Наследник для Шаха (СИ) - Гур Анна - Страница 62

А я думаю, защитник ли он или, наоборот, еще один приставленный надзиратель, чтобы игрушка хозяина вдруг не дернулась и продолжала, подобно овце, идти на заклание.

Поднимаюсь на ноги. Хочется уйти отсюда поскорее. Телохранитель учтиво открывает заднюю дверцу премиального седана и ждет меня. Выпрямляюсь и иду в его сторону, проскальзываю в салон.

Странная пустота поселяется в сердце, словно кто-то мне впрыснул в кровь львиную дозу успокоительного, кажется, что холод проскальзывает внутрь. Анестезия. Природная. Перед ампутацией сердца.

Прикрываю веки и дышу.

Сразу все становится на свои места, вспоминаю, что даже тогда в номере в тот день, когда Шахов взял меня в первый раз… он говорил по телефону со своей Аминой…

Именно осознание этого факта действует подобно острому ножу, который проходит по плоти, вырезает что-то внутри меня, слез нет.

Они внутри, кровавые ручьи, которые затапливают сознание.

Никаких обещаний. Ничего…

Все пыль.

Я всего лишь подстилка.

Есть жена.

Больно. Черт возьми, почему и чертова анестезия перестает действовать?

Поднимаю руку к груди. Кажется, что там прямо сейчас раскаленной иглой кто-то работает так, что я с трудом сдерживаю крик, слезы собираются в глазах, склоняюсь к коленкам и дышу, вдох через нос, выдох через рот.

Любить больно. Слишком больно. Невыносимо. Ровно так же, как и понимание, что тебя использовали. Поимели и взяли в пользование.

Выпрямляюсь в кресле, не хочу, чтобы у моей слабости были свидетели, не хочу, чтобы чужой человек видел, насколько мне больно, насколько мерзко чувствовать себя использованной.

Взгляд падает на сумку, там есть мобильник. Можно позвонить Аслану. И на эмоциях я так и делаю. Выхватываю телефон и звоню, хочу услышать его голос, хочу, чтобы сказал, что все это ложь, что он любит только меня…

Звонок срывается. Аслан не отвечает.

А моя первая слабость проходит. На секундочку захотелось, чтобы он меня обманул, сказал, что его жена для него ничто, что…

Дура. Сколько у него таких может быть с вечной присказкой, что с женой не сплю, только бизнес.

— Он говорил с ней в отеле…

Выдыхаю сквозь зубы.

Поворачиваю голову в сторону окна, наблюдаю за проскальзывающим городом. Я почти его полюбила, потому что Аслан показал мне другой мир. Мир, который очень сильно напоминал нарисованный, собранный из картона, карточный, который рассыпался, стоило прикоснуться кончиками пальцев.

Машина останавливается на перекрестке. А я замечаю пару. Мужчина и женщина. Оба склонились у коляски и спустя мгновение на руках у женщины оказался малыш, пара проходит мимо, а меня будто молнией поражает.

А что, если Аслану нужен именно мой ребенок. Не я. Не мое тело. А то, что я могу дать им с женой. Что, если его Амина бесплодна?!

Она знала, что я есть у него. Она знала мое имя.

Откуда?!

Амина не ревновала, не закатила истерику. Не стала кричать и проклинать ту, которая спит с ее мужем.

Если бы ее предали, реакция была бы иной.

Мысли взрывают мозг и где-то в подкорке проскальзывает знание, что, быть может, у Аслана несколько женщин, жен. Неважно.

У него может быть…

А вот я…

Я никогда не смирюсь, чтобы мой мужчина был с другой. Не приму такую реальность. Горькая усмешка рождается на губах.

Дело в том, Полина, что Аслан Шахов никогда не был твоим…

На этом мысли как-то заканчиваются. Просто бесцельно смотрю в окно, пока, наконец, автомобиль не останавливается у знакомого здания.

Дверь распахивается, и услужливый мужчина помогает мне выйти. Я ступаю в здание и чувствую себя какой-то жалкой, ненужной, обманутой, только кровь начинает кипеть и мчать по венам вместе с осознанием, что я никогда не отдам своего малыша чужой женщине.

Никогда.

Если я для достопочтенного семейства Шаховых что-то наподобие суррогатной матери, то где-то они прокололись.

Потому что под сердцем я ношу свою роднульку, свою кровиночку. Могут отобрать только вместе с мясом.

— Здравствуйте, Полина, как вы себя чувствуете? Есть жалобы? Обмороки были или уже прошли? — нахожу себя сидящей в кабинете доктора, отвечаю машинально на ее вопросы, пока женщина прищуривается и внимательно следит за моей мимикой.

Чувствует, что мне не так уж и хорошо.

Удивляюсь, как я еще могу держать лицо, как не падаю в дикую истерику, не реву и не бьюсь в судорогах.

Аслан меня обманул.

Не любил…

А я…

Мысли идут на второй круг, бьют наотмашь. Заставляют судорожно сжать дрожащие пальцы в кулаки.

— Мне не нравится, Полиночка, у вас лицо слишком бледное, глаза блестят как при горячке.

Поднимается из своего кресла и проходит вглубь кабинета, достает термометр, мерит мне температуру.

— Боль в горле? Простуда? Может, сопельки появились?

Отрицательно мотаю головой. Врач начинает как-то нервничать, и я понимаю, что нужно ее как-то расслаблять.

— Все хорошо, просто Аслан уехал, — говорю полуправду.

Да, я скучала по нему еще несколько часов назад, когда он уезжал, но потом…

Потом меня ввели в состояние ступора, когда хоть ножом режь — не почувствую.

Душа болит. Это совсем другое и не сравнимо ни с чем.

До врача, наконец, доходит, что, возможно, пациентка просто скучает, поэтому женщина улыбается как-то тепло, лучезарно, словно понимает, что такое разлука для любящих сердец, и немного бурчит:

— Я господину Шахову говорила, что для здоровья ребенка важно, чтобы мамочка была всегда жизнерадостная и на позитиве. Гормоны радости очень важны…

Дальше не слушаю. Последняя капелька падает и открывает то, о чем я и так подозревала. Зачем меня держать на цепи, если я сама добровольно сдамся в плен страсти Шахова, влюблюсь как последняя дура, и буду только рада быть рядом с ним, делать все, что он хочет, чтобы потом…

А что потом?!

Потом моя радость будет ему до одного места, он отнимет у меня ребенка и будет счастливо жить со своей Аминой, а я?

Я буду не нужна.

— Сделаем УЗИ, — опять голос врача выбивает из мыслей, маховик запущен, он крутит и накручивает, за одним следует другое…

— Может, нам уже покажет пол плода, вам ведь любопытно знать? Или сохранить пол в тайне, чтобы был сюрприз? — улыбается врач, приглядываясь ко мне, и я понимаю, что не должна вести себя подозрительно.

Действую на инстинктах, улыбаюсь в ответ, задаю вопросы, как если бы утреннего происшествия не произошло.

— Да, мне тоже очень интересно, кто же там у нас, Ясмин Аваровна, — выдавливаю из себя, не лукавлю, я очень хочу узнать пол малыша, на ранних сроках это могут определить только профессионалы, а в том, что это врач высшей категории, я не сомневаюсь.

— Идите ложитесь, Полиночка, я подойду, — расслабляется и я делаю что велено, оголяю животик и жду улыбчивую женщину в белом халате, уже сомневаюсь во всем и во всех, кажется, что и она лукавит и ее доброжелательность наигранная.

Наконец, доктор проходит ко мне и включает датчик, водит по животу и спустя несколько минут улыбается.

— Развитие у нас согласно срокам. Все хорошо. Повода для беспокойства нет. Пока, конечно, рано говорить о поле, но кое-что я уже вижу, — косится на меня, подмигивает лукаво и я подыгрываю.

— Какой пол у малыша, доктор?

Мне все равно, мальчик или девочка, я буду любить своего ребенка вне зависимости от всего. Но… хочется знать.

— Предполагаю, что мальчик, у меня большой стаж, но все же давайте пока не будем спешить радовать господина Шахова. Все будет точнее и яснее на следующем приеме.

Киваю, улыбаясь, а сознание цепляется за фразу — радовать Шахова.

Интересная формулировка. Значит, Шаху нужен сын…

Наследник.

Он всегда говорил об этом.

Даже тогда — мой наследник…

Вот и все, Полина, в голове все сложилось.

Ты всего лишь инкубатор для богатой и всемогущей бездетной пары, ты родишь наследника их империи…

Прощаюсь с добродушным врачом, улыбаюсь женщине и действую как на автомате, выхожу за дверь кабинета и врезаюсь взглядом в своего секьюрити. Конечно, он приставлен для моей безопасности, как уверял меня Шахов, это вовсе не конвоир…