Поглупевший от любви - Джеймс Элоиза - Страница 29

• Предыдущая
• 29/72
• Следующая

— Обязательно.

Глаза женщины блестели от слез, но Дарби было плевать. Ему хотелось одного: опрокинуть стаканчик бренди. А лучше пять.

Это было его последней мыслью, прежде чем он обнаружил себя в «Треске», окруженного мужчинами, дружно рассуждавшими на самую подходящую тему: женщины вообще и жены в частности.

— Нет, не то чтобы я не любил ее, — старательно выговаривал его сосед, молодой парень с простоватой физиономией, мозолистыми руками и способностью поглощать алкоголь в количествах, поражавших даже Дарби. — Я ее люблю. Но она огрела меня сковородой. Кто может простить подобное?

— Никто, — согласился Дарби, осушив очередной, неизвестно который по счету, стаканчик бренди. — По крайней мере ты ее получил, — промямлил он.

— Что ты сказал, парень?

— Ничего.

Какой смысл обсуждать все это, тем более что джентльмены вообще не обсуждают подобные вещи, особенно в компании людей, избивающих друг друга кухонной утварью.

Миссис Петтигрю вышла из дверей школы, натягивая теплые перчатки. Перед уходом она старательно заперла дверь. Завидев сидевшую на крыльце Генриетту, она немного удивилась, поскольку та ушла раньше под предлогом начинающейся метели и это было добрых десять минут назад.

Генриетта понаблюдала, как мисс Петтигрю гордо марширует прочь: прямая спина, расправленные плечи, — и, покачав головой, облегченно вздохнула. Она никогда не позволяла себе признаться, как это грустно — остаться незамужней. Какой смысл читать книги о воспитании детей под предлогом помощи в школе, когда на самом деле она хотела растить своих собственных ребятишек! И ненавидела самую мысль о жизни без семьи и мужа.

Но лучше не думать об этом. При первой встрече мисс Петтигрю без обиняков заявила, что не видит смысла в замужестве и что мужья — это всего лишь досадная помеха.

«Слишком много неоправданной власти они берут над женщинами. Моя собственная сестра…» — начала она, но тут же осеклась и поджала губы.

Генриетта кивнула и согласилась, пытаясь найти единомышленницу в лице столь независимой женщины. Только вот оказалось, что они не совсем единомышленницы. Она хотела Дарби с его теплыми карими глазами и высокими скулами, кружевами и изысканной одеждой.

Она весело хихикнула, представив коляску, отделанную золотыми кружевами и бахромой.

Через четверть часа она совсем замерзла и измучилась. Большие снежинки лениво спускались с маслянисто-серого неба. Сейчас начнется снегопад, а Джем все еще ждет ее на краю деревни. Он, должно быть, сердится за то, что приходится держать лошадей на холоде.

Генриетта закусила губу и подождала еще пять минут. Снег становился все гуще, и хотя до дома было не больше полумили, ждать просто нет смысла. Эгмонт и Паслен — не тягловые лошади чтобы выстаивать по колено в снегу. Их нужно срочно загнать в конюшню и дать теплой мешанки и много сена.

Наконец она медленно пошла прочь, все еще надеясь, что Дарби ее догонит. Какая глупость! Разве можно представить Дарби бегущим по улице?!

Ощущения, обуревавшие ее при одной мысли о Дарби, не сразу позволили понять речи мачехи.

— О чем это ты, Миллисент?

Мачеха, обычно спокойная и невозмутимая, ломала руки, и на щеках ее виднелись следы слез.

— Я о том… — начала она и запнулась. — О том, что ты не… не можешь выйти замуж.

— Но Дарби не хочет детей, Миллисент, — терпеливо повторила Генриетта. — Ему совершенно безразлична моя неспособность их иметь. Он сам говорил, что считает детей ненужной помехой и тяжким бременем.

— Господи! Это я во всем виновата! — вскричала Миллисент. — Мне давно следовало обсудить это с тобой. Все мои глупые колебания и боязнь откровенности!

Генриетта застыла. На душе стало как-то пусто. Стиснув руки, она глухо выговорила:

— Значит, есть еще причина, почему я не могу выйти замуж?

— Да. То есть да и нет, — жалко пробормотала Миллисент. Похоже, она никак не могла найти достаточно подходящих слов для выражения обуревавших ее эмоций. Новая ужасающая мысль пришла в голову Генриетте.

— Дарби сказал, что не желает жениться на мне? Что находит во мне какие-то недостатки?

Миллисент покачала головой.

У Генриетты ноги подкосились от облегчения.

— Тогда ты обязана объяснить, почему я вообще не должна выходить замуж, если он не хочет детей.

— Не могу!

— Можешь!

— Это из-за… совокупления. Ты понимаешь, о чем я?

Генриетта зловеще прищурилась.

— Ты имеешь в виду супружескую близость? Миллисент кивнула.

— О, это я понимаю, — к необычайной радости Миллисент, заявила она. Ну конечно, Генриетта с ее любознательной натурой должна знать подобные вещи! Только безголовые особы вроде Миллисент впервые ложатся в брачную постель абсолютными невеждами и, как следствие, совершенно неожиданно сталкиваются с неописуемыми кошмарами.

Но тут Генриетта призадумалась.

— По крайней мере мне так кажется. А что, есть какие-то причины, по которым я не способна исполнять эти обязанности, как всякая женщина? Правда, бедро иногда болит, но имеет почти такую же форму, как твое.

— Ты права. Но именно супружеская близость ведет к появлению детей. Честно говоря, именно потому женщина и соглашается на эту… процедуру, что я давным-давно должна была тебе объяснить.

Генриетта пожала плечами и медленно произнесла:

— Разумеется, все, что ты говоришь, вполне приемлемо с точки зрения здравого смысла, учитывая все, что я знаю о случках животных.

Миллисент вспыхнула и уставилась на свои руки. Она была настолько смущена, что даже шея выглядела так, словно на нее вылили котел с кипящей водой.

— Я бы все объяснила в случае твоего замужества. И обязательно расскажу Имоджин в канун ее свадьбы…

— То есть… то есть ты хочешь сказать, что Дарби отказывается жениться, если между нами не будет именно этой близости? — глухо, без всякого выражения спросила Генриетта, и мачеха сжалась, услышав этот унылый голос. — Даже притом, что он не желает иметь детей?

Миллисент кивнула, не в силах выговорить ни слова. Горло перехватило слезами. Что сделала ее прекрасная, добрая падчерица, чтобы выслушивать столь ужасную правду?

— Мужчины — свиньи. Свиньи! — вскричала Генриетта. — Молли… Молли Маплторп тоже описывала все происходящее как весьма неприятное и болезненное.

— Но необходимое для того, чтобы иметь детей.

— Дарби взял назад предложение, потому что я не способна вступить с ним в интимные отношения и даже в самых благоприятных обстоятельствах нашла бы эти отношения ненужными и болезненными?

— Мужчины чувствуют иначе, чем женщины. И находят в этом удовольствие, — вздохнула Миллисент.

— Свиньи, — коротко бросила Генриетта. Миллисент снова принялась ломать руки.

— Боюсь, я не слишком хорошо объяснила. Большинство женщин считают это весьма неприятной процедурой, необходимой, чтобы иметь детей. Больно бывает только в первый раз, в крайнем случае во второй, не больше. После этого остальное — просто надоедливая докука. Но дети… дети стоят всех мучений, Генриетта! После рождения Имоджин я поняла это…

Она осеклась, поняв, что вряд ли тактично заводить разговор на эту тему.

Генриетта снова пожала плечами.

— Я, разумеется, знаю, что мужчины наслаждаются этой стороной жизни. Если быть откровенными, разве не именно по этой причине они содержат любовниц?

— Ген-ри-етта!

Но падчерица, по-видимому, ничуть не раскаивалась в сказанном.

— Почти у всех есть любовницы, Миллисент, и ты это знаешь.

— Об этом не говорят вслух.

Но Генриетта никогда не могла вовремя смолчать, если в голову приходило что-то, по ее мнению, важное.

— Почему Дарби не может сделать то же самое? Завести любовницу исключительно для постели? Почему?

— Мужчинам нравится близость с женами, — едва не заплакала Миллисент. — Твой отец… ах, все это слишком сложно.

• Предыдущая
• 29/72
• Следующая