Мент. Инспектор угрозыска (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 42

Дзержинский — человек занятой, вряд ли мне дадут больше полчаса, поэтому надо всё разложить по полочкам и говорить чётко и по существу.

В назначенное время я уже находился в приёмной. Секретарь при виде меня встал и сказал:

— Товарищ Быстров, можете заходить. Вас уже ждут.

Я понял, почему слово «ждут» было использован во множественном числе, когда увидел в кабинете, кроме Дзержинского, ещё и Артузова. Они с улыбкой смотрели на меня.

— Вот он — наш герой, — произнёс Артузов.

— Скажете тоже, — потупился я.

— Скромность — хорошее качество, — засмеялся Феликс Эдмундович. — Вижу, природа одарила вас им сполна. Присаживайтесь.

Он указал мне на стул.

Я сел.

— Вы собирались переговорить со мной насчёт работы Гохрана.

— Да, Феликс Эдмундович. По моей просьбе профессор Шалашов подготовил докладную записку. Он считает, и я его в этом поддерживаю, что в настоящее время работа в Гохране поставлена из рук вон плохо. Где-то из-за головотяпства и незнания, а где-то, благодаря целенаправленному вредительству, происходит уничтожение культурного богатства страны. Мы теряем даже не миллионы, миллиарды.

— Есть конкретные примеры? — разом посерьёзнел Дзержинский.

— К глубокому несчастью, масса. Некоторые из них приведены в докладной записке. — Я положил перед Дзержинским папку с материалами Евгения Васильевича.

Феликс Эдмундович открыл её и погрузился в чтение. Закончив, захлопнул папку и передал Артузову.

— Артур Христианович, возьмётесь?

— Возьмёмся, товарищ нарком, — кивнул тот.

— Даю вам месяц на проверку всех обстоятельств и устранение всего выявленного безобразие. Одно дело, конечно, когда урон стране наносят по незнанию — далеко не все из наших товарищей в Гохране обладают должным образованием… Их, конечно, надо учить, а вообще лучше сразу найти грамотных специалистов. Уверен, такие в стране есть. — Он продолжил, уже с гневом:

— И совсем другое, когда происходит сознательное вредительство. Разберитесь, Артур Христианович! Жду вас с докладом у себя… — Дзержинский открыл блокнот, полистал его, сделал какую-то пометку и назвал число.

— Успеете?

— Должны успеть, — подумав, ответил Артузов.

— Георгий Олегович, это всё или у вас есть ещё какие-то вопросы? — снова переключился на меня Дзержинский.

— Скорее некоторые соображения о том, как можно организовать работу органов правопорядка, — сказал я.

— Тогда излагайте. Мы с Артуром Христиановичем открыты всему новому и полезному нашему делу.

Я откашлялся и заговорил. Снова вернулся к институту участковых, который из стадии экспериментального было пора разворачивать по-настоящему. Поведал о своих идеях, в частности о светошумовых гранатах, что могли оказаться так полезны при штурме бандитских малин, о неправильности бюджетной политики, когда расходы на содержание милиции скинули на местные органы, что привело к массовым сокращениям и перекосам.

Остапа, как водится, несло. К счастью, меня слушали внимательно, не перебивая.

Лишь в конце, когда я понял, что выдохся и больше уже ничего не смогу предложить, Феликс Эдмундович и Артузов переглянулись.

— Да уж, товарищ Быстров… Задали вы нам задачку! Вы представляете себе, какие колоссальные расходы понадобятся на воплощение хотя бы части из того, о чём вы нам говорили?! — воскликнул Дзержинский.

— Так ведь не всё ж сразу, товарищ Дзержинский! Начнём делать поэтапно, от малого к большому! Иначе будет трудно справиться с разгулом преступности в стране.

— А вы думаете социальная политика не приведёт к победе над этим явлением?

— Бытие определяет сознание, товарищ нарком. С этим не поспоришь. Но, боюсь, что преступность — более глубокое явление, которое зависит не только от социальных факторов. К сожалению, есть люди и таких немало, которые по складу своей натуры склонны на совершение преступных деяний. И убивают они отнюдь не потому, что плохо живут, а потому что испытывают к этому нездоровое увлечение. А это только вершина айсберга. Копнём глубже — вылезет столько всего, — вздохнул я.

— То есть вы настроены достаточно скептично? — Артузов пристально, не мигая, взглянул на меня.

— Скорее реалистично. Да, с улучшением жизни уровень преступности пойдёт вниз — это аксиома, но искоренить это явление полностью — невозможно. Во всяком случае, при нашей с вами жизни, — сказал как отрезал я.

— Что ж… Ваша точка зрения понятна, товарищ Быстров. Мы тоже не строем иллюзий на этот счёт, — кивнул Дзержинский. — Борьба предстоит нешуточная, врагов у нас хватает… Товарищ Артузов высоко оценил ваше участие в расследовании похищения гражданки Лавровой. Он даже подумывал предложить вам работу в своём отделе… Не так ли, Артур Христианович?

— Всё так, Феликс Эдмундович, — подтвердил Артузов.

— Но я его отговорил, — улыбнулся Дзержинский. — Вы хороши на своём месте, тем более, что работы по линии уголовного розыска тоже — хоть отбавляй!

— Спасибо, Феликс Эдмундович! — облегчённо выдохнул я.

При всей симпатии к Артузову, я действительно предпочитал заниматься тем, что умею пока лучше всего. Всю жизнь я был ментом и хотел остаться им же. Это не просто призвание, это — судьба! И она мне нравилась такой, какая она есть.

— Не за что, товарищ Быстров. Побудьте пока инспектором уголовного розыска — ведь не зря же мы создали ваш спецотдел. Скоро возвращаются из командировки ваши коллеги. Они тоже отличились, раскрыв целую банду, занимавшуюся убийствами и грабежом. Это расследование ещё войдёт в учебники.

— Эх, жаль мне не удалось принять в нём участие! — искренне вздохнул я.

— Ничего, вы и тут, в Москве, отличились! — усмехнулся Дзержинский. — Да, пока не забыл… Товарищ Артузов, кажется, вы ведь тоже что-то хотели сообщить товарищу Быстрову?

— Ещё как! — засиял чекист.

Он с грохотом встал со своего места, заставив этим приподняться и меня. Выражение лица Артура Христиановича при этом стало необычайно торжественным.

— Товарищ Быстров, — громогласно объявил он. — Принимая во внимание успешное завершение, упорную работу и проявление полной преданности к делу, в связи с исполнением трудных и сложных заданий ГПУ, народным комиссариатом внутренних дело было принято решение объявить вам благодарность!

— Служу трудовому народу! — вытянувшись во фрунт, гаркнул я.

— А так же, в ознаменование больших заслуг и в качестве поощрения лично товарищем народным комиссаром внутренних дел вам выделена из служебного фонда комиссариата трёхкомнатная квартира. Вот ваш ордер! — протянул мне лист бумаги Артузов и подмигнул:

— Считайте, что это ещё и наш вам подарок на предстоящую свадьбу!

Внутри у меня всё пересохло. Даже не верилось… Мы с Настей получим собственное жильё! Это… это…

— Огрмоное спасибо, товарищи! Набираюсь храбрости, чтобы пригласить вас на мою свадьбу и, само собой, на новоселье, — растроганно произнёс я.

— Бери, заслужил! — кивнул Дзержинский. — Жаль, мне погулять на вашей свадьбе вряд ли удастся, дела, а вот Артур Христианович сказал, что будет там обязательно. Обещал плясать там до упада!

Уходил я из кабинета наркома на ватных ногах, вне себя от счастья. А завтра мне предстояло ехать на вокзал, встречать моих дорогих и любимых Настю и Степановну.

И я даже заранее знал день, на который мы сыграем свадьбу.

Тридцатое декабря 1922 года. В этот день появится не только новая ячейка советского общества, но и новая страна — СССР!

И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы Советский Союз не распался в этом долбанном 1991-м году!