Наследство с условием - Джеймсон Бронуин - Страница 14

• Предыдущая
• 14/22
• Следующая

— Пойдем в кровать.

Пять минут назад он бы, не раздумывая, принял приглашение и, возможно, не возражал бы даже против того, чтобы все произошло в его постели, но сейчас… Томас вдруг осознал, что ведет себя как муж с женой после долгого рабочего дня. А он не мог, не хотел позволить другой женщине занять место Брук.

— Мне нужно поработать над бумагами, — сказал он.

— Ладно, я загружу посудомоечную машину и приду помочь тебе.

— Нет, Энджи. Ты не можешь мне помочь. И пожалуйста, я не хочу спорить на эту тему, — тихо сказал он. — Не хочу.

— Я тоже не хочу, — хрипло согласилась она. — Мы наговорили друг другу много обидных слов, и мне очень жаль. Просто позволь мне помочь, Томас.

Он сжал зубы.

— Не проси меня о том, что я не могу тебя дать.

Энджи вспыхнула, но проглотила обиду. Осторожно собрав тарелки, она отправилась на кухню. Томас услышал тихое звяканье приборов о фарфор, словно у нее дрожали руки. Через минуту девушка снова появилась на пороге гостиной.

— Мы увидимся позже?

Томас кивнул, молча поднялся и уединился в своем кабинете.

Два часа Томас убеждал себя, что держит под контролем тело и эмоции. Затем он пошел в ее спальню и тихо прикрыл за собой дверь. Он постоял немного, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте.

Ночь в сельской местности отличается от городской. Она обостряет чувства, щекочет нервы. Он ощущал женский аромат, слышал тихое дыхание Энджи.

Спит или лежит и ждет?

Он быстро сбросил одежду, ночной воздух окутал его прохладой. Кожа была такой же горячей, как летнее солнце. Господи, как же сильно он ее хочет! Желание жгло его изнутри, с каждой секундой становилось все невыносимее.

В темноте белели запрокинутые за голову руки.

— Ты здесь.

— Я думал, ты спишь.

Она перекатилась на бок и отбросила покрывало.

— Я ждала тебя.

Томас сел на край матраса, и ее рука коснулась его спины. Волна чувственности разлилась по его телу. Аромат меда, молока и корицы, уже знакомый ему, коснулся ноздрей.

— Неужели было так много бумажной работы? — с притворным неудовольствием спросила Энджи, когда он устроился рядом.

Томас не ответил, лишь глухо застонал, почувствовав прикосновение полной груди к своей руке. Он нашел ее губы в темноте, и их языки затеяли долгую, томную игру. Томас не закрыл глаза, наслаждаясь выражением бесконечного блаженства на лице Энджи.

Медленно он покрывал поцелуями ее тело, ощущая на губах пряный вкус кожи и впитывая каждый стон. Он чувствовал, как выгнулась дугой спина, когда его рот коснулся нежной груди. Он положил ладонь ей на живот, затем губами скользнул ниже. Ее дыхание участилось.

— Тебе не нужно это делать.

— Но я хочу.

Томас прильнул к средоточию ее женственности. Закинув руки за голову, Энджи умоляла его не останавливаться.

Ошеломленный реакцией своего тела, он застыл, борясь за остатки рассудка и чувствуя, как верно скользит к пропасти, из которой не будет возврата. Ее ноги обхватили его поясницу, бедра крепко прижались к бедрам.

— Я хочу тебя.

Господи, она сводила его с ума. Не в силах более сдерживаться, Томас вошел в нее одним уверенным движением. Ощущения были бесподобными. Он словно вернулся домой после долгого отсутствия. Его стоны утонули в стонах Энджи, и очень скоро водоворот чувств вознес их на вершину блаженства.

Томас заставил себя встать прежде, чем Энджи опять удалось заманить его в сети. Он сел, стараясь избавиться от остатков любовного дурмана, и вдруг обнаружил в руке цепочку с буквой А. Видимо, в порыве неконтролируемой страсти он сорвал ее с шеи Энджи.

Он погладил пальцем гладкую поверхность медальона и положил цепочку на столик у кровати. Ночь кончилась. Нужно уходить прежде, чем Энджи проснется. Еще одна ночь, еще один раз.

И потом она уедет домой.

Энджи услышала гул самолета, и ее сердце быстро-быстро застучало от волнения. Томас дома! Низ живота заныл в предвкушении, в груди стало тесно. Немного рано для него. Она сунула остатки цветов в вазу без разбору и побежала в ванную. Если он не задержится на посадочной полосе, то у нее максимум десять минут.

Живо, живо, живо.

По дороге она сбросила одежду, нацепила пляжную шапочку — нет времени сушить волосы. Вино открыто — пусть дышит. Овощи почищены. Соус взбит. Она учла каждую деталь, колдуя над ужином. Сегодня особенный день Каждая клетка ее тела и мозга работала напряженно. Наступил день овуляции, и она сообщила об этом Томасу за завтраком. Я приготовлю праздничный ужин. Не опаздывай.

То, что они пытались шутить, хотя и не смеялись над собственными шутками, стало прогрессом за последние двадцать четыре часа.

Сегодня утром они вместе завтракали. А предыдущей ночью и вместе ужинали. Томас выглядел более расслабленным, говорил, улыбался и даже смеялся над анекдотами, но в кровать она отправилась одна.

Он пришел около полуночи, и они занимались любовью, но потом Томас оставил ее спать на прохладных простынях в одиночестве. И теперь она молилась, чтобы следующая ночь прошла иначе.

Энджи, следующая ночь должна стать началом новой жизни.

Девушка подержала лицо под душем и выключила воду. Последняя ночь, последний шанс. Ее сердце трепетало от страха, но Энджи настроилась на победу.

То, что происходило между ними в спальне две ночи подряд, было слишком реальным, слишком красивым и чудесным, чтобы называться простым физическим совокуплением.

Оставалось только сделать так, чтобы и Томас понял это.

Она и бровью не повела, когда он попросил ее уехать в Сидней до того, пока не будут известны результаты. Но, готовя ужин, Энджи придумала множество причин для того, чтобы остаться.

Сегодня она не позволит ему заниматься работой. Сегодня они пойдут в спальню рука об руку и не расстанутся до утра.

Платье, выбранное для вечера, лежало на кровати. Энджи провела рукой по нежному полупрозрачному шифону. Не слишком ли легкомысленное? И тут затарахтели двигатели. Времени на раздумья не осталось.

Она моментально натянула платье.

— Живо, живо, живо, — бормотала она. Конечно, молнию заело. Она оставила ее наполовину застегнутой, сунула ноги в мягкие белые сабо, схватила расческу, провела ею по влажной массе волос. Немного блеска на губы, тонкая карандашная линия на глаза, растушевать.

Готово!

Энджи выдохнула и вспомнила о бюстгальтере. Если бы это было свидание в ресторане, где полно людей, то этот предмет туалета был бы обязателен, но здесь, в глуши, когда на мили вокруг лишь они с Томасом, к чему скрывать правду?

Она поспешила в столовую, на ходу застегивая молнию и прислушиваясь к гулу мотора. Она хотела приветствовать его на веранде, улыбнуться и сказать: «Привет, я скучала», вручить ему его пиво и нежно поцеловать.

Когда она входила в кухню, раздался собачий лай, но он тут же стих, как по мановению палочки дирижера смолкает оркестр. И тут же молния беспрепятственно застегнулась до конца. Хороший знак, решила Энджи.

Она подхватила бутылку пива и спокойно пошла к двери. Ее сердце готово было выскочить из груди, но она надеялась, что это не так заметно, как просвечивающие сквозь тонкую ткань соски.

Машина остановилась у входа. На улице духота, несмотря на закат, ледяная бутылка пива будет очень кстати.

Энджи сделала глубокий вдох и вышла на веранду, прикрыв глаза от слепящих лучей солнца. Хлопнула дверь машины, и до ее слуха донеслись обрывки фраз. Томас приехал не один.

Господи, хоть бы это был механик, который привез хозяина и уедет обратно.

Она бросила вниз нервный взгляд, увидела знакомую фигуру, и тут же ноги сами побежали вперед.

— Мора! — закричала Энджи в порыве радости и необъяснимой нежности.

Мора остановилась, Энджи налетела на нее, обхватила руками худощавое тело и уткнулась в плечо. Смех и удивление вдруг обернулись слезами.

Как это случилось? Почему? Энджи никогда не плакала.

• Предыдущая
• 14/22
• Следующая