Утро под Катовице-2 (СИ) - Ермаков Николай Александрович - Страница 18

— Не стреляйте, здесь свои, я командир автороты Ковалев!

Мне в ответ раздалось:

— Держи руки вверх и стой на месте, Ковалев, а там посмотрим кто свой, а кто нет, — ответил мне явно командирский голос, который тут же приказал бойцам, — Развернуться в цепь, интервал пять метров, прочесать на глубину двести метров, шагом марш!

Я спрятал ТТ в набедренную кобуру и запоздало подумал о том, что если у меня проверят наган, полученный на базе ГАБТУ в Москве, то сразу возникнут вопросы — все патроны на месте, порохового запаха нет. Когда бойцы подошли метров на пятнадцать, я поднял руки и снова подал голос, чтобы кто-нибудь не шмальнул невзначай. Вскоре из-за кустов появились два настороженных бойца с винтовками наперевес. Осмотревшись, один из них крикнул:

— Тащ старший лейтенант, тут один в нашей командирской форме стоит с поднятыми руками, другой на земле лежит, дохлый совсем.

Ещё через минуту в моём поле зрения появился старлей с наганом в руке, и, наведя его на меня, потребовал:

— Сдать оружие!

Я снял ремень с кобурой и отдал его одному из красноармейцев. После этого старлей показал стволом в сторону реки:

— Шагом марш! Дёрнешься — стреляю без предупреждения!

Вот так под конвоем меня вывели к реке, откуда я увидел машину двигающуюся со стороны штабной колонны по направлению к моей части автороты. Машина спокойно ехала по дороге со включенными фарами. Вот же долбодятлы! Мать Вашу!

Немецкие летчики по всей видимости имели примерные координаты временного расположения дивизии и продолжали кружиться над этим районом, ожидая целеуказания от остывающего в кустах диверсанта. Но вместо него им помогла найти цель безалаберность красных командиров. Вскоре над лагерем вспыхнули одна за другой три осветительных авиабомбы и раздались оглушающие звуки сирен пикирующих бомбардировщиков. Очень захотелось упасть и вжаться в землю, но я всерьёз опасался, что в этом случае старлей меня пристрелит. Да он и так может с перепугу шмальнуть. Или осколок прилетит. Ситуация… Однако старлей, надо отдать ему должное, сообразил довольно быстро — ткнул меня в спину стволом и гаркнул над ухом, перекрикивая сирены:

— Лежать, руки за спину!!!

Я послушно бухнулся на землю лицом вниз, заведя за спину руки, которые тут же оказались стянуты ремнем, после чего рядом, одновременно с первыми разрывами авиабомб, попадали на землю и мои конвоиры. Время под бомбежкой тянется очень медленно. Разумом понимаешь, что длительность авиаудара вряд ли может составлять более пятнадцати минут, но когда рядом с оглушающим грохотом одна за другой рвутся падающие с неба бомбы, кажется, что прошли часы, прежде чем всё стихло и вражеские самолеты, сделав своё черное дело, ушли на запад.

Когда настала тишина, я, извернувшись, сумел сесть и посмотрел через реку в сторону расположения дивизии. Мне открылась унылая картина полного разгрома. Весь пойменный луг, на котором остановились на ночлег воинские подразделения, был изрыт воронками, в ночной тьме яркими кострами горели машины и подводы. Единственное, что могло меня утешить — это то, что все десять моих машин стояли целыми и невредимыми. Помогли маскировка и окраинное расположение.

Тем временем конвоировавший меня старлей поднялся, увидел панораму грандиозного побоища, выругался и, срывая голос, крикнул в сторону кустов:

— Взвод! Прочесывание прекратить, возвращаемся в расположение!

Затем он приказал уже мне:

— Встать! — и после того, как я поднялся с земли, старлей с закаменевшим лицом начал говорить обличительным, полным ненависти и праведного негодования тоном, делая ударение на каждом слове, — Именем Союза Советских Социалистических республик, за шпионаж и предательство, повлекшие гибель большого числа бойцов и командиров Красной Армии, по законам военного времени неизвестный шпион приговаривается к расстрелу на месте!

Вот курва! Да сейчас этот сбрендивший псих прямо тут меня шлепнет!

— Старлей, ты что, совсем долбанулся?! Да тебя самого за самосуд под трибунал отдадут! Я командир автороты, сам тут диверсанта ловил и убил, ты же видел его, он там в кустах лежит!

— Приговаривается к расстрелу! — упрямо повторил старлей, взвел курок и навел ствол нагана мне между глаз.

— Тащ старший лейтенант, его бы особистам сдать или в НКВД, чтобы допросили хорошенько, можа он что важное знает? — в последний момент вклинился один из бойцов.

Старлей, не отводя револьвер, ответил с истерическими нотками в голосе:

— Кому сдавать? Всех разбомбили!

— Так можа в городе НКВД есть? Туды его и сдать, ужо они ему покажут!

— В городе должно быть, — неожиданно согласился старлей, на секунду задумался и решил, — Да, точно, туда его и сдадим!

Фу, отлегло… Хотя в НКВД тоже может быть далеко не сахар, да точно, сначала будут бить, а потом разговаривать. Вот же влип!

— Кругом! Вперед шагом марш!

Я развернулся и вошел в реку, буквально физически ощущая наведенный мне в спину ствол револьвера со взведенным курком.

Когда мы вышли из воды, сумасшедший старлей приказал идти к машинам автороты, где его бойцы нашли одного из моих водителей и привели к нам.

— Заводи машину, его в город повезем!

Боец непонимающе посмотрел на меня, молча стоящего со связанными руками, на старлея, с пеной у рта машущего револьвером и предпочел исполнить приказ. Меня под конвоем четырех красноармейцев посадили в кузов, старлей, не выпуская из руки наган, сел в кабину и мы покатили в Славгород, который был от нас в паре километров. В городе старлей, спросив у патруля, выяснил, что здесь имеются только отделение милиции и комендатура, куда мы и поехали, добравшись за пару минут. Там нас встретил дежурный сержант, который узнав, что привезли шпиона, немедленно поднял коменданта, ночевавшего где-то в здании. Когда заспанный капитан спустился со второго этажа, старлей ему сразу сообщил:

— Вот, забирайте, шпиона поймали! Он фашистские самолеты на лагерь дивизии навел.

Капитан задумчиво посмотрел на меня, давая возможность высказаться, чем я и воспользовался, чтобы отвергнуть все обвинения:

— Я командир автороты Ковалев, проверял посты, услышал в кустах за пределами расположения части приближающиеся шаги, пошел туда, услышал щелчок взводимого курка и выстрелил на звук, а подойдя, увидел, что убил мужчину в гражданской одежде, около которого лежала ракетница…

— Вот врёт! — возмущенно прервал меня старлей, — Точно говорю, шпион это! Да по нему сразу видно, что это вражина, не наш человек, Вы присмотритесь, сразу же видно! И ордена наверняка фальшивые, а того гражданского он убил, чтобы свидетеля убрать. Его надо расстрелять без проволочек!

— А документы где? — спросил капитан.

— Вот мои документы! — старлей протянул свою командирскую книжку.

— А его?

— Так у него наверное, где же ещё?!

— Так Вы не проверяли документы? — капитан достал у меня из нагрудного кармана весь комплект — командирскую и орденскую книжки, комсомольский билет и стал их листать.

— А чё там проверять? Ясно же всё! — с уверенностью конченного кретина откликнулся старлей.

— Вас Лаврентий Павлович награждал? — спросил меня капитан, поморщившись в сторону старлея, после того как прочитал орденскую книжку.

— Да, лично, — подтвердил я.

— Ну да, точно! — он хлопнул себя по лбу, — Мирошкин, ну-ка последнюю «Красную Звезду» найди!

После этих слов сержант порылся в столе, вытащил газету и передал капитану. Тот развернул её на первой странице и с удовлетворением в голосе произнес:

— Ну вот! Что я говорил? Ковалев Андрей Иванович, дважды орденоносец, изобретатель, активист и доброволец! Вот! — он показал старлею газету с моей фотографией с митинга на автозаводе, — Так говорите, это он шпион?..

Из комендатуры я вышел около шести часов утра, сел на пассажирское сиденье в кабину ожидавшего меня грузовика, и мы двинулись догонять дивизию. Справедливость восторжествовала! Газета здорово помогла, не берусь гадать, как дело бы обернулось без этой статьи. Однако поняв, что дело принимает политический оборот, капитан Хлебников провел дознание по всем правилам, подключив к делу и сотрудников местной милиции, которые, тщательно осмотрев место происшествия, неподалеку от убитого мной диверсанта нашли рацию немецкого производства, топографические карты и бинокль. Разобрался он и с тем, как немецкие летчики обнаружили цель, путем опроса выживших бойцов и командиров, подтвердив мои слова о движении штабного автобуса со включенными фарами. Кстати, в том автобусе был особый отдел дивизии в полном составе, погибли все. Нашел свою смерть под бомбами и командир дивизии, находившийся в другой машине. Начальник штаба выжил, но получил тяжелое ранение и оставлен в местной больнице. Поэтому командование соединением временно перешло к командиру тридцать второго полка. А поймавший и доставивший меня в комендатуру старший лейтенант Белов арестован. Хлебников сказал, что того ждёт трибунал. Уж не знаю, какое обвинение ему предъявят, наверное могут и вредительство пришить. Однако по моему скромному мнению, Белову необходимо психиатрическое лечение, похоже, на фоне стресса он слегка повредился умом, хотя ведь я раньше с ним знаком не был, может он всегда был таким долбанутым ушлепком?