Травля (СИ) - Сербинова Марина - Страница 1

— Скорее! Идем! Началось!

Синди Скавелло, надзиратель Женского Центра Центральной Калифорнии Чаучилла*, схватила за руку Мелинду Торес, срывая ее со стула, на котором она сидела, собираясь перекусить. Та от неожиданности выронила сэндвич, который упал на пол и развалился. Торес с досадой посмотрела на него, опустив взгляд.

— Быстрее! — окликнула ее напарница. — Я тебе покажу! Это настоящая жуть, ты никогда такого не видела!

Словно в подтверждение ее слов до них донесся хриплый, переполненный болью вой.

— Это она? — прошептала недоверчиво Торес, у которой кровь в жилах похолодела от этого звука.

Скавелло кивнула и нетерпеливо потащила ее за собой, выскакивая из помещения. Торес послушно последовала за ней, сгорая от любопытства. Она устроилась сюда на работу недавно, но уже была наслышана о странной заключенной, смертнице, которая наводила ужас на всю тюрьму, и на заключенных, и на надзирателей. Одни называли ее одержимой, другие сумасшедшей. Но в последнее мало кто верил, сумасшедших не приговаривают к смертной казни. Говорили, что она разговаривает с мертвыми.

Она содержалась в блоке для смертников, двухэтажном здании на девять клеток, изолированная от других заключенных, и была известна на всю тюрьму не только тем, что была смертницей. Когда в тюрьму привозят смертницу, это уже само по себе является событием. Женщины, приговоренные к смертной казни — явление редкое. Помимо нее, в тюрьме содержались еще две смертницы, Синтия Коффман, приговор которой был вынесен в 1989 году, и Морин Макдермон, осужденная год назад, в 1990.

Коффман** была симпатичной двадцатидевятилетней девушкой, темноглазой шатенкой, которая вместе со своим бойфрендом Джеймсом Марлоу была приговорена к смертной казни за убийство четырех женщин в октябре и ноябре 1986 года (лично она признана виновной в двух убийствах из четырех).

Макдермотт*** была осуждена за то, что наняла санитара в больнице, где она работала, чтобы убить своего соседа по комнате Стивена Элдриджа. Мотивом было получение ипотечной страховки на дом, в совместном владении которого они находились. Пенис Элдриджа был разорван после нескольких ножевых ранений. Санитар показал, что это было сделано по настоянию Макдермотт, чтобы создать впечатление, будто убийство было «гомосексуальным убийством», потому что посчитала, что, теоретически, полиция вряд ли будет расследовать его тщательно. И ошиблась.

Кэролайн Рэндэл, приговоренная за жестокие убийства пяти человек, двух мужчин и трех женщин, совсем не походила на страшную убийцу, нежная и прекрасная, как агнец Божий. Она была тихой и не доставляла надзирателям никаких проблем. Никакого буйства, истерик, отчаяния и слез. Спокойная и как будто смирившаяся со своей судьбой. Хладнокровная, мужественная. И только лишь глаза ее были переполнены бесконечной болью погибающего существа. Болью обреченного на смерть. Но этот взгляд не был странным или необычным, наоборот, это было единственное в ней, что не казалось странным. У любого, приговоренного к смерти, должен быть такой взгляд.

Торес уже видела ее — очень красивая молодая женщина с роскошными, но абсолютно белыми вьющимися волосами. Ей не было еще и тридцати, но она была совершенно седой, до единого волоска, и седина эта даже не отливала серебром, будучи просто белой, как снег. Ее здесь так и прозвали — Снежинка. Милая и безобидная на вид Снежинка. Но это было поначалу, когда она только прибыла сюда. До того, как стали замечать ее странности. Невероятные, необъяснимые и пугающие. Из-за этих странностей она содержалась в самой дальней камере, подальше от других двух смертниц, чтобы те не могли видеть, что с ней происходит.

Все знали, что она является женой знаменитого адвоката Джека Рэндэла, которого самого обвиняли и судили за убийство и попытку убийства. Сенсация о том, как Рэндэл слетел с катушек прямо в суде, когда его жену приговорили к смертной казни, гремела на всю страну.

Прошел уже не один месяц, а СМИ продолжали смаковать произошедшее, не спуская с Джека Рэндэла своего всевидящего ока и не обделяя его своим вниманием пуще прежнего.

Процесс над ним был настолько громким, что даже все его юристы не смогли помешать огласке такого масштаба, хотя и пытались добиться конфиденциальности и закрытого процесса. Возможно, у них бы и получилось, не окажись на месте происшествия журналиста, в результате чего все СМИ взорвались сенсацией о том, что Джек Рэндэл расправился с адвокатом, защищавшем его жену, а также по какой-то до сих пор не ясной причине со своим отцом, виня именно их в том, какой приговор получила его жена. Бомба взорвалась, и все его невероятно талантливые и зубастые адвокаты во главе с Заком Райли, яростно бросившиеся всей компанией на защиту Рэндэла, не могли уже остановить эту взрывную волну. За процессом следила вся страна, возможно, весь мир, помешать чему было уже невозможно. И эта огласка, это пристальное внимание ужасно мешали его адвокатам, которые были намерены всеми правдами и неправдами вытащить своего кумира из-за решетки.

А про несчастную жену знаменитого адвоката все забыли, никто больше не интересовался ею. Ее судьба была решена, и никто не верил в то, что адвокаты Джека Рэндэла, из кожи вон лезущие, добиваясь апелляций и пытающиеся все-таки спасти приговоренную, чего-то добьются, кроме того, что несчастная просидит за решетками долгие годы, пока они будут за нее бороться.

Но в самой тюрьме уже знали, что долгие годы ей не протянуть. Она угасала на глазах, что-то убивало ее, но что — не мог понять никто. Врачи разводили руками. Сама она молчала, но по ее взгляду было видно, что она знает, что с ней происходит, но не хочет объяснить. А с ней определенно что-то происходило. Что-то вытягивало из нее жизнь, и это не было похоже на болезнь.

Они пробежали мимо камеры Коффман.

— Заткните эту бесноватую! Опять будет неделю стоять эта несусветная вонь, я буду жаловаться! Уберите ее отсюда! — Коффман с досадой проследила взглядом за надзирательницами, которые даже взглядом ее не удостоили. — Почему после ее воплей всегда так воняет? Что там происходит? Кто-нибудь мне объяснит, в конце концов? Что она сделала с Перес? Я хочу знать! Стойте, свиньи толстожопые… — уже совсем тихо пробормотала она, отходя от решетки и возвращаясь на койку. — Что здесь происходит, черт возьми?

Подбежав к камере Рэндэл, надзирательницы остановились.

На койке, вцепившись побелевшими пальцами в матрас, корчилась от боли беловолосая женщина, худая до изнеможения. Бледное лицо было перекошено болью, она стискивала зубы в попытке стерпеть.

— Что с ней? — выдохнула Торес.

— Ей больно, — отозвалась со знанием дела ее напарница. — Пойдем, я покажу тебе. Только не прикасайся к ней. Нельзя.

— Постой… — Торес схватила ее за руку, когда та отперла дверь камеры. — Ты уверена?

Вместо ответа та распахнула дверь и решительно вошла внутрь. Торес нерешительно проследовала за ней, не отрывая взгляда от заключенной, без сознания метавшейся на койке.

— Эмили… пожалуйста… быстрее… — вдруг простонала чуть слышно та.

— С кем она говорит?

— Смотри, — Скавелло показала дубинкой на руку женщины, судорожно сжимающую матрас. На коже вдруг появилось пятно, которое быстро стало увеличиваться. Выгнувшись, заключенная раскрыла рот и истошно закричала от невыносимой боли.

Пятно появилось не только на руке. На груди, шее и даже поползло на лицо. На месте пятен вдруг начали образовываться какие-то раны, похожие на язвы, или что-то в этом роде.

— Быстрее! Эмили! — завопила женщина, внезапно вскинула покрывающуюся странными повреждениями руку, словно пыталась кого-то схватить.

— Разбуди ее, — прохрипела оцепеневшая от ужаса Торес. — Что ты стоишь? Разбуди ее!

— Нет, не трогай!

Но Скавелло не смогла помешать, когда перепуганная напарница наклонилась над заключенной и стала ее яростно трясти, потом бить по щекам в попытке привести в чувства.