Боги, пиво и дурак. Том 2 (СИ) - Горина Юлия - Страница 58

В свете факелов белые ступени казались оранжевыми. Всполохи яркого пламени тенями пробегали по мрачным росписям на стенах, вспыхивая на золотых коронах и крыльях.

— Ты можешь войти, — торжественно проговорил Гермес, отступая в сторону.

В этот раз он выглядел, как истинный бог, и сын бога. Темные кудри блестели на свету, загорелая кожа казалась бронзовой, прекрасное аристократическое лицо сохраняло выражение бесстрастного спокойствия. В руке Гермес держал свой кадуцей — позолоченый жезл, который обвивали две маленькие зеленые змеи, время от времени лизавшие воздух своими алыми раздвоенными языками.

Одет юный бог был в соответствии со своим статусом — в короткую белоснежную тунику, символизирующую святость, золотые сандалии и золоченые наручи.

Последний атрибут не являлся традиционным. Эти браслеты Зевс надел на своего сына в тот день, когда тот попытался воспротивиться его воле — как напоминание, что ожидает мятежного бога в случае еще одной ошибки.

Флора дрожащими руками поспешно поправила складки своего и без того идеального платья. Для визита сюда богиня выбрала самую стройную версию себя, сделала сложную высокую прическу и завернулась в нежно-розовые и кремовые шелка, расписанные черными силуэтами журавлей.

Приподняв длинный подол, она ступила на лестницу, ведущую наверх.

— Обувь, — холодно напомнил ей Гермес.

Флора остановилась. Обернулась.

— Что?.. — проговорила она.

— Сними свою обувь, ибо земля, на которую ты ступаешь, священна, — нараспев протянул тот.

— Но... как же так? — проговорила Флора, с трудом сдерживая гнев. — Ведь я не какая-нибудь смертная. Я ведь тоже — богиня! Так отчего я должна идти к престолу Первородных босая, как какая-нибудь чернь?!

— Это не моя воля, — невозмутимо отозвался Гермес. — Таков приказ Зевса, которому ты подчиняешься.

Флора промолчала. Но ее грудь глубоко и жадно задышала под тонким шелком, будто богине не хватало воздуха. Наконец, она приподняла подол своего платья еще чуть выше и с сердцем сбросила с левой ноги туфлю. Следом за ней резким движением она швырнула и вторую.

— Так годится? — вздернув подбородок, поинтересовалась она у Гермеса. — Больше ничего снимать не требуется? Голову пеплом посыпать не нужно?

— Посыпание головы пеплом — это уже к Иегове, в другое ведомство, — спокойно ответил Гермес. — А у нас пока достаточно снять обувь.

Флора отвесила юному богу нарочито почтительный поклон, потом высоко подняла голову и двинулась по ступеням вверх, мимо гигантских изображений Птаха, гневной Кали, Кетцалькоатля и прочих жителей священной земли.

Холодные ступени обжигали гордой Флоре ступни. Но она только еще выше поднимала подбородок и ускоряла шаг.

Ничего. Может статься, в следующий раз она войдет сюда уже в обуви. И не для того, чтобы кланяться, а чтобы остаться!

Золоченые двери тронного зала сами распахнулись перед ней, стоило только Флоре к ним приблизиться.

Сердце в ее груди забилось быстрей. Но богиня даже бровью не повела, сохраняя каменное выражение на красивом гордом лице.

И вошла в тронный зал.

Здесь ничего не изменилось с момента ее последнего посещения. Те же огромные стрельчатые окна с нестерпимо ярким розовым небом, тяжелые золотые подсвечники на полу, белые стены...

И те же надменные лица.

Совет богов располагался на тронах в центре зала, на возвышении, устланном парчовыми покрывалами. И хотя Флора явилась на совет семьи, самой семьи на совете в сборе не было, зато имелась куча гостей, будто после Всеобщего совещания.

В центре восседал громовержец Зевс. Судя по пунцовым щекам, он уже изрядно выпил, и теперь нашептывал какую-то похабщину на ухо своей дуре-супруге Гере, которая улыбалась ему вишневым ртом и хлопала кукольными пустыми глазами.

Справа от Зевса сидела Афина — вечный синий чулок с удручающим лицом и голодными глазами, которая всегда ненавидела Флору за ее буйную любовь к жизни и удовольствиям. Рядом с Афиной, задрав ноги по-турецки, расположился скучающий златокудрый Апполон. Этому вообще всегда было начхать на политику, его занимали только музыка и красивые смертные женщины. Правда, когда Дионис спьяну разбил его любимую арфу, Аполлон проявил неожиданную гибкость ума и мстительность, так что по решению всеобщего совета буяна даже сослали на пару столетий в мир людей — на перевоспитание. Закончилось это двумя кровопролитными войнами, расцветом многоженства и появлением новой антибожественной религии, так что Великий Отец поспешил забрать Диониса обратно в семью. И с тех пор вопреки здравому смыслу главный пьяница Олимпа стали с Аполлоном чуть ли не лучшими друзьями.

Рядом с златокудрым дремал Тескатлипока — как всегда, в целом ворохе непонятных одеяний и с неизменным щитом в руках.

Он, наверное, с ним даже спал. Возможно, во всех смыслах этого слова.

С другой стороны от Зевса, рядом с Герой, возвышался рыжебородый Тор, негромко переговариваясь с Осирисом. Прелестная Лакшми, склонив голову, качала на руках младенца Митру — беднягу давно уже хотели выдворить из чертогов Первородных за непопулярность, но Лакшми взяла над ним опеку, и теперь он в виде маленького мальчика всегда сопровождал ее.

А у окна, в отдалении от всех, за столом сидели Дайкоку в голубом кимоно и Нирвана в коротеньком радужном платьице и с длинной пестрой трубкой в руках. Они и в своем-то ведомстве не принимали активного участия, а уж в делах греческой семьи тем более не были заинтересованы. Как призраки, они блуждали по всему миру Первородных, и теперь вот уже сколько лет обитали в этом зале.

Эти двое играли в вечный го. Между ними лежала огромная доска, больше обычной раза в четыре. Две гигантские темно-красные чаши с камнями покрывал тонкий слой пыли.

Иными словами, здесь все были заняты своими делами, и до визита Флоры им нет никакого дела.

И только вечно взъерошенный Сварог с полубезумным взглядом стоял посреди зала, скрестив руки на груди, и внимательно смотрел на посетительницу.

— Я, богиня Флора, рада приветствовать Первородных! — твердым голосом и довольно громко заявила богиня.

Зевс вздрогнул. С недовольством покосился на Флору.

— Если ты пришла опять клянчить повышения... — проговорил он с усталым и скучающим видом. — То я вообще издам запрет на твои визиты на святую землю.

Флора поджала губы.

— Я пришла поделиться с тобой, о великий отец, ценными сведениями из мира людей.

Зевс гортанно рассмеялся.

— И что же такое есть у людей, чего я не знаю?

Флора в ответ улыбнулась тонкой, едва уловимой улыбкой и вкрадчиво произнесла.

— О великий отец! Скажи мне, разве послушание и верность не заслуживают награды?..

— Опять заладила, — проворчал Зевс. — Хорошо, я обещаю тебе ту награду, которую ты хочешь — но только если твои сведения действительно окажутся стоящими внимания. Но если нет — берегись, вечная просительница. Мой гнев будет страшен!.. — выкрикнул он, поднимаясь со своего места. — А теперь — говори!

Флора на мгновение задержала дыхание, чтобы не выдать своего волнения. И спокойно, четко выговаривая слова произнесла:

— По моему мнению, один человек с типом магии Двуликого Януса обладает слишком большой силой и дерзостью, несвойственной смертным. Я думаю, он — перерожденный! И возможно, под этой личиной даже скрывается один из изгнанных!..

Звук ее голоса звонко откликнулся эхом в огромном зале, где внезапно стало очень тихо.

Теперь на Флору смотрели все.

Тор с Осирисом прервали свою беседу. Лицо Афины вытянулось. Гера захлопала своими круглыми выпуклыми глазами, Тескатлипока проснулся.

И даже Дайкоку на мгновение обернулся, прежде чем с громким стуком впечатать в доску камень — может быть, первый за весь этот год.

От авторов: Станет ли Даня алкоголиком благодаря своему новому конструкту, или может его распучит от покровительства Фортуны? Пока что это не известно.