Боги, пиво и дурак. Том 2 (СИ) - Горина Юлия - Страница 7

— Это все потому, тетушка, что вы используете устаревшее значение некоторых слов, — робко заметила Лиза.

— Ах, голубушка, мне сто тридцать четыре года, и мне недосуг следить за вашими новыми веяниями! — отмахнулась баронесса. — Иной раз посмотрю на молодых — и так хочется взять трость побольше да как трахнуть — в назидательных целях, разумеется, да по глупым лбам...

Когда я, наконец, вышел из синей гостинной, Ян, Азра и Майка меня тут же обступили со всех сторон.

— Ну? Чего было-то? — заговорщицким шепотом спросил Ян.

— Ничего такого, с чем бы я не справился! — гордо заявил я и показал им ключ. — Нам предстоит проверить фамильный склеп на предмет присутствия или отсутствия скверны. Он зачарован, так что мне дали ключ.

— Как долго она тебе эти две фразы рассказывала, — усмехнулась Майя.

— Что поделаешь — старость не радость, — ничуть не смутился я.

Когда мы выходили из дворца, я вдруг заметил, что в холле среди пейзажей висит небольшой неброский портрет. И на нем, горделиво вздернув острый подбородок, улыбалась красивая молодая женщина, чуть приподняв уголок черной вуали на шляпке.

Это была та самая дама, которую я видел на постели обнаженной и испуганной, рядом с трупом.

— Уважаемый, а чей это портрет? — спросил я у слуги, на мгновение остановившись в дверях. — Между лисьей охотой и видом на озеро.

— Это баронесса Белорецкая в молодости, — с почтением в голосе ответил слуга.

— Да ладно? — вполголоса отозвался Ян.

Он даже вернулся, чтобы рассмотреть портрет как следует.

Я подошел к нему и тихо сказал:

— Поразительная разница, правда? Конечно, она теперь старая, как мамонт...

— Какой еще мамонт? — покосился на меня Ян.

— Потом расскажу, — отмахнулся я. — Короче, со слов баронессы, сейчас ей аж сто тридцать лет.

— Ну и что? — отозвался Ян. — Некоторые вон и до ста пятидесяти доживают. Но чтобы с возрастом нос, уши и губы продолжали отрастать, как волосы — такого я еще не встречал.

— Может, это какое-то проклятье?

Ян пожал плечами.

— Теоретически — может быть, конечно. Например, родовое проклятье искажения или заклятье перманентной иллюзии.

Слишком уж страшна для реального мира — впрочем, как и ее племянница.

— А что-нибудь из этого мог бы сделать некромант? — спросил я.

— Некромант? — удивился Ян.

— Да, ее покойный супруг якобы обладал этим даром.

— Что-то мне кажется, ты многое не договариваешь, — покосился на меня магистр.

Я глубоко и медленно выдохнул.

— Не спрашивай. Я обещал.

— Обещал — не обещал, важные вещи я должен знать.

— Ничего такого, относящегося к делу.

— Тогда ладно. Короче, проклятие некроманта всегда выглядит одинаково — как мертвая плоть. Так что — нет, здесь что-то другое.

Мы вышли из дворца, и я предложил:

— Может, если решим вопрос со склепом, попробуем и с этим разобраться?

— Проклятия — очень мутная штука, — сказал Ян. — Хотя странно, что они не пытаются решить в первую очередь именно этот вопрос. Тем более, девка на выданье.

— Подозреваю, бабке-то как раз удобно, что она ей занавески подвязывает и горшок подает, — фыркнул я. — Жалко Лизку.

— Похоже, ты ее уже не в первый раз жалеешь, — улыбнулся во все лицо Янус. — Давай уже, хоть это расскажи!

— Да нечего особо рассказывать, — отмахнулся я. — Так, почудили с ней по пьяни, было дело. Я и знать не знал, кто она такая. В общем, я там в историю одну неприятную влип, а Лиза меня выручила. А теперь, получается, выручает всю школу. Можешь смеяться, но ведь правда — жалко девчонку.

— Ладно, подумаем, — кивнул Ян, мгновенно став серьезным. — Самая противная вещь во всяких проклятьях заключается в том, что легко и безболезненно их может снять только тот, кто создал. Или же маг, который в том же мастерстве на три головы выше, чем сам проклявший.

— Но попытаться-то можно?

— Попытки тут чреваты, Даня. Можно так попытаться, что у человека вместе с проклятьем лица вообще не станет, или сердце остановится. Поэтому не люблю я это направление, оно какое-то подлое, что ли. А теперь пошли наших догонять.

— Что-то они стартанули с места, будто за ними с собаками гонятся, — заметил я.

— Наверное, боятся, что им сейчас достоинство замерять начнут, — хмыкнул Ян.

Усевшись на лошадей, мы двинулись прочь от дворца. Я вытащил было из кармана карту, которую наспех нарисовала для меня на коленке Лиза, но Азра сказал, что сам знает, куда ехать.

Мы свернули с дороги и пустились прямо через луг в сторону леса, и по пути Ян заставил меня еще раз, но уже подробней, пересказать суть задания. Я честно умолчал о некоторых деликатных моментах в этой истории, но основную канву нашей беседы обрисовал.

Тем временем показалась сплошная серая стена, отделяющая мир живых от города мертвых. На стене виднелись ярко-красные символы, блестящие на солнце, как глянец.

— Здесь довольно большое и старое кладбище, — пояснил Азра. — Однажды его уже оскверняли, так что с тех пор его обнесли стеной с обережными знаками.

— А откуда берутся все эти знаки? Есть какой-то общепринятый перечень или что-то вроде того? — спросил я.

Майя фыркнула.

— Ян, где ты его вообще откопал? Он родился в орлином гнезде на вершине горы на краю света?

Янус с укором взглянул на девушку.

— Да чего ты все на него зубы скалишь? Как дети малые. Нравится, что ли? — улыбнулся он во все лицо. — Так бери, пока тепленький!

— Да ну тебя, — запротестовал я.

— А что сразу «ну»-то? Это, Майка, все твое влияние. Скалишься да лягаешься, как кобыла необъезженная, вот он и понукает...

— Ян! — возмутилась девушка.

— Что, ошибся? Не нравится парень? Тогда тем более рот прикрой, — неожиданно серьезно закончил Ян. — Ты знать не знаешь, с какой он горы, и не тебе его судить. Будь ты мужиком, давно бы огребла от него по полной, задницей чувствую. А символы, Даня — они у каждого мастера индивидуальные. Нельзя просто скопировать чужой знак — он так работать не будет. Но у всех знаков одной направленности всегда есть один общий элемент, или корень, вокруг которого надстраивается весь остальной натюрморт из палочек и закорючек. Есть целое направление, называется «действующая каллиграфия» или «начертательная демиургика», в зависимости от того, на севере королевства ты находишься или на юге. Но в школах боевых искусств этого не изучают.

— Почему? — удивился я.

— Считается, что эта наука слишком опасная и сложная. В общем, не для средних умов. У нас в королевстве всего пять школ начертательной демиургики и одна единственная академия. И знаешь, где она находится?

— В столице? — предположил я.

— Не-а. В пещерном монастыре Кроноса Побежденного, протянувшегося от подножия Зубастой горы до Хребта Боевой славы. Такие дела.

Со стороны кладбища послышался долгий, протяжный вой — то ли ветер завыл где-то в щелях старых зданий, то ли дикий зверь, явившийся на запах свежей могилы, подал голос.

Майя зябко поежилась.

— Я все-таки надеюсь, что в этот раз никто ничего не осквернял, а просто у кого-то в браге случайно дурман оказался, — вдруг проговорила она.

Я промолчал. В отличие от унылой Майи я как раз чувствовал себя собранным и взволнованным. И был бы разочарован, если бы этот ларчик так просто открывался. Еще бы — первый данж в реале!

— Птиц совсем не слышно, — заметил я, осматривая кроны деревьев и кусты бузины, разросшиеся вдоль кладбищенской ограды. — И не видно...

— Сейчас за угол завернем, там ворота будут, — сказал Азра. — Внутрь заедем — там понятней станет.

И, зыркнув на меня, добавил:

— Вот только зря мы с собой Даню взяли.

Я нахмурился.

— Вообще-то ключ доверили именно мне. Так что если бы вы Даню не взяли, то сейчас, возможно, все еще сторожили королевскую доску!

— Возможно, — кивнул Азра, и остановил коня. — Зато у тебя были бы гарантии дожить до завтра, — сказал он, поднимая голову вверх.