Укрощение герцога - Джеймс Элоиза - Страница 27

• Предыдущая
• 27/69
• Следующая

Так как едва ли она могла им признаться, что это имело отношение к достойному сожаления пятимесячному перерыву в ее карьере, времени, которое она провела в деревне, и к маленькому орущему свертку, который она с благодарностью вручила мистеру Спенсеру, Лоретта придумала прелестную историю о герцоге Холбруке. Вероятно, никто ей не поверил, но Лоретту никогда это не беспокоило.

– Я все-таки не понимаю, почему ты не хочешь стать герцогиней, – мечтательно протянула Дженни, вынимая из-за зеркала веточку розмарина и вдыхая ее аромат. – Я была бы счастлива иметь горничную, и мне бы понравилось, если бы меня называли «ваша светлость». Я бы носила на шее огромные бриллианты с утра до вечера. Я бы даже спала в них.

Лоретта рассмеялась.

– Я была бы в восторге только от одной вещи: если бы три тысячи человек выкрикивали мое имя, вся сцена была бы усыпана цветами, а мистер Эдмунд Кин[12] выразил желание разделить славу со мной.

– О, у тебя все это будет, – сказала Дженни с полной верой в то, что говорит. – Ты лучшая актриса из всех нас, Лоретта. Ты одна помнишь текст всех ролей, даже когда они не твои. Ты смогла бы сыграть роль королевы Маб, если бы тебе предложили ее завтра?

– Я могу сыграть любую роль в этой пьесе, – без колебания отвечала Лоретта.

– Но ты же не в состоянии помнить весь текст!

– Запомнить его нетрудно. А как же понять суть пьесы, если не выучить ее всю?

– Ну, ты просто не от мира сего, – сказала Дженни. – Ты прямо-таки тронутая. Мы же оперные танцовщицы. Мы выходим в антракте, поем куплеты и задираем ножки. Единственный раз я слышала аплодисменты, когда моя юбка задралась выше обычного.

– Я все-таки выйду на настоящую сцену, – сказала Лоретта. – И никому не ведомо, когда это произойдет.

Дженни не смогла сдержать улыбки. Лоретта выглядела как свежая золотоволосая английская мисс, но у нее было нутро самой целеустремленной и решительной женщины, какую только Дженни доводилось встречать в жизни.

– Я не сомневаюсь, что со временем тебя станут осыпать розами, а я, вероятно, все еще буду ждать, пока Вилл оставит землю отца и обзаведется хотя бы акром своей собственной.

– Я дам тебе денег, – сказала Лоретта решительно.

Блуэтт сунул в дверь голову, покрытую жесткой короткой щетиной, похожей на стерню, не поинтересовавшись, одеты актрисы или они в чем мать родила.

– Пора! – пролаял он.

Лоретта проверила цвет помады на губах, Дженни заткнула за зеркало веточку розмарина. И обе они побежали на звук зажигательных начальных аккордов «Пошел я раз в пивную и что увидел там?», послышавшихся из оркестровой ямы. Начиналась интермедия.

Королева Маб, покачиваясь, бранилась и требовала бутылку пива. В поту и полупьяная, она все же источала аромат королевского достоинства, когда проплывала в блеске и шелесте золотых кружев. Лоретта вжалась в стену, давая ей пройти. За королевой следовала свита из фей, а также Джон Суиннертон, остановившийся, чтобы подмигнуть Лоретте.

Сейчас он был звездой на театральном небосклоне Лондона. Его черные волосы и белая кожа придавали ему настолько романтичный вид, что леди падали в обморок от одного его появления. Но это не значило, что вне сцены в нем было хоть что-то возвышенное.

– Слышал о представлении в Холбрук-Корте, – сказал он. – Ты знакома с герцогом, да?

– Никогда его не встречала, – улыбнулась Лоретта.

Ей нравился Суиннертон, никогда не позволявший себе задирать ее или потешаться над ней. Он вообще не насмехался ни над одной женщиной, и потому Лоретта была о нем самого высокого мнения.

– Держись подальше от этих франтов, – посоветовал он. – Эти царственные особы, герцоги и так далее доставляли нам, актерам, много неприятностей. Они только и думают, как бы покувыркаться с актрисой на простынях, и воображают, что делают ей великое одолжение.

Блуэтт зашипел на Лоретту, но Суиннертон отмахнулся от него.

– Дворяне – странный народ, – добавил он. – Они трогательно уверены в том, что представляют особый интерес с эротической точки зрения. А на самом деле, как правило, нет.

Лоретта усмехнуласьи побежала догонять Дженни, делавшую ей знаки из-за кулис. Секундой позже они, взявшись за руки, принялись скакать по сцене, потрясая кудрями и показывая кусочек лодыжки.

Лоретта вся была – сверкающие глаза, разметавшиеся кудри и ямочки на щеках. Но в то же время она размышляла о достоинствах дворянства. Ни один герцог не захотел бы на ней жениться, она это знала. Но вполне возможно, что он пожелал бы с ней спать.

Однако она не собиралась этого делать. Мистер Спенсер был привлекателен, даже очарователен – нет слов, с этим своим низким голосом и красиво очерченными скулами. Возможно, шок от пережитого инцидента с экипажем заставил ее пасть в его объятия.

Она подумала, что он был даже красивее Суиннертона. Но вот как все закончилось: она потеряла роль и пять месяцев жизни в Лондоне. Что спасло ее от растяжек на животе, кроме милости Божьей?

Суиннертон прав: надо держаться подальше от обитателей Холбрук-Корта.

Ей вовсе не хотелось оказаться в постели с герцогом. Даже если бы это сулило ей перспективу стать герцогиней.

Они играли в вист – Имоджин и Гейбриел Спенсер против Рейфа и Джиллиан. И Имоджин казалось, что они образовали хорошие пары.

– Забыл упомянуть, что пол в зеленой комнате вчера закончили ремонтировать, – сказал Рейф, поднимая голову от карт. – Как только выберем пьесу, сможем распределить роли и начнем репетировать.

Время от времени Джиллиан дотрагивалась до его плеча. Конечно, Имоджин было все равно, но неужели Рейф не замечал этого? Возможно, замечал, и это ему нравилось.

Гризелда сидела на стуле рядом с матерью Джиллиан и сортировала театральные костюмы, реквизит и грим в одном из трех больших ящиков, прибывших из Лондона.

– Я читала разные пьесы, – сказала она. – И должна признаться, что ничего не поняла в «Школе злословия». Мне она показалась довольно злой. Но «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер» – очень забавная пьеса. Я думаю, что Рейф мог бы сыграть Дориманта.

– Это главная роль, – сказала Джиллиан, улыбаясь Рейфу.

– Но это значит играть любовника, – сказал Рейф с отвращением.

Имоджин прикусила язычок. В его глазах она заметила опасный блеск, будто он провоцировал ее сказать что-нибудь. Но одно дело – дразнить пьяного Рейфа и подкалывать его, намекая на плохую работу насоса. Сейчас было совсем иначе.

Он изменился до неузнаваемости. Кожа его обрела здоровый цвет, и он выглядел вполне дееспособным. И от этого Имоджин почувствовала смущение. Непривычная молчаливость, даже робость, сковала ей уста.

– Конечно, Доримант – герой-любовник, – сказала Джиллиан, обращаясь к Рейфу. – Всего в его жизни три женщины… Миссис Ловейт – его подруга, Белинда – еще одна пассия и, наконец, Харриэт, только что прибывшая в Лондон. Сердце ее не тронуто. Она вызывает новый интерес Дориманта и становится объектом его любви.

– Нет, вы только поглядите на эти усы! – Гризелда подняла нечто, похожее на связку черных куриных перьев. – О, здесь еще и парик…

Она снова принялась копаться в ящике.

– А какая роль предназначена для мисс Хоз? – спросил Рейф Гейба.

– Полагаю, мисс Хоз захочет сыграть роль миссис Ловейт. Она произвела на меня впечатление актрисы, предпочитающей трагические роли, а миссис Ловейт предается необузданной печали, когда Доримант бросает ее.

– Мы не осилим трагедию, – сказала Джиллиан. – Чтобы поставить и сыграть ее, нужны хорошие актеры.

– Сомневаюсь, что из меня получится приличный актер, – заметил Рейф. Он поднял глаза, прятавшиеся под тяжелыми веками. – Думаю, у Имоджин те же недостатки, что и у меня. Она сыграет Харриэт?

– Я жду не дождусь этого, – сказала Имоджин, выкладывая карту. – Иду с козыря.

• Предыдущая
• 27/69
• Следующая