Избранница - Джеймс Саманта - Страница 27
- Предыдущая
- 27/73
- Следующая
— А сколько лет было Габриэлю, когда она умерла?
— Кажется, восемнадцать или девятнадцать. Это была такая трагедия! И случилось все так внезапно — кто же мог ожидать подобного? Габриэль очень изменился после ее смерти. Конечно, я никогда не верила во все эти жуткие сплетни, что он пустился в разгул в Лондоне, творил там всякие глупости… — Тут экономка прикрыла свой рот. — О Боже, мэм, я совсем заболталась с вами, а ведь дела сами по себе не делаются!
Она бросила взгляд на опустевшие тарелки на подносе и одобрительно кивнула. Проворно сняв с колен Кесси поднос, она направилась к двери.
— Прикажете прислать Глорию, чтобы она приготовила вам горячую ванну?
Глаза Кесси засияли:
— Да, пожалуйста! И спасибо вам за все, миссис Мак-Ги.
Экономка широко улыбнулась:
— Не за что. Здесь все просто счастливы, что вы появились в доме!
Глория появилась в спальне почти вслед за ушедшей экономкой. Хотя Кесси и робела раздеваться в присутствии служанки, она знала, что у богатых людей так принято. Пока она купалась, Глория разложила на ее кровати новую шемизетку, нижние юбки и чулки — все вещи были приобретены только вчера у модистки. Кесси осторожно, почти со страхом потрогала воздушную ткань батиста, из которого была сшита шемизетка. Она никогда и не мечтала, что ей посчастливится когда-нибудь иметь столь изящные и красивые вещицы. Натянув белые чулки из тончайшего шелка, она застыла на месте. Сердце ее сжалось от щемящей тоски. Бесс, милая Бесс! Как же она мечтала когда-то о паре белых чулок!
— Это утреннее платье нравится вам, миледи?
Кесси медленно повернулась к Глории. Та держала платье из белого муслина, скроенное по последнему писку моды, — с завышенной талией. Два ряда очаровательных пуговиц поднимались от талии до горловины.
— Конечно, — пробормотала Кесси.
Пока Глория застегивала крючки на спине и не видела ее глаз, Кесси попыталась справиться с малодушным желанием разреветься. Она слышала, как Лилиан вчера говорила что-то насчет утренних нарядов, дневных, вечерних и платьев для прогулок… Кажется, еще что-то о бальных… Сама она ни за что не отличит одно от другого, и ее пронзил страх, что она никогда не научится таким вещам и непременно опозорится.
Глория умело закрепила ее волосы на макушке. Кесси не двигалась. Она совершенно не узнавала себя в зеркале. На нее cмотрела абсолютно чужая женщина с округлившимися от удивления глазами.
Ночью она долго лежала без сна в своей мягкой постели и напряженно думала, но в ее воспаленном мозгу вертелась только одна мысль — побег, только побег, пока ее не затянуло в опасный омут Она презирала себя за нерешительность, за отсутствие смелости, но куда бы она отправилась? В чужой стране, без крыши над головой, без денег… Короче, она беспомощна, и ей не хватало духу совершить такое безумство.
Габриэль был прав: она чувствовала себя обманутой. Но как бы она ни злилась на него, на себя она досадовала еще больше. Потому что сама виновата во всей этой истории. Ведь знала же с самого начала, что Габриэль женился на ней, чтобы взбесить герцога. Она вздрогнула, вспомнив жуткую сцену между отцом и сыном. И несмотря на то что Габриэль торжественно поклялся, что не собирается вышвыривать ее вон, она все равно опасалась этого — ведь он уже добился своей цели. На что она теперь ему?
Она медленно опустилась на обитый мягким бархатом стул. Глазами обвела спальню. Боже, эта спальня, весь дом… Все, как в сказке! Такое она не могла даже представить себе. Так ли уж это плохо с ее стороны цепляться за комфорт? Такой ли это грех — тянуться к тому, чем жизнь обделила ее?
А ведь как все могло прекрасно… нет, изумительно устроиться, если бы только она не чувствовала себя здесь такой лишней! Чужой… Как будто все это не для таких, как она! Боль наполнила ее сердце. Еще ни разу в жизни она не ощущала себя такой растерянной и жалкой. Ей всего-навсего хотелось прилепиться к кому-то, найти пристанище… Боль затопила ее сердце, и она застонала. Но Кесси была не из тех, кто упивается жалостью к себе. Она прекрасно знала, что ее могла ждать и более печальная участь. В лучшем случае она бы работала в таверне, разнося пиво. А в худшем… предлагала бы собственное тело. Черный Джек мог вынудить ее пойти и на это.
Сжав всю свою волю в кулак, заковав себя в невидимую броню, Кесси спустилась по лестнице вниз. Перед ней неожиданно появился Дэвис.
— Надеюсь, вы не возражаете, миледи, но я подумал, что вам будет приятно, если кто-нибудь покажет вам дом и угодья. — Он слегка посторонился, и из-за его спины вынырнул парнишка лет четырнадцати. — Уиллис уже справился со своими обязанностями на конюшне и с удовольствием покажет вам все, что вас заинтересует.
Кесси улыбнулась мальчику. На его лице читалось желание угодить хозяйке. Он был милым парнишкой, симпатичным, как и все, с кем она успела познакомиться. На скулах и на переносице у него красовались симпатичнейшие веснушки, глаза озорно сияли — в общем, Кесси он понравился.
— Привет, Уиллис, — мягко сказала она. — Тебе и правда не составит труда познакомить меня с усадьбой?
— Ничуть, мэм. Буду только рад.
Парнишка, сняв с головы шляпу, галантно поклонился. Будучи слишком юной и неопытной, Кесси и не подозревала, что мальчик был убежден: красивее новой графини он еще никого в жизни не встречал. У него появился предмет для обожания.
Уиллис был слегка разочарован тем, что Кесси не умеет ездить на лошади, тем не менее они провели чудесный день, исходив дом и сады усадьбы пешком. Неподалеку от дома Уиллис указал ей на блеснувшую среди деревьев воду. Это озеро абсолютно не было видно из особняка. На берегу его была построена маленькая пристань. Мальчик начал объяснять, почему озеро нельзя увидеть из окон. А Кесси вдруг зазнобило.
И все же день прошел гораздо быстрее и приятнее, чем она ожидала. Ноги у нее буквально отваливались от усталости, когда она наконец отослала Уиллиса ужинать. Войдя в дом, она задержалась в холле. Она стояла и улыбалась: пока Господь щадил ее — она ни разу не столкнулась с герцогом!
Ей везло.
Любопытство задержало ее у длинного ряда портретов в тяжелых позолоченных рамах, висевших в холле и на лестнице. Ясно же, что все эти суровые леди и джентльмены — предки Синклеров. С тем же дьявольским разлетом бровей, породистыми тонкими носами. Она остановилась у портрета темноволосого мужчины, горделиво опирающегося на рукоять шпаги. На нем был костюм прошлого века, шляпа украшена пышными страусовыми перьями и лихо сдвинута набок. Он был неотразим, его смеющиеся глаза искрились жизнелюбием. Она машинально улыбнулась ему в ответ.
А вот у следующего портрета ее улыбка сникла. Этот Синклер был таким тонкогубым и высокомерным, что она невольно вздохнула. Не было нужды гадать, от кого герцог и его сын унаследовали свою жесткость. Двигаясь дальше, она увидела большой портрет, на котором была изображена улыбающаяся элегантная женщина с маленьким мальчиком на коленях. В расцвете молодости и красоты, она буквально излучала счастье. У Кесси перехватило дыхание. Наверное, это и есть первая жена герцога и их сын Стюарт. Белокурый ангелочек с кудрявой головкой.
Возле последнего портрета в галерее Кесси застыла надолго, и сама бы не могла сказать, сколько времени простояла у него. В центре картины — женщина, чинно сидевшая в кресле у камина со сложенными на коленях руками. Волосы у нее были гладкие и черные — такие же, как у Габриэля. Значит, это и есть вторая жена герцога, мать Габриэля. Кесси почувствовала, как у нее сжалось сердце: какие же они разные — эта печальная женщина и Маргарет, лучащаяся счастьем…
— Перед вами Каролина, мать Габриэля.
Голос герцога, прозвучавший у самого уха Кесси, так испугал ее, что она вздрогнула. Взяв себя в руки, она повернулась к нему. И сердце тут же ухнуло вниз — на нее смотрели полные враждебности глаза. Облив ее презрением, герцог повернулся к ней спиной, собираясь уйти.
- Предыдущая
- 27/73
- Следующая
