Завещание Петра - Велиханов Никита - Страница 22

С Россией произошло то, что должно было произойти со страной, если такую команду получают миллионы чиновников на всех уровнях. Страна перестает существовать, превращаясь в банду воров, единственная забота которых —побыстрее сбыть с рук награбленное и скрыться от возмездия.

«Перестройка» и развал Советского Союза, как особой формы существования России, развал государства и армии, уничтожение науки и культуры —это тяжелейшие преступления против русских, армян, молдаван, таджиков и других народов. В истории человечества вряд ли было нечто сопоставимое по масштабам с этим чудовищным предательством, совершенным правителями по отношению к своему народу.

Оренбург. 4 апреля 1999 года. 11.18.

— Ну и дура, — повторил уничтожающе Борисов, глядя на закопченную стену регистратуры. — Как такие... дамы становятся главврачами?

— По блату, как ещё, — пожал плечами капитан. — И вроде не притворяется.

—Лучше бы она притворялась. Тогда б мы её раскололи. А так информация нулевая и перспективы никакой. Работает недавно, ни черта не знает ни о больных, ни о врачах, ни о болезнях. Золота на себя навешала...

— У неё другая специализация.

— Это заметно. Точно они ударили —тут было достаточно уничтожить документы, и мы забуксовали. Нет, мы недооценили противника. Они нас по-прежнему опережают.

— Интересно, кто же эти «они»?

— Мне самому интересно. Остается потрясти эту шестёрку —исполнителя. Шансов почти никаких, но отработать поджигателя надо. У него, поди, легенда уже готова.

— Да, хотел скрыть от мировой общественности трипперок.

— Я ему дам трипперок... до самой смерти врать отучится. Ну что, звонить Мозговому? Или сами найдем это отделение? —спросил Борисов.

— Если он честно работает на нас, обойти его — значит обидеть недоверием, —задумчиво ответил Ларькин. — Но это только один аргумент «за», может быть, не самый весомый. Они и не такие обиды от нашей конторы терпели, воспримут как должное. Другой аргумент важнее — через него договориться с ментами будет всё-таки проще.

— Аргумент «против» один. Если он работает против нас, он может попытаться заткнуть рот свидетелю раньше, чем мы до него доберемся.

— Его можно лишить этой возможности. Дойдем до отделения раньше его.

— Вообще-то, все эти рассуждения имеют смысл, только если Мозговой ещё не знает о том, что тут произошло.

Мозговой не знал и был не совсем готов к такому повороту событий. Судя по голосу, интонациям и затруднениям в склонении прилагательных, вот уж кто вчера выпил безо всякого притворства. Да и сегодня к половине двенадцатого утра успел хорошенько опохмелиться. Тем не менее он сумел, довольно внятно объяснить Борисову, где находится отделение милиции, куда скорее всего отвезли поджигателя. Сам Мозговой обещал созвониться с отделением и немедленно прибыть.

— То ли они пользуются нашими приемчиками, то ли капитан действительно ни при чём, — проворчал Борисов, спускаясь по ступенькам с широкого крыльца диспансера. В любом случае, если нам повезет и этот пацан ещё жив, надо его расколоть сходу и полностью, чтобы потом им уже не было особого смысла его «мочить».

Ларькин остановился на крыльце.

— У нас ведь нет времени заезжать домой?

— Нет.

— Тогда я сейчас, — капитан бегом вернулся в больницу и через две минуты появился с полиэтиленовой сумкой, в которой лежало что-то, завернутое в белый докторский халат. Борисов заглянул в сумку, одобрительно кивнул, и они пустились бегом, насколько это позволяли скользкие тротуары.

...В отделении их ждали и подтвердили, что, действительно, в четвертом часу ночи был задержан гражданин Дураков Александр Петрович, 1977 года рождения.

Документов при нём не оказалось, но личность уже установлена. Безработный, по специальности киномеханик. Свое участие в совершении поджога отрицает. Взяли его потому, что, подъезжая к месту, увидели бегущим по улице в противоположную сторону. Говорит, что торопился домой со свидания. Только врет он всё. Патрульные сразу почувствовали от него запах бензина и доставили в отделение.

Борисова и Ларькина проводили в неуютный грязный кабинет, куда через пару минут был доставлен задержанный. Это был невысокий круглолицый парень с короткой стрижкой, притворно-наглой ухмылкой и затравленным взглядом синих детских глаз.

Борисов решил пока не называть свое место работы и начал разговор с вопроса.

— Так это вы подожгли картотеку кожно-венерологического диспансера, —спросил он голосом, лишенным какой бы то ни было, в том числе вопросительной, интонации.

Парень презрительно скривил губы.

— Ничего я не поджигал. Не шейте мне чужих дел.

Высокомерное выражение его не лишенного интеллигентности лица не шло ни в какое сравнение с той убийственно пренебрежительной гримасой, которая отпечаталась на лице Ларькина. Капитан даже не считал нужным скрывать свое презрение и разочарование при виде такого «улова».

В коридоре послышались нетвердые шаги, дверь кабинета открылась, и на пороге появился капитан Мозговой. Всё лицо его, включая нос, было залито здоровым румянцем. Впрочем, держался он прямо, и взор его был ясен. ■

—Ну что, сознался? — спросил он, по-хозяйски проходя в кабинет.

Борисов счел возможным промолчать, тем более что Дураков сам ответил на вопрос опера.

— Мне не в чем сознаваться. Я ничего не сделал. И вы не имеете права меня здесь держать.

— Не в чем? А кто ты такой? Фамилия?

— Говорил я уже...

— Так коль не в чем больше сознаваться, я ещё сто раз спрошу: фамилия, имя, отчество? Быстро!

— Дураков, —с неудовольствием сказал парень. — Александр Петрович.

— Брешешь?! Брешет? — повернулся Мозговой к майору.

Тот отрицательно покачал головой. Мозговой с чувством плюнул в угол кабинета.

—Тьфу, какая ж х...вая фамилия, —проговорил он и добавил с гордостью: — То ли дело моя — Мозговой. Так на х...я ж ты, Александр Петрович, поджёг диспансер?

— Не поджигал я ничего. И вы не имеете права меня оскорблять. Вы за это ответите.

— Та я ж не оскорбляю, я сочувствую. Так не поджигал? — Мозговой осторожно принюхивался к Дуракову, стараясь одновременно не дышать на задержанного.

— Не поджигал.

—Да от тебя ж бензином несет, как из канистры!

— А я токсикоман. Первый раз попробовал. Всё равно не имеете права.

— Ой, хлопец, всё равно ты расколешься. Ты хоть знаешь, откуда это следователи? —У Мозгового хватило ума взглядом спросить разрешения у Борисова, и тот кивнул. —Из Фэ-Эс-Бэ, понял!!! Специально для дураковых поясняю: Федеральная Служба Безопасности. Это контрразведка, сопляк, на кого ты голос поднял? Колись сразу, а то хуже будет!

Ларькин молча достал удостоверение и показал его. Что касается Борисова, то его место работы и звание отчетливо пропечатались на его лице. У безработного киномеханика побледнела верхняя половина лица. Взгляд стал как у затравленного зверя. Но демократия глубоко успела пустить свои корни в сознание народа.

— Всё равно не имеете права. Ничего я не поджигал. Не докажете.

Виталий поднялся и вышел из кабинета. Мозговой повернулся лицом к Борисову и ещё раз вопросительно взглянул на него. Кивни сейчас Борисов — и опер дал бы «под дых» упрямому Дуракову. Но Борисов покачал головой отрицательно и перевел взгляд на задержанного.

— Слушай, ты, правозащитник... —сказал он не слишком громко, но таким голосом, что у моментально протрезвевшего капитана у самого побежали мурашки по всему телу. Майор словно разбудил генетическую память много битого и гнутого эволюцией биологического вида, точнее, подвида человека, выжившего только потому, что он умел гнуться —и чувствовать, перед кем это надо делать. Это говорил не усталый после бессонной ночи и бесконечной нервотрепки пожилой мужчина, это говорил механизм огромной, очень жесткой и холодной машины, которая переедет десять, сто, тысячу таких дураковых — и не остановится, не поскользнется, даже не заметит. У Дуракова затряслись губы, а Мозговой так и застыл с чуть отведенной в сторону рукой.