Мент. Ликвидация (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 9

— А вот женишься и остепенишься, — гнула прежнюю линию Степановна.

Я на секунду задумался, вспомнив Настю Лаубе. Понятно, что два раза в одну реку не войти, и эта девушка отнюдь не моя Настя из прошлого, а совсем другой человек. Но меня к ней тянуло, с каждым днём я ощущал нарастающее чувство. Что это — ностальгия или действительно нашёл ту единственную, пока не разобрался до конца, да и вряд ли в этом можно разобраться.

Мы сели ужинать. Степановна щедро подливала мне душистый чай из самовара и постоянно подкладывала всё новые порции блинов с домашним вареньем.

— Всё! — нашёл в себе силы отказаться от этого лукуллова пира я. — Больше не могу. Ещё чуть-чуть и лопну!

— Последний блинчик! — умоляюще попросила Степановна, и я не выдержал, дрогнул.

— Хорошо, но только последний.

Пока я уминал этот блин, она продолжала глядеть на меня с поистине материнским умилением.

— Когда заберёшь к себе, Жора? Надоело мне на вещах сидеть, — вдруг сказала она.

— Скоро! — я вытер губы рушником, — немного осталось. Собственно, для этого я и приехал сюда. Поговорю с нужными людьми и поставлю жирную точку в этом вопросе.

— Хорошо бы! — вздохнула женщина. — Я на днях в церкву ходила, молилась за тебя за здравие. Завтра снова схожу.

— Сходи, Степановна, обязательно сходи, — попросил я. — Только за себя тоже помолиться не забудь. Мне без тебя тяжко будет.

Утром я отправился в контору «Главплатины». Не могe сказать, что разговор со здешним начальством сразу задался.

Товарищ Гладышев, пухлый блондин с голубыми глазами, долго пожимал плечами и пытался втолковать мне, что в случае неудачи с него в Москве голову снимут.

— Я просто не могу пойти на такое, товарищ Быстров! Это ведь сумасшедший риск — вы представляете себе о каким суммах идёт речь? Меня ведь к стенке за это поставить могут!

— Встанем вместе, — пообещал я.

— Думаете, меня это успокоило? — нахмурился он.

— Нет, но пусть вас успокоит, что мы сразу выведем из игры две больших банды, которые до этого изрядно вас пощипали. Скажете, не так? — внимательно посмотрел я на блондина.

Гладышев поморщился.

— Да, так. Убытки казне нанесены большие.

— Тогда в наших общих интересах покончить с этим как можно быстрее. Главное, чтобы никто ни о чём не подозревал, всё должно происходить как обычно. Обеспечьте груз в заданное время, всё остальное я возьму на себя.

— Хорошо, это мне по силам, — в итоге согласился Гладышев.

Видимо, бандиты успели основательно потрепать ему нервы, и он достаточно легко пошёл на попятную.

Я его прекрасно понимал. Риск, действительно сумасшедший, но как же легко заживёт город, когда мы изведём две главные банды!

Само собой, это не означает конца преступности, достаточно вспомнить убийц, которых сейчас ищут мои парни, но криминальная обстановка всё же улучшится.

Завершив переговоры, я поймал извозчика и отправился в центр искать подарок Насте.

До эпохи гаджетов оставалась добрая сотня лет, потому поговорка «книга — это лучший подарок» здесь актуальна как никогда. Учитывая факт, что Настя готовится стать хирургом, книга обязательно должна быть медицинской.

Заглянул в один магазин, в другой. То, что там продавалось, меня не устраивало: ассортимент больше склонялся к тому, что называлось бульварной литературой: лубки, чаще всего переводные любовные романы, чуток классики, тоненькие брошюрки о приключениях знаменитого американского сыщика Ната Пинкертона (ради интереса полистал парочку и отложил: боже, как скучно и пресно написано, то ли перевод такой, то ли авторы действительно не особо старались, выдавая на гора вал очередных «подвигов» частного детектива), похождения других, неведомых дотоле персонажей.

Я даже задумался — а где наш, отечественный детектив? Почему нет книг, посвящённых советскому уголовному розыску? Неужели публике пока интересно читать о всех этих Рокамболях иностранного разлива, и тайны мадридского или парижского двора для них предпочтительнее тех секретов, коими полны улицы Москвы или Петрограда?

Даже обидно стало.

Уйти что ли в писатели… А что? Любой опер на протоколах или рапортах начальству так руку набил, что сочинит роман или пьесу в трёх актах с прологом и эпилогом, не вставая с места. Так что художественному «свисту» обучен.

Да и рассказать есть что — успевай записывать.

Но потом я себя оборвал. Вот выйду на пенсию (если доживу, конечно), засяду за полное собрание сочинений, а пока надо бандитов, убийц и жуликов ловить. Сами по себе они редко сдаваться приходят, если только те, кого совесть заест (такие водятся, но, увы, в весьма ограниченных количествах).

Убедившись, что это не то, что мне нужно, отправился дальше и только в третьей лавке нашёл, искомое: роскошное толстое (девятьсот с гаком страниц) издание 1910 года «Руководство общей хирургии», переведённое с немецкого профессором А.А. Введенским.

Выглядело он шикарно и стоило соответствующе. Хорошо, что я захватил с собой побольше денег, иначе бы просто не хватило.

Я попросил продавца красиво упаковать подарок.

После покупки настроение у меня сразу поднялось. Ну вот, одна важная проблема, по сравнению с которой погоня за бандитами — сущие пустяки, решена. Можно с чистой душой возвращаться в Рудановск.

И снова битком набитый вагон, скрип и мерное покачивание, под которое так хорошо дремлется.

Стоило мне сделать первый шаг на перрон Рудановска, как глаза выхватили стремительно спешившего навстречу Леонова.

При виде меня он ускорил шаг.

Внутри всё оборвалось, вряд ли зам встречал меня на вокзале, чтобы составить компанию и проводить до квартиры. Что-то стряслось, и, судя по встревоженному лицу Пантелея, явно нехорошее.

— ЧП у нас, товарищ Быстров, — не стал откладывать дурное известие в долгий ящик Леонов.

— Что за ЧП? — нахмурился я.

— Ночная засада провалилась. Я, дурак, думал — не рискнут бандиты ночью переться к Рвачу, днём или утром сунутся, а эти гады похоже ничего не боятся. Пришли часа в три ночи.

— Кто в это время дежурил?

— Как и обговаривали: Ремке и Юхтин. В общем, перестрелка была: Юхтин и Рвач убиты, Ремке ранен. И… — Леонов помялся, замолчал.

— Говори, — велел я.

— Ремке в больнице, но я его арестовал, — сообщил Леонов.

— В каком смысле? — остолбенел я.

— В самом прямом, товарищ начальник. Я распорядился положить его в одиночную палату и поставил часового возле дверей.

— Я должен немедленно с ним поговорить, — решительно произнёс я.

— Не выйдет, товарищ Быстров. Ремке до сих без сознания. Ему сделали тяжёлую операцию, хирург затрудняется сказать, когда он очнётся.

— А что бандиты? Ты говоришь, была перестрелка…

— Бандиты ушли, оставив только раненого Ремке и трупы Юхтина и Рвача. Есть ли среди них потери, нам неизвестно. Но крови повсюду — как на скотобойне.

— На каком основании ты арестовал нового сотрудника? — вернулся к главному вопросу я.

— Посчитал, что он из одной банды с убийцами Кондрюхова и Баснецова.

— На каком основании? У тебя есть доказательства?

— Только косвенные, но пока одно к одному. Думаю, как очухается, мы его расколем.

— Всё равно, прямо сейчас едем в больницу, может, раненый всё-таки придёт в сознание, и нам удастся поговорить. А пока рассказывай, почему ты сделал такие выводы. Если удастся меня убедить, после больницы нагрянем к Ремке с обыском.

— Так мы уже нагрянули, — смутился тот.

— И каковы результаты?

— Ни дома, ни в мастерской ничего не нашли, если не считать запачканного в крови топора.

— Думаешь, им рубили людей?

— Не могу знать, товарищ Быстров. Я отдал топор Зимину, пусть поколдует. Может, что-то удастся прояснить.

— Понятно. Пусть наука постарается.

Возле вокзала нас дожидалась пролётка. Мы сели, и Леонов продолжил рассказ:

— Я прибыл на место преступления в числе первых и нашёл в доме тела. Сначала решил, что Ремке убит, но он застонал, и я отправил одного из милиционеров за санитарами. Возле Ремке лежал его наградной револьвер — вы же помните, что он пока не получил штатное оружие. Я понюхал дуло и сразу обратил внимание, что из него не стреляли. Первой мыслью было: ну не успел парень, бандиты опередили. Бывает, первый день на службе, армейские навыки забылись, вот и сплоховал. Потом, когда Ремке повезли в больницу, у него из кармана шинели выпал портсигар, а в нём папиросы «Сафо» — те самые, старые, дореволюционные.