Танго на цыпочках - Демина Карина - Страница 15

Ника стоит, прижимаясь спиной к холодильнику, и орет на него. Она орет на НЕГО! В его же квартире! Да выпороть ее следовало, еще вчера, или, на худой конец, утром, а то, ишь, разоралась. И глазищами своими, того и гляди, дырку пробуравит. Зеленые они у нее, ведьмины…

К черту подобные мысли!

– Вали отсюда.

– Что? – Она тыльной стороной ладони вытерла нос. И ладонь вытерла, о его, между прочим, занавеску.

– Вали, говорю. – Внятно повторил Тимур. – Отсюда. Пока задница целая.

– А то что?

– А то выпорю.

– Ты… Ты…

– Я – это я. А ты – это ты. Понятно?

Она вдруг схватилась руками за голову. Ну, что опять? Больно, да? Но Салаватов, наученный горьким опытом, не шелохнулся. Пусть она хоть по полу катается, больше он на эти женские уловки не попадется.

– Как ты сказал? Ты – это я? Я – это ты. Астры. Смех. Лара. Она сказала, будто я – это она. Нет, не так, будто она – это я. Лара сказала… сказала, что я виновата, что, если бы скорую вызвала, если бы догадалась в комнату заглянуть, она бы выжила. А я специально не заглянула, поэтому виновата! – Голос перешел в скулеж. – А я не виновата! Не виновата!

– Не виноватая я, он сам ко мне пришел. – Тимур отвернулся, чтобы не видеть этих растерянных зеленых глаз.

– Давай, соври себе, что она – потерявшаяся душа, которую немедленно нужно спасти. – Поддела Сущность. – Давай, у тебя уже имеется опыт по спасению потерянных душ. Только учти, во второй раз шестью годами не отделаешься. Десятка, минимум.

Именно поэтому второго раза не будет. Доминика успокоится и пойдет к себе, а как уж она будет там, у себя жить, или, наоборот, помирать, его уже не касается.

Она ушла. Бочком, по стеночке, стараясь не встречаться взглядом с Тимуром, вышла с кухни. А спустя минуту хлопнула входная дверь. Все правильно, ключи-то на тумбочке лежали, странно, что она их сразу не нашла.

Вот и все, грустный конец грустной истории.

Мой дневничок.

Кораблики, кораблики, белые кораблики. Куда ни глянь, всюду они. Надоедает. Нет, честное слово, надоедает. Тимка вчера предложил отдохнуть на море, вроде как путевку в круиз купить собирался, так меня едва не стошнило. Кораблик. Большой-большой кораблик. Блин, не хочу плавать, мне на земле больше нравится, она твердая.

Писала звезды, это столько энергии отнимает, я почти без сил остаюсь, если бы не Алик, сдохла б к чертям собачьим. Смешно, представляю, как обеспокоенный Салаватов прибегает в студию и находит мое тело. Ой, блин, эти новые таблетки совершенно непонятно на меня действуют. Алику денег задолжала. Требует отработать долг, иначе таблеток не будет. Послала его к чертовой матери. Я ж не наркоманка какая-нибудь, обойдусь и без таблеток. Давно хотела бросить.

Вчера ушла последняя, остается ждать, не думаю, что все будет так страшно, как рассказывают. Да и стоит ли верить сказкам, вон, про сигареты тоже много чего сочиняют, но ведь бросают же люди курить, главное – сила воли, а ее у меня хватит.

А в голове одни кораблики.

Домой я вернулась. Да, я вернулась домой и это классно. Салаватова мой уход обрадовал несказанно. Небось думает, что на этом все: ошибается. Я вернусь, я не отстану, он должен ответить за Лару, хотя бы потому, что жив и на первый взгляд здоров, а она мертва.

Следовало бы на кладбище съездить, давно уже не была, Лара расстроится. Но это потом, сначала себя в порядок приведу.

Квартира встретила разрухой. Господи, когда же я успела устроить этот бардак? Натуральное Мамаево поле! Или у Мамая курган был, а поле Куликово? Не помню. Вещи разбросаны, дверь на балкон открыта настежь, а на полу под ногами хрустят осколки стекла. Ничего не понимаю! Кто разбил вазу? И стаканы? И крупу на кухне рассыпал, теперь, куда ни глянь, коричневые зернышки гречки и белые риса. Спасибо, что до сахара неведомые вандалы не добрались. До денег, кстати, тоже.

Зато уборка поможет привести мысли в порядок. Надеюсь, что поможет. Может, удастся вспомнить, как я попала к Тимуру. И почему он назвал меня наркоманкой? Я даже обычных сигарет не курю, что уж тут говорить про… Ладно, у Салаватова в тюрьме крыша на бок съехала, вот и мерещится всякое, нечего на него время тратить.

Или есть чего? Все странности начались именно тогда, когда он вышел. Непонятно.

Лара позвонила без десяти двенадцать. Я точно помню, потому что собиралась спать лечь, а тут звонок. Явление более чем странное, кому я нужна? С работы уволилась, подруг нету, друзей тем более, тогда кто звонит. Тимур?

Оказалось, что Лара. Нет, правда, она и в самом деле позвонила мне!

– Привет… – голос, несмотря на треск и шипение, раздававшиеся в трубке, я сразу узнала. Но на всякий случай переспросила.

– Лара?

– Ну, кончено, глупенькая, это я.

– Невозможно.

– Почему? – Лара рассмеялась, как же хорошо я знаю этот смех. Как же хорошо я знаю этот голос. Как же хорошо я знаю Лару – это она, но как мне поверить?

– А, помнишь, мы с тобой Шекспира читали? "Как много в мире, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам". Впрочем, кажется, там не совсем так, но это же не важно?

– Не важно.

– Все равно не веришь. – Огорчилась Лара.

Конечно, нет. Лара умерла, уже шесть лет, как умерла, ее похоронили. Я регулярно бываю на кладбище, слежу за могилой, цветы привожу, и в церкви за упокой Лариной души свечи ставлю…

– За свечи спасибо, мне легче становится. Ника, девочка моя, если бы ты знала, как мне плохо, если бы ты знала, как мне больно… Я соскучилась, я так по тебе соскучилась! Увидеть бы, обнять, но нельзя.

– Почему? – Этот голос гипнотизировал меня, повесить бы трубку, да не могу, слушаю, словно бандерлог Каа.

– Правила такие. Помнишь, как ты в пятом классе курить пыталась? Я тебя поймала и по губам надавала, а ты еще плакала и просила тетке не рассказывать.

– И ты не рассказала.

– Не рассказала.

Пауза. Я вспоминаю давний случай и заодно пытаюсь сообразить, кому же о нем рассказывала. Выходило, никому. Случай-то ничем непримечательный, пустяк, и ко всему неприятный. А Лара помнит, вернее, напоминает. Значит, все-таки она.

А кто ж еще. Записки, суп в холодильнике, сок и картина – это, значит, нормально, а звонок удивляет. Тут уж либо верить, либо нет.

– Ники, ты же веришь, что это я?

– Верю.

– Спасибо. – Ларин голос терялся среди треска и шума. – Ника, милая моя, мне очень-очень нужна твоя помощь. Ты должна вернуться к Салаватову!

– Что?

– Послушай, у меня мало времени, очень мало. Тимур не виноват. Он не убивал меня, а ты сделала так, что он понес незаслуженное наказание, это плохо, Ника. Ты украла чужую жизнь, и за это потом, после смерти, будешь наказана, понимаешь?

Нет, не понимаю и понимать не хочу. Как это Салаватов не виноват, если он виноват?

– Ты ведь не видела, как он вернулся, правда? Только не обманывай, я же знаю.

– Не видела, но Лара это же он больше не кому!

– Не надо, Ника, ничего не говори, просто поверь, Тим не возвращался, вместо него пришел… другой человек.

– Кто?

– Извини, но сказать не могу. Это против правил. Ника, милая моя сестренка, ради себя… ради меня… не надо никого искать, не надо никому мстить, это неправильно, так нельзя. Не повторяй моих ошибок.

– А что мне делать? – Я совершенно растерялась. Это как если живешь-живешь, а потом вдруг оказывается, что живешь неправильно. Ну совсем неправильно, жить надо было иначе и думать иначе, и все тоже делать иначе, а ты все не можешь отойти от старых мыслей… В общем, тут любой растеряется.

– Иди к нему. Поговори, он простит, Салаватов хороший. Скажи, что я просила приглядеть за тобой. Скажи, что он мне должен.

– Должен?

– Должен. Если станет артачиться, напомни про укол. Скажи, что из-за того укола, который в мастерской, все и началось…