Мент. Ликвидация (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 17

Виновник съёжился, ожидая справедливо заслуженного разноса, но я остановил Лодыгина, пока тот не наломал дров.

— Погоди, ротный. Потом со своим бойцом разберёшься. Есть дела куда важней.

— Хорошо, — кивнул тот и погрозил Остапенко кулаком.

— Лучше скажи, этот Шубин подходит под такое описание? — Я изложил ему словесный портрет, полученный от доктора Смородина.

Выслушав, Лодыгин кивнул.

— Он это, товарищ Быстров. Не сомневайтесь.

Я обрадованно улыбнулся. Кажется, этот скверный день постепенно стал налаживаться.

Если застану на квартире Шубина ещё и его дружка Семёнова, буду считать, что не зря получаю свою зарплату и усиленный продпаёк.

— Вам помощь нужна, товарищ Быстров? — Лодыгин словно прочитал мои мысли.

— Нужна, — подтвердил я.

Одному идти рискованно, если упущу хоть одного из бандитов, корить буду себя до конца моих дней.

— Найдёшь человек шесть надёжных бойцов? — с надеждой посмотрел я на ротного.

— Отчего ж не найти. Да я и сам на дело пойду, — ответил он и залихватски подкрутил ус.

Я прошёл вдоль шеренги отобранных Лодыгиным бойцов ЧОН. Молодые крепкие парни — кровь с молоком. Как же не хочется отправлять вас под пули, ребята! Вам ещё жить да жить, обзаводиться семьями, растить детишек.

А с другой стороны, всё как в песне Цоя: война — дело молодых. И от того ещё сильнее жаль этих парней.

— Товарищи, — заговорил я. — Я — начальник городской милиции Быстров. Обстоятельства сложились так, что мне потребуется ваша помощь. Но сначала должен огорошить вас неприятным известием. Прошу принять его с революционным достоинством и сознательностью. К сожалению, в ваши ряды затесался предатель. И вы все его хорошо знаете: это заместитель командира взвода Шубин.

Только дисциплина не позволила бойцам заговорить, но на их лицах читалось сильное удивление. Нормальная человеческая реакция на такое известие.

Окажись я на их месте, тоже бы не поверил собственным ушам.

— Вы не ослышались, товарищи, — продолжил я. — По нашим сведениям, Шубин является членом преступной банды, которая за последнюю неделю жестоко убила почти два десятка человек, среди которых есть женщины и дети. Думаю, вы догадываетесь, о чём речь. Знаю, в это трудно поверить, вам кажется, что это какая-то ошибка или недоразумение. К несчастью, ошибки нет. Есть — зверь, дикий и очень опасный. И потому нам придётся очень аккуратно выкуривать его из логова. Скорее всего, Шубин засел в нём не один, а с другим своим подельником — Семёновым. Будет легче понять, что это за нелюдь, если я расскажу важную деталь: когда Семёнов понял, что через двух других подручных мы выйдем на его след, он попытался их ликвидировать. В результате один сейчас находится в морге, а вторая (вы не ослышались, товарищи, это была женщина) находится в тяжёлом состоянии, врачи сражаются за её жизнь. И вот с такой гнидой свёл дружбу замкомвзода Шубин.

Чоновцы, не выдержав, зашумели.

— Тихо, товарищи! Я понимаю и разделяю ваш праведный гнев! Ещё раз хочу повторить: ошибки нет. Вернее, она произошла, но не такая, о какой вы думаете: мы позволили этим уродам слишком долго ходить по земле и убивать. Пришло время исправить эту ошибку. Хочу вас сразу предупредить: мерзавцев необходимо брать живьём. Мы считаем, что на них ещё много других преступлений. А потом состоится суд, и эти гады ответят на нём за всё. Есть вопросы?

Я обвёл строй взглядом. Вопросов не возникло.

— Тогда выдвигаемся, товарищи.

Больше всего мне не нравилось, что Шубин стоит на постое. В избе, где он снимает угол, живёт хозяйка и её дети. Штурмом дом брать нельзя.

Да, оба грабителя ранены, но это не делает их менее опасными противниками.

Если погибнет хотя бы один ребёнок… Я даже помыслить о таком не хотел.

Шубина предстояло выманить наружу. Если пойдёт на сотрудничество, ворваться на его плечах и взять Семёнова. Я был уверен, что подельник тоже прячется здесь.

Отряд действовал тихо и осторожно. Бойцы незаметно рассредоточились и заняли определённые мной точки. Избу окружили со всех сторон так, что даже мышь не проскочит.

Я решил прибегнуть к небольшой хитрости. Единственным человеком, которому доверился Шубин, был Остапенко. Если писарь вдруг появится у калитки забора с какими-то важными известиями, грабителя это не удивит. Он наверняка считает, что выбрал надёжное укрытие и «легенду».

Уговаривать Остапенко не пришлось. Писарь чувствовал за собой вину и сам рвался загладить её в глазах Лодыгина.

Я спрятался за деревом. От него до калитки рукой подать, из избы меня точно не увидят. Подал условный знак Остапенко.

Он подошёл к высокому забору и громко позвал:

— Шубин, выходи — дело есть. Срочно!

Приманка клюнула. Хлопнула дверь, кто-то неспеша спустился с крыльца, дотопал до забора и открыл калитку.

— Остапенко, твою мать! Тебе чего?!

Я выскользнул из укрытия, плавным движением оказался за спиной у Шубина и ткнул ему стволом в поясницу.

— Милиция. Не вздумай кричать. Если понял — кивни.

Бритый затылок послушно опустился.

— Молодец. Семёнов в избе?

— К-какой Семёнов? — слегка заикаясь спросил он. Я надавил револьвером сильнее. — В д-доме.

— Где именно?

— На лавке лежит, справа у входа. Худо ему стало, нагрелся весь.

— Оружие?

— Шпалер под подушкой.

— Спокойно заходим в дом, без лишних движений. Дёрнешься — перебью позвоночник, всю жизнь срать под себя будешь.

— П-понял я.

— Идём.

Мы двинулись к дому. За нами, слегка пригнувшись, следовали бойцы ЧОН.

Стоило перешагнуть через порог, я двинул рукояткой по голове Шубина. Он кулем осел на пол, а я бросился к указанному им направлению.

И тут же кто-то резко бросился к окну, с треском вышибая раму. Осыпалось разбитое стекло.

Семёнов оказался осторожным гадом. Правда, в последнюю минуту его подвела раненая нога. Приземлившись, он запнулся и потерял равновесие.

И тут же возле него оказался Лодыгин. Его наган упёрся в голову беглеца.

— Ваша взяла, мусора! — выдавил из себя Семёнов.

Ему на самом деле было плохо, поднялась температура. И прежде чем отдать его следователю, пришлось вызвать врача.

На этот раз долго колоть Семёнова не понадобилось. Информация из него потекла рекой. Но меня больше всего интересовала роль Ремке: мы только гадали виновен или не виновен наш новый сотрудник.

Когда я напрямую спросил об этом Семёнова, тот усмехнулся.

— Своим не верите, гражданин начальник?

— Верю. Но для начала должен убедиться, что это — свой.

— Не при делах ваш Ремке. Тут всё дело случая оказалось. Он с Кислицыной шашни водил. Она баба видная, мужики к ней так и липли. Вот и Ремке ваш не устоял. А в тот день, когда мы к Рвачу собирались, он к подруге заскочил. Та ему шинель брата отдала. Эта дурёха толком не дозналась, на какое такое дежурство полюбовник собирался. Глядишь, если бы как надо выспросила — не было бы всего этого, и сидел я бы сейчас не в вашей кутузке, а дома на полатях.

На губах Семёнова мелькнула кривая ухмылка.

— Но, что уж теперь… Содеянного назад не воротишь. У Рвача нас ваши поджидали: Ремке и второй, я его не знаю. Ремке — дурак, увидел брата своей подруги и сплоховал, потому и получил от него маслину.

— То есть в Ремке стрелял ваш подельник Кислицын?

— Он самый, — кивнул Семёнов. — Мне не верите — у Шубина спросите. Он подтвердит.

— Обязательно спросим, — заверил я.

— Кто убил милиционера Юхтина?

— Кого? — нахмурился допрашиваемый.

— Напарника Ремке.

— Тоже Кислицын.

— Не врите, Семёнов!

— А какой смысл мне врать — на мне и так столько трупов: одним больше — одним меньше. Я ведь заранее знаю, какой приговор мне накатают. К стенке ведь поставите, начальник, — с горечью произнёс арестованный.

— Это решит суд. Но, будь моя воля, я бы сам тебя пристрелил.