День саранчи - Велиханов Никита - Страница 33

— Ай-яй, какая неприятность, — совершенно искренне засуетился Ренат. — Хотя, с другой стороны, есть, кажется, у вас, у русских, такая примета. Насчет того, что это к счастью. Или к удаче? Вы, товарищ лейтенант, часом не помните?

— Ах ты... — начала было Ирина, уже на бегу обратно к умывальнику. Но там уже, отмывая под тонкой струйкой теплой воды пахнущую рыбьими костями кашицу, не выдержала и рассмеялась. Вот ведь засранец. Надо будет к нему повнимательнее присмотреться. Вечно в тени «господ офицеров», вечный этакий мальчик на побегушках. Или, если точнее, на починюшках и поездушках.

В астоме зарябило, и на зеленой стене времянки проступили выведенные вязью буквы: «На потаскушках».

— В смысле там, подай, принеси, — раздался из-за вагончика голос Рената. — Поди туда, не знаю куда, достань то, не знаю что...

— Ах, ты... — опять задохнулась праведным гневом Ирина, выскакивая из-за вагончика и замахиваясь на пакостника полотенцем. — Ах ты, снайпер хренов! Ах ты, засекреченное татарское подполье!

Ренат вытянулся по стойке смирно и стоически принял шлепок наотмашь мокрым полотенцем по чему придется. Пришлось пониже спины.

— Телесные наказания в русской армии... — начал он.

— Телесные наказания будут тебе в лесу. Сам будешь астом держать, раз такой умелый. Нет, ну надо же...

— Астом держать — не нашего ума дело. Звездочки не в том порядке на погонах. Мы пока только на мелкие пакости. А насчет крупных — пусть начальство думает. Ну а если серьезно, — дурашливая интонация в голосе у Рената пропала совершенно, то при наших с тобой раскладах лишнее астоматическое поле никак не повредит. Мало ли, придется нам там заночевать. Ты ночью его тоже держишь, я проверял...

«Ну вот, выпустила джина из бутылки», — подумала Ирина. Ренат очень часто общается с Илюшей Большаковым. И если учесть его въедливость, то остается только удивляться, как это она раньше за ним ничего такого не заметила. Собственно, потому и не заметила, что просто-напросто не принимала его в расчет. И зря, как выясняется, не принимала. А он тем временем прикидывался, по обыкновению, веником и давал ей сканировать себя. А стоило ей отвлечься, сканировал точно так же ее саму. Давно бы следовало ей усвоить эту его манеру. Так что нечего возмущаться. Баш на баш. А в том, что лишний источник астома никак не повредит, он действительно совершенно прав. Держать постоянное поле, да еще сильное, с «отведением глаз» всем потенциальным человеческим и нечеловеческим наблюдателям, больше суток она никак не сможет. Вымотается до последней крайности и угаснет. А вот если работать в смену, тогда, конечно, другое дело. Пусть у него астом слабее, пусть из каждых пяти часов ей придется работать четыре, а Ренату — час. Ей этого часа как раз хватит, чтобы восстановиться.

— Можно даже больше, — вмешался все также невозмутимо стоявший рядом Ренат.

— Что — больше? — встрепенулась Ирина.

— Больше часа. Извини, я опять за тобой подглядывал. И в самом деле, не все же тебе одной в чужие башки лазить. Я пока могу держать астом подряд часа три-четыре. Получалось и больше, но три часа — с гарантией. Это если тебе нужно будет поспать, как следует. А если в смену, то удобнее, окажем, так — три часа ты, час я. Потом опять твои три часа. Идет?

— Договорились.

Они переглянулись — слова были уже не обязательны — и пошли собираться.

Через сорок минут, подготовив как следует все необходимое снаряжение, они вышли на проселок и двинулись на юг, к лесу, туда, где, предположительно, должна была находиться база Колесника. Или одна из баз. В восемь тридцать, как и договаривались, на связь из Минска вышел Виталий и вкратце рассказал о результатах своего визита сперва к генералу Антосевичу, потом к патриарху отечественной биолектики, Олесю Шершневичу. Виталий предложил дождаться его и идти уже всем втроем. Но по здравому размышлению, приняв во внимание открывшиеся способности Рената, которые, кстати, Ларькина привели в не меньшее удивление, чем Ирину, решено было оставить Виталия в качестве группы тылового прикрытия. На всякий случай. Пусть едет, не торопясь, и сидит в лагере. И держит связь одновременно и с ними, и, если понадобится, с Москвой, с Борисовым.

Едва успев выйти из лагеря, Ирина поставила астом — полный, на «отвод глаз». И, как выяснилось, своевременно, потому что весть об уходе спецназа, похоже, дошла до Колесника и его присных практически мгновенно, и он принял первые адекватные меры. Грасовцы успели пройти не более двухсот метров, когда Ренат тронул Ирину за плечо и указал ей назад. Над единственной оставшейся машиной кружил многоцветный вихрь бабочек.

— Вовремя вышли, — написал Ирине Ренат все той же прихотливой, на арабскую похожей вязью. — А то пришлось бы полдороги отплевываться.

— И не только отплевываться, — Ирина почему-то выбрала готический шрифт, очевидно из чувства противоречия. И уложила буквы кирпичиками поперек дороги. — Слева сильное поле. Кроме того, которое идет от рощицы и контролирует бабочек. Кто-то гонит сюда более крупных животных. Похоже, собак.

Буквально тут же в астоме появилась маленькая Ирина Рубцова, которая пристально всматривалась в лужицу чистой, отражающей ясное небо воды. «Как в воду глядела» — перевела ребус Ирина, заодно оценив тонкость, с которой Ренат между делом поиграл с исконными автоматическими, от йети унаследованными смыслами образов воды и неба. Ренат снова тронул ее за плечо и указал на ближайшую лесную опушку. Оттуда к грунтовке неслась уже знакомая собачья стая.

— Стой спокойно, — тихо шепнула Ренату Ирина. — Они нас заметить не должны.

И действительно, добежав до дороги, собаки начали бестолково тыкаться в нее носами, носясь взад-вперед и поднимая пыль. Некоторые из них рванули было по следам, но потом, словно услышав беззвучную команду, резко развернулись и прибились к основной стае. Стая сгруппировалась и потрусила по дороге прямо на грасовцев.

— Стой спокойно, — еще раз повторила Ирина, заметив, как рука Рената словно бы сама собой чуть подвинула из-под локтя вперед ствол Калашникова.

Ренат усилием воли расслабил мышцы и постарался не вглядываться в кипевшее вокруг астоматическое марево. Он принялся вглядываться в глаза идущим прямо на них с Ириной собакам и успокоился окончательно. Потому что собаки их не видели. Они не смотрели нарочно в сторону, как притворно смотрит в сторону обходящая противника собака, только и выжидающая удобного момента, чтобы кинуться и схватить его за глотку. Они смотрели сквозь них. А подойдя вплотную, как-то сами собой обтекли их по периметру, не подойдя ближе чем на полтора метра.

Едва они отошли метров на двадцать, Ирина сказала:

— Ходу.

И быстрым шагом двинулась за ними вслед. Ренат поудобнее перехватил автомат и постарался не отставать—так, чтобы никоим образом не выбиться за пределы этого, очерченного псами, полутораметрового радиуса.

— Они получили команду возвращаться в исходную точку, — вполголоса говорила на ходу Ирина. — Тот человек, который их сейчас ведет, не Витек. Скорее всего, его напарница. Она контролирует их тоже через ретранслятор, через какое-нибудь летающее насекомое или через птицу — но это не Витькин жук. Я бы почувствовала.

Какое-то время они шли молча, потом Ирина заговорила опять.

— Будем надеяться, что с лагеря они теперь наблюдение снимут. По крайней мере — пристальное и пристрастное. А то, когда приедет Виталик, ему может не поздоровиться. Впрочем — он будет один. Они могут не придать ему особого значения.

— А мы за ними — куда? — спросил Ренат.

— Если будем идти за ними, они сами выведут на на базу. Похоже, что тот, кто их ведет, сам туда направляется. Очень может статься, что они поверили, что уехали все. И не заметили нас.

— Или заметили, но не придали нашему исчезновению значения, — отозвался Ренат. — Два человека, пусть даже два хорошо вооруженных человека — для них не противник.

— Если это действительно так, — сказала Ирина, — то первую партию на этом турнире мы, считай; выиграли. Сделали ставку не на силу, а на отсутствие силы.