было взять на руки и понести, но тут же услышал не терпящее возражений «Сама!», и вынужден был принять объявленные Источником правила игры. Единственное, что он мог сделать для Варвары, это идти медленно.

Так они дошли почти до конца коридора-спирали и там буквально в нескольких метрах от того места, где должен был находиться вход в алтарный зал, перед ними появилась, - словно, соткалась из густого жаркого воздуха, - богиня Марена. Что тут скажешь, она была прекрасна, хотя и не совсем на человеческий манер. Вот, вроде бы, выглядит совсем, как живая женщина, точь-в-точь как Варвара, но только с волосами, заплетенными во множество тонких косичек, и все-таки не совсем, потому что боги – не люди, и Марена не Варвара.

- Ну-ка, ну-ка, - сказала богиня, рассматривая Ингвара и Варвару. – Любопытно…

- Кто он?! – громыхнула голосом так, что с потолка посыпалась каменная крошка и зашевелились, зазвенев цепями, жертвы древнего кровавого ритуала.

Ингвар понял вопрос правильно, - во всяком случае, он надеялся, что это так, - и поспешил ответить. В конце концов Вар их об этом предупредила заранее.

- В замке Роннебю слот, - сказал он, поклонившись богине-матриарху семьи Менгден, - к нам с сестрой вышла асинья. Богиня Вар просила передать, что она не претендует на нас, поскольку мы твои, госпожа моя Марена.

- Тогда, зачем явилась? – Сегодня Мара была одета в кроваво-красное платье, а в ее косички были вплетены рубиновые нити.

- Она попросила нас помочь «ее девочке», - объяснил Бармин.

– Принцессе Ульрике, - добавил, чтобы не оставалось места для недопонимания. - Не бесплатно. За помощь… авансом… Вар даровала Варваре способность к стихийному колдовству.

- Достойная плата за эдакий пустяк, - отмахнулась от его слов богиня, гнев ее неожиданно испарился, как капли воды на раскаленном противне, был и не стало. - Кстати о «девочке», пора бы тебе привести ее к колодцу. Сюда ее Источник конечно не пустит, - чужая кровь, - но мне все равно хочется посмотреть на нее вблизи. Чужая-то она, чужая, но она твоя первая жена, и у нее сильный Дар, раз уж асинья за нее хлопочет. Надо посмотреть. Остальных жен тоже приводи. Пора уже мне с ними познакомиться!

- Приведу, - поклонился Бармин. – Завтра?

- Нет, - усмехнулась в ответ Марена. – Это слишком часто для меня. Мне появляться здесь во плоти, ох, как непросто. Было бы идеально один раз в триместр, но время поджимает.