Девочка и Звезды (ЛП) - Лоуренс Марк - Страница 87

— Я думала, город не примет тебя обратно.

— Никогда не слышала о блудном сыне?

Яз встретилась взглядом с Эррисом:

— Я не могу их бросить.

— Хотел бы кто-нибудь из них, чтобы ты погибла вместе с ними, если бы знал, что ты можешь сбежать?

— Ты мог бы перенести и их…

— Я могу перенести тебя, и только из-за тех дней, когда звезде пустоты приходилось хранить твои данные.

— Я не знаю, что это означает. — Но она знала, что это означает «нет».

Яз сидела, ее сердце все еще колотилось, конечности дрожали, но уже успокаивались под солнечным теплом и мягкими прикосновениями ветерка. Вскоре она будет мертва или еще хуже. Если Эррис сказал ей, что это свободное время, проходящее в мгновение, когда она падает, то почему бы не насладиться им? Она сбросила шкуры с ног и зарылась пальцами в траву. Она представляла себе это со времени своего первого визита, но реальность, если это можно было так назвать, была за пределами ее воображения.

— Оставайся здесь. Со мной. — Улыбка Эрриса уже была печальной, словно он знал ее ответ.

Яз посмотрела на траву под своей рукой, на маргаритку, кивающую головой между ее вытянутыми пальцами, на крошечного черного… кого-то… муравья, — слово пришло к ней, — ползущего между стеблями, которые были для него такими же большими, как деревья для нее.

— Пропавшие потеряли что-то от себя, когда отрезали свое зло. Что-то, в чем, по их мнению, они не нуждались, хотя Теус считает, что они, на самом деле, в этом нуждались. — Она глубоко вздохнула, удивляясь качеству воздуха. — Если я оставлю своих друзей умирать, даже если не могу им помочь, даже если они скажут мне уйти… Я оставлю им что-то от себя, что, как я знаю, мне нужно. И даже это место не сможет заставить меня чувствовать себя хорошо. Даже ты. Со временем я стану ядом для тебя, для этого места, для всего этого.

— Но…

— И даже в этом месте есть своя тьма, скрывающаяся за тем, что мы можем видеть. — Яз знала, что именно Веста сделала это зеленое воспоминание для Эрриса. Но она также знала, что в венах города обитает Сеус. — Ты сам сказал, что Стержень-корень пытается втянуть меня в свои планы. Это делает меня добычей Сеуса, частью любой игры, в которую они играют между собой. — Она похлопала по своим шкурам, обнаружив, что они сухие, Веста помнила ее такой, словно недавнего наводнения никогда не было. Ее пальцы нащупали что-то над ключицей, затем вытащили иглу Элиаса из-под куртки. Она подняла ее повыше. — Это последовало за мной сюда, хотя вода не смогла последовать за мной. — Игла могла быть маленькой, но не ее значение. Ее острые истины могли разрушить сладкий сон, в котором Эррис хотел их удержать, так же легко, как и любой другой пузырь. — Мне негде спрятаться, Эррис. Беда так или иначе надвигается на меня, так что мне лучше встретиться с ней лицом к лицу.

— Останься. — Эррис сжал губы в тонкую линию. — Что бы здесь с тобой ни случилось, это все равно будет лучше, чем разбитые о камни мозги. Или быть съеденной заживо этими тварями. Или быть использованной как дом для старого зла на службе Теуса. Ты видела, что он делает, какой будет твоя жизнь. Будешь добывать лед в темноте, пока твое тело не состарится и не выйдет из строя.

— Но все еще есть шанс. Не имеет значения, насколько незначительный. Я не могу оставить их, пока есть шанс. — Яз знала, что не сможет оставить их, даже когда исчезнет последний шанс, но ей казалось легче говорить так, словно она сможет оставить.

— Какой? — спросил Эррис.

— Я… как ты это назвал? Квантал? Как жрецы. Я могу дотянуться до своей силы.

— Это все равно что взорвать бомбу.

Яз в замешательстве нахмурилась.

— Ты сможешь уничтожить половину Запятнанных, но ты разорвешь в клочья своих друзей, и, возможно, себя.

Яз посмотрела на луг. Бабочки танцевали среди цветов, все крылья и трепет. Невидимые птицы пели от своих крошечных сердец, наполняя воздух хаотической красотой. Одинокое дерево стояло среди колышущейся травы, его ветви, покрытые листьями, осязали пространство, покачивались в медленном танце, который вызвал эхо в ее груди, что-то старое и глубокое, своего рода покой, которого она никогда не знала.

— Как ты думаешь, в мире все еще есть эти вещи?

Эррис пожал плечами.

— Вполне возможно. Недалеко от экватора. Но даже если лед не продвинулся от обоих полюсов и не взялся за руки, то это только вопрос времени. Наша звезда… наше солнце… умирала, когда племена впервые прибыли сюда. Мы считали, что у нас может быть сто тысяч лет или больше. Но предсмертные муки звезды трудно предсказать, и она угасла быстрее, чем мы считали. Меньше ста веков, чтобы пройти от этого, — он обвел руками мир вокруг них, — до бесконечного льда.

Она сделала глубокий, медленный вдох:

— Ты можешь показать мне битву?

— Я собирался показать тебе коралловые рифы у побережья Кондита. Море, достаточно теплое, чтобы в нем можно было плавать, буйство красок и чудес под волнами, пляжи с золотым песком. Мы могли бы взять лодку и поплыть…

— Мне нужно осмотреть местность вокруг того места, где мы стояли… и все еще стоим.

Эррис наморщил лоб:

— Ты просто мучаешь себя, Яз.

— Пожалуйста.

Он вздохнул и смахнул окружающий мир, нарисовав битву, которою они только что оставили, но застывшую во времени. Его память была замечательной, хотя в областях, защищенных от его зрения, все становилось серым и туманным, фигуры расплывались, оставляя лишь впечатление от их числа.

Эррис помог Яз встать.

— Мы можем прогуляться. Они не твердые. — Он махнул ногой через мускулистого Запятнанного, боровшегося на земле с Кайлалом.

— Я выгляжу не так! — Яз обнаружила, что бьет того Запятнанного, который прыгнул на нее, кулак застыл в тот момент, когда коснулся его скулы. Она оглянулась на Квелла, вскинувшего топор, брызги крови висели в воздухе за лезвием. Турина схватили за колени и повалили, его рот был изображен в мгновение удивления. Они оба были похожи на самих себя. Но ее лицо… не было ее собственным, конечно? Не то лицо, которое она чувствовала под пальцами. Жир, в котором нуждались Икта, чтобы пережить полярный холод, стаял с ее костей, она выглядела худой, но свирепой, новая угловатость ее черт несла с собой твердость и угрозу, а решимость в белых-на-белом глазах поразила ее саму. Новый человек открылся под старым, когда время срезало жир почти до костей, как мир Сломанных, который откроется, если убрать лед. Яз еще мгновение изучала себя. Если бы она была одной из Запятнанных, она бы дважды подумала, прежде чем бросаться на кого-то с таким взглядом.

— Зин? — Яз обернулась, не найдя его в беспорядке тел.

Эррис покачал головой:

— Я его не видел. Но он достаточно быстр, чтобы держаться подальше от неприятностей.

— Он мальчик, у которого голова забита мыслями о том, чтобы быть мужчиной. Он достаточно глуп, чтобы попасть в беду. — Мысль о том, что Зин лежит там, обернутый вокруг раны, холодным ветром ворвалась в сердце. Она снова повернулась, отмечая редкие выступы более твердых пород, погнутые балки и кое-где разрыв в сражающейся толпе, где дыра или трещина должны были вести вниз, в комнаты под их ногами.

Яз направилась к клину запятнанных герантов, наступавших позади Теуса, который вел их через остальные свои силы. Она чувствовала себя странно, проходя сквозь людей, как будто она была призраком, а не ими, как будто она была первой дочерью Зена и Мокки, которая все еще посещает лед, менее материальная, чем ветер.

Она подошла к рыжеволосому геранту, его лицо было менее обезумевшим от крови, чем у других, жестокая и нескрываемая гордость на грубых чертах, зеленые глаза смотрели из-под тяжелого лба. Она повернулась к Эррису, который ее догнал:

— Ты можешь показать мне подземный город? Я имею в виду тот, что лежит под камнем?

Эррис сосредоточенно нахмурился, затем кивнул. Запятнанные и Сломанные превратились в дымчатые воспоминания; даже камень под их ногами стал прозрачным, и, глядя сквозь него, она могла видеть путаницу комнат и туннелей, уходящих вниз в неисчислимые глубины. В некоторых местах пришлось бы копать через пятьдесят или сто ярдов скалы, чтобы найти пустоту. В других ближайшие комнаты почти касались поверхности. В третьих они действительно касались поверхности, и это были ямы, через которые ушло недавнее наводнение — за удивительно короткое время, учитывая объем воды.