Герильеро (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 13

Начались прыжки и беготня по поляне.

С грехом пополам Вася рассмотрел злодеев — один мелкий и шустрый, второй поздоровей и помедленней, но лупил он будь здоров, еще немного и сломает посох.

Снова отскочив так, чтобы мелкий закрыл здорового, Вася перешел в атаку.

Замелькал посох, шустрый взвыл, получив палкой по пальцам и на секунду потерял концентрацию.

Ну и получил от всей широкой русской души кулаком в челюсть, отчего сразу отлетел и упал на траву.

Чистый нокаут, теперь надо завалить второго…

А со вторым пришлось повозиться, хоть и дрался он как пьяный извозчик, но любой пропущенный удар мог стать последним.

Вася осторожно выматывал его, имитируя атаки и приглядываясь, как бы половчее вырубить надоевшего противника, когда тот взревел и бросился вперед.

Уход, поворот, рывок за руку, закручивание — обалдевший индеец потерял ориентацию, зато получил со всей дури ногой по яйцам.

А уж когда он согнулся, получить вторую за сегодня победу нокаутом было делом техники.

Оба тела воняли потом и еще неизвестным острым запахом, у обоих мешочки для листьев коки были пусты. Давно не чиненые пончо обтрепались по краям, как и завязки у шапок-чульо и края штанин. Наличествовали даже заплаты и Вася с грустью добавил их в копилку фактов, подтверждающих перенос во времени — в Боливии XXI века жили все-таки побогаче и до такого уровня не скатывались.

Он деловито обшарил находившихся в отключке — никаких документов или бумаг. Да что там бумаги, он вообще ничего не нашел! Ну, то есть ничего ценного или хотя бы нужного. Нападавшие были бедны, как церковные крысы или того хуже — крысы хоть могут добраться до свечей и сожрать их, а у этих не припасено даже початка кукурузы. Всего имущества наполовину сточенный ножик из говенного железа, моток веревочек и почему-то сампонья, индейская флейта.

“Музыканты херовы” — зло подумал победитель. На память пришли российские скоморохи, не брезговавшие при случае татьбой и разбоем. Неужто здесь так же? А что, архаичное общество, а музыканты ходят везде… По аналогии в голове всплыли фильмы про марьячи с Антонио Бандерасом и кучей оружия в гитарных футлярах.

Да, оружие бы не помешало.

Ладно, надо валить, пока эти не очухались, не убивать же их. Вася собрал рассыпавшиеся по траве песо и сентаво, подхватил свою сумку…

В голове термоядерно взорвалось, свет померк и сознание в который раз покинуло путешественника.

[i] Кипу — индейское узелковое письмо

[ii] Колоратка — белый воротничок у священников

[iii] Цитата из ”Истории Нового Света” иезуита Бернардо Кобо-и-Перальта, 1653 год. Он пишет как раз про коку — "…при обычном жевании она удаляет с зубов всю порчу и налет, отбеливает, вяжет и успокаивает их. Однажды мне пришлось вызвать цирюльника, чтобы вырвать зуб…"

Толстый полицейский в мятой форме сидел на скамейке у окна и, ругаясь себе под нос, оттирал рукавом пятна с фуражки. В соседней комнате лейтенант орал в трубку так, что собеседник наверняка слышал его и без телефона — будь в участке стекла, они бы тряслись, а решеткам любые крики нипочем.

Второй полицейский, скрытый стойкой до половины груди, писал. Ну, во всяком случае, это выглядело именно так — он склонял голову набок, сопел, двигал правой рукой, время от времени поднимал ручку со вставленным стальным пером, осматривал его против света, бурчал неведомые ругательства… Пару раз он с шумом вырывал страницы, комкал их и выбрасывал в стоящую в углу сетчатую урну. Один раз даже попал.

На улице, видной кусочком из окна, крутил опавшие листья смерчик, раз за разом возникавший в углу между двумя домиками напротив. Похоже, это хорошо известная аномалия — мужчины придерживали там шапки, а женщины — юбки, чем рушили ожидания полицейских, которых каждый раз подзывал сидевший у окна. Иногда ожидания оправдывались и участок оглашался жеребячьим реготом, за которым обязательно следовали крики лейтенанта. Хотя однажды раздались куда более громкие крики с улицы и в оконную решетку врезалось пущенная тяжелой рукой сковорода. Вот тогда-то наблюдателю и заляпало фуражку, а сослуживцы разразились комментариями:

— Дурак ты, Сото!

— Нашел на кого пялится — на старую ведьму Долорес!

— Скажи спасибо, что сковородка прилетела плашмя!

— Вот-вот, сейчас лежал бы на полу дохлый, с ручкой между глаз!

— Бу-га-га-га!

— Да пошли вы все!

— Молчать, придурки! — заорал из соседней комнаты лейтенант. — Мне надо дозвониться в Санта-Крус! Сото, пошел вон во двор, вымой мне машину!

Корпоративный дух в боливийской полиции был на высоте.

После втыка полицейские притихли, а писарь занялся делом — приступил к опросу задержанных, то бишь Васи, Иская и Катари, посаженных в обезьянник “за бродяжничество”.

Тогда, на поляне, Вася пришел в себя с мыслью, что регулярная отключка становится нехорошей привычкой. Второй мыслью стало осознание, что у него на лбу лежит мокрая тряпка. Третьей, после открытия глаз — что двое нападавших почему-то сидят перед ним на корточках.

Увидев, что он очнулся, они очень обрадовались и с виноватым видом повалились на колени:

— Касик, прости нас!

“Касик? Какого хрена я касик? Это же титул правителя у индейцев…А!” — рука дернулась к шее, где нащупала кипу. — “Царский цвет!”

Вася сел, тряпка со лба шлепнулась вниз, двое продолжали лежать ниц. Думы ворочались в голове медленно и тягуче, но приложив тряпку обратно, Вася сообразил, что надлежит быть грозным и величественным, а то какой же он касик? Насупившись и сделав максимально зверское лицо, насколько это позволял ушибленный организм, он воззрился на новоявленных… подданных? Ну пусть пока побудут подданными. Для усиления воздействия стоило рявкнуть “Смерти повинны, холопы сущеглупые!”, но древнерусский слог посреди Латинской Америки был несколько неуместен, да и стукнутую голову от акустического удара стоило поберечь.

— Кто такие? — Вася величественно оперся рукой о колено.

“Музыканты” поведали, что они, так сказать, изгои. В том самом, древнерусском смысле — выперли их из общины за чрезмерную живость характера. Заключалась она в постоянном несогласии со старшими и дерзкими выходками, в том числе по отношению к властям. Последний раз деревня по их милости удостоилась недоброго внимания начальства даже не кантона, а провинции, хорошо хоть не департамента.[i]

Вот старики посовещались, собрали им еды в дорогу и помахали ручкой — ступайте, ребята, и не возвращайтесь. С той поры прошло полгода, поначалу Искай и Катари пытались подрабатывать чернорабочими или батрачить, но желающих и без них хватало, а игра на флейте прокормить не могла. Более того, почти каждый наниматель считал своим долгом кинуть индейцев при расчете, так что выживали они с трудом и сильно пообносились. А оборванцев на работу кому охота брать? Сопрут еще что-нибудь. Вот под конец, от полного отчаяния, они и перешли к грабежам, но сразу напоролись на Васю. А Вася, когда вырубил здорового Катари, так обрадовался, что проворонил Иская, тот очухался и врезал палкой по затылку. И валяться бы этнографу на полянке незнамо сколько, но эта парочка рассмотрела кипу.

Слушая их рассказ, Вася раз пять пожалел, что он не может все это записать — материала на монографию “Тайные верования индейцев Анд” хватило бы с запасом. Касиков, то есть настоящих потомков индейских правителей, в свою очередь произошедших от Великих Инков, на все Перу и Боливию набралось человек тридцать. Считалось, что при них вроде дела идут лучше, во всяком случае, нападать на касиков индейские воззрения строго-настрого запрещали.

“Касик я, конечно, не настоящий, но спасибо дедушке Контиго за шнурочек” — подумал Вася и начал соображать, что делать дальше с этими горемыками. Бросать их после того, как они не оставили его и не удрали попросту несправедливо, тащить с собой проблематично, но другого выхода не просматривалось.