Укрощение герцога - Джеймс Элоиза - Страница 68

• Предыдущая
• 68/69
• Следующая

Она поедет в Лондон и найдет мужа, который будет ее ценить, считать ее интересной и заслуживающей внимания даже при дневном свете. Которого не надо обольщать, но кто захочет соблазнить ее. Ему не потребуется тайком прокрадываться к ней в спальню. Он попросит ее руки еще до того, как она решит, что он заинтересовался ею. И он скажет, что любит ее.

Имоджин вошла в дом и отдала шляпу и хлыст Бринкли.

– Его светлость хотел бы вас видеть в своем кабинете, как только вы соблаговолите прийти, – сказал Бринкли. – Сообщить ему, что вы присоединитесь к нему, скажем, через час?

Имоджин провела рукой по волосам. В одном месте ее шляпа чуть не слетела снова, но она вовремя подхватила ее. И все же, без сомнения, ее волосы были в беспорядке. Вероятно, от нее пахло кожей и желтым борщевиком, потому что она полежала в поле на траве, глядя в небо.

– Я сейчас к нему загляну, – сказала она, приняв решение. – Я собираюсь завтра утром уехать с сестрой в Лондон, Бринкли. Мы обе отчаянно нуждаемся в новом гардеробе.

Она толкнула дверь в кабинет. Это была плохо освещенная, сумрачная комната с громоздкой, пригодной для мужчин мебелью. Стены были уставлены книжными шкафами, и возникало странное ощущение, что на верхних полках они упираются в стены, а те наклонились под их весом.

– Рейф, – окликнула она, – где ты?

– Мы здесь.

Она шагнула вперед и увидела руку Рейфа, вынырнувшую из сумрака и зажигавшую большую настольную лампу. Она остановилась как вкопанная.

На Рейфе было платье, какое носят придворные. На нем красовался камзол красного бархата, достойный того, чтобы в нем встречали короля. Или королеву. Бриджи его годились для официальных случаев, а квадратный атласный жилет украшала затейливая вышивка.

Он был великолепен. Каждый дюйм его одежды был достоин герцогского титула – от бархата на плечах до вышивки на жилете. Волосы его больше не свисали до плеч, а были сзади подвязаны шнурком. Плечи под камзолом казались несколько напряженными, но на нем была хорошо сшитая по мерке одежда, и он носил ее с легкостью и изяществом человека, привыкшего ежедневно надевать жилет, расшитый жемчугом.

– Рейф? – задыхаясь, воскликнула она.

Он поклонился. И это был поклон герцога, адресованный молодой вдове, поклон, в котором сочеталось сознание его положения и богатства и ее красоты.

Ее взгляд скользнул в сторону, и там оказался мистер Спенсер, улыбающийся с обычной серьезностью, присущей ученому.

– Леди Мейтленд, – приветствовал он ее и поклонился.

Вперед выступила Гризелда. Она тоже была роскошно одета, будто ожидала прибытия королевских особ.

– Дорогая, – сказала она и поцеловала Имоджин в щеку.

– Как официально вы все держитесь, – заметила Имоджин. – Это странно.

– Гейбриел выступит в этом случае как твой опекун, – сказал Рейф.

– Выступит?

– Только при настоящих обстоятельствах, – сказал мистер Спенсер. – Леди Мейтленд, вам предлагают руку…

– Но мой опекун Рейф!

– Сейчас я отказываюсь от этой роли, – сказал Рейф. – Я попросил Гейбриела помочь мне выполнить множество обязанностей, связанных с герцогским титулом. И в результате он подумывает о том, чтобы отказаться от места в университете.

– О! – решительно ответила Имоджин. – Я не приму этого предложения.

– И даже не желаете услышать, кто делает его вам?

Мистер Спенсер взял обе ее руки в свои и улыбался ей, глядя на нее сверху вниз, и улыбка его была мягкой, хоть и кривоватой, что было свойственно и ему, и Рейфу.

Имоджин не смела ответить, только смотрела на него.

– Его светлость герцог Холбрук просит оказать ему честь и выйти за него. Как ваш опекун, я посоветовал ему это, потому что вы вдова, ни от кого не зависите и свободны в своем выборе. – Лицо Гейбриела озарилось быстрой улыбкой, он взял ее правую руку и поцеловал. – Я оставляю вас принять решение.

Гризелда взяла его за руку.

– Думаю, что вдовы вольны принимать предложения такого рода без посторонних лиц, моя дорогая.

Она тоже улыбнулась, и дверь за ними тихо затворилась.

Имоджин медленно повернулась к Рейфу. У нее возникло ощущение, что это сон и это стоит вовсе не Рейф.

И, пока Имоджин смотрела на него, Рейф опустился на одно колено, взял ее за руки, и это оказались его руки, его большие руки. Это не были изнеженные руки герцога, но мозолистые руки мужчины, каждый день державшие в руках поводья. Рейф поднес ладонь Имоджин к губам, и сердце ее оборвалось.

– Леди Мейтленд, окажите мне честь, станьте моей женой.

Эти слова повисли в воздухе кабинета. Она потянула его за руки, стараясь заставить подняться, но он так и остался стоять, глядя на нее снизу вверх.

– Я люблю тебя. Если ты не выйдешь за меня, Имоджин, я никогда не женюсь. Для меня не существует другой женщины во всем мире. Я и не знал, что можно испытывать такие чувства, какие я питаю к тебе.

Она тоже опустилась на колени и протянула к нему руки.

– О, Рейф!

– Я медлительный и беспечный человек. И возможно, есть опасность, что в какой-то момент я могу снова начать прикладываться к виски. Может, я никогда не буду тем мужчиной, за которого ты хотела бы… – Она непроизвольно издала крик, но он продолжал: – Но я люблю тебя, Имоджин. – Теперь он поднес к губам обе ее руки. – Я хочу тебя со страстью, которая никогда не иссякнет, даже когда один из нас похоронит другого, и, клянусь Господом, надеюсь, что мы умрем в одну и ту же минуту оба.

Она моргала, пытаясь смахнуть слезы, но он еще не закончил.

– Я думаю, что полюбил тебя с того момента, как ты вошла в этот дом. Господу известно, что я никогда и никого так не ненавидел, как Дрейвена Мейтленда, с той минуты, как ты назвала его имя и при этом глаза твои сияли. Я знаю, что, вероятно, ко мне ты никогда не будешь испытывать таких же чувств, но… – Она попыталась заговорить, но он снова остановил ее. – Моей любви хватит на нас обоих.

– Не надо так говорить! – сказала она сквозь слезы, и ослепительную улыбку, и радость, от которой ее сердце запело. – Я люблю тебя… я тоже тебя люблю.

Она попыталась привлечь его к себе, но его глаза все еще были мрачными и полными страдания.

– Возможно, ты не будешь меня любить, когда узнаешь, что я сделал, Имоджин!

Она заставила его замолчать очень простым способом, заключив его лицо в ладони и прижавшись губами к его губам. И когда он все еще пытался что-то сказать, она снова закрыла его рот поцелуями.

– Я приблизился к тебе обманом, – сказал он позже, после трех жарких и бесконечно длившихся поцелуев.

Она сражалась с пуговицами его великолепного расшитого жилета.

– Что ты делаешь? – шепотом спросил он ее на ушко. – Герцоги не занимаются любовью на полу своих кабинетов.

– Этот герцог занимается, – ответила Имоджин тоже шепотом.

– Ты меня совращаешь. Я уж думал, что ты никогда не отважишься на это снова, – сказал он со счастливым смехом. – Разве ты не говорила мне, что в настоящем приличном браке… Разве ты не это имела в виду?

Теперь и она смеялась, расстегивая его жилет, а также думая о том, далеко ли от двери Бринкли.

– Я ошибалась, – сказала она наконец. – Я была не права.

– И я заблуждался во многих отношениях, – сказал Рейф, удерживая ее руки, чтобы снова ее поцеловать. – Ты все еще не понимаешь, Имоджин…

– Не понимаю?

– Нет.

Это слово он произнес с отчаянием, потому что ее руки блуждали по его груди, и он понимал, что его жена навсегда останется такой и будет снова и снова соблазнять его. Если только он не положит этому конец. И он это сделал. Он уложил ее на пол, перекатился, оказался лежащим сверху и пробормотал:

– Имоджин!

Она смотрела на него, и глаза ее были полны неги.

– Я люблю тебя, Рейф, – сказала она.

На несколько минут он забыл, что собирался сказать и в чем хотел признаться. Он сделает это позже. И вовсе не думал об этом, когда освободился от всей этой мишуры, а она избавилась от своего костюма для верховой езды. И все его мысли были о том, достаточно ли сообразителен Бринкли для того, чтобы держаться подальше от этой комнаты.

• Предыдущая
• 68/69
• Следующая