Рай - Гурна Абдулразак - Страница 20

— Так научись бороться с ними! — вскричал Каласинга. — Если ты говоришь истину, если впереди нас ждут такие беды, что же ты сидишь тут на горе и возвещаешь о них?

— А куда мне идти возвещать о них? — спросил Хуссейн, кротко улыбаясь ярости своего собеседника. — На Занзибар? Там даже рабы воспевают рабство.

— К чему эти мрачные речи? — вмешался Хамид. — Что уж такого замечательного в нашем образе жизни? Разве у нас мало тревог без того, чтобы пугать нас столь горестными предсказаниями? Все в руках Бога. Все может перемениться, но солнце по-прежнему будет всходить на востоке и садиться на западе. Прекратим эти мрачные речи, прошу вас.

После долгого молчания Хуссейн спросил:

— Хамид, а чем нынче занят твой пройдоха-партнер? В какую глупость втянул тебя на этот раз?

— Кто? — напряженно выговорил Хамид. — О чем ты говоришь?

— Как кто! Сам скоро поймешь кто. Твой партнер. Разве ты не об этом говорил в прошлый раз? Придет время, этот человек обчистит тебя так, что не останется даже нитки с иголкой, чтобы чинить одежку, — презрительно проговорил Хуссейн. — Он сделает тебя богачом, говоришь ты. Никакого риска, уверяет он. Ни в чем не сомневайся. Можешь уже заказывать себе шелковые жилетки, если хочешь. А потом — вот и риск, а обратного пути у тебя уже нет. Неудачи случаются, торговля есть торговля. Сам знаешь, как это бывает. Скольких он уже разорил? Он втягивает тебя в затеи сверх твоих средств, а когда ты не сможешь платить, заберет себе все. Так он всегда делает, и ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

— Да что с тобой сегодня? — возмутился Хамид. — Наверное, это от жизни на горе, от этого зеленого света. — Юсуф понимал, что Хамиду не по себе и он начинает сердиться. Вид у него был рассеянный и угрюмый, один раз он с тревогой оглянулся на Юсуфа.

— Знаешь, что я слыхал о нем, о твоем партнере? — продолжал Хуссейн. — Мол, если его партнеры не могут заплатить, он забирает их сыновей и дочерей как рехани. Словно в старые дни рабства. Достойные люди так не поступают, не должны.

— Довольно, Хуссейн! — сердито перебил Хамид, полуобернувшись, словно хотел снова посмотреть на Юсуфа. Каласинга вроде бы тоже хотел что-то сказать, но Хамид замахал на него руками. — Позволь мне совершать те глупости, какие я сам захочу совершить. Ты думаешь… то, что делаешь ты… что делаем мы… лучше? Чем это лучше? Мы трудимся, рискуем всем, живем вдали от своих, и все равно мы по-прежнему бедны, как мыши, и, как мыши, напуганы.

— Господь говорит нам… — начал Хуссейн, заготовив изречение из Корана.

— Не надо мне этого! — перебил его Хамид — кротко, чуть ли не умоляюще.

— Однажды он попадется! — не смолчал Хуссейн. — Вся эта контрабанда, все его ловкие сделки добром не кончатся, и ты тоже окажешься в это замешан.

— Прислушайся к своему брату, — посоветовал Хамиду Каласинга. — Мы, конечно, люди небогатые, но, по крайней мере, живем по закону и уважаем друг друга.

Хамид рассмеялся.

— О да, какие мы благородные философы! Когда ты обнаружил закон, ты, лживый негодяй? О чьем законе ты рассуждаешь? Сколько ты дерешь с любого из нас за простейшую работу… И это у тебя называется «жить по закону». — Тоном и всей манерой говорить Хамид давал понять, что трудный момент позади и он предпочел бы придать более шутливое направление беседе. — Но, право, мы же не хотим, чтобы у молодого человека сложилось дурное впечатление обо всех нас?

Юсуфу было тогда шестнадцать, и зваться «молодым человеком» казалось ему лестно, все равно как если бы его назвали высоким или даже мудрецом. Он всячески постарался показать, как ему приятно, не боясь выставить себя дурачком, и трое мужчин посмеялись над его наивностью. Так разговор благополучно уклонился от истории человека, вынужденного отдать сына в залог, чтобы удовлетворить кредиторов. Но Юсуфу казалось, кое-что из сказанного Хуссейном о Хамиде ему вполне ясно. То отчаяние, с каким этот торговец стремился обеспечить себя, и его переживания о судьбе каравана дяди Азиза, — все говорило о неуверенности, о страхе неудачи. Юсуф припомнил бормотание в запретном для него складе и запах магендо, исходивший от спрятанных там товаров. То бормотание Хамида было молитвой.

8

Через несколько дней после их возвращения в город вернулся с караваном и дядя Азиз. Как обычно, процессию возглавляли барабанщик и трубач, за ними шагал Мохаммед Абдалла. Явились они в конце дня, в тот час сочного и яркого света, когда солнце уже не палит, а в дыхании ветра и в шорохе листьев вновь ощущается влажная прохлада. Юсуф увидел их первым: сначала лишь колебание воздуха над дорогой, по которой он шел в одиночестве, а затем облако тонкой пыли, и грохот барабана, и визг трубы. Он хотел подождать, увидеть — как ему представлялось — устало волочащих ноги путников, но решил, что обязан помчаться домой и предупредить Хамида.

Экспедиция, как выяснилось, была трудной, караван столкнулся со множеством опасностей и лишений. Два человека были тяжело ранены: одного погрыз лев, другого укусила змея. Обоих оставили в маленьком городке у озера на попечении семейства, которому дядя Азиз щедро заплатил. Прежде ему не доводилось иметь дела с этими людьми, но он был уверен, что они будут добросовестно ухаживать за ранеными, так он сказал. Многие носильщики и охранники переболели, ничего особенно серьезного, благодарение Богу, обычные тяготы путешествия вглубь страны. Мохаммед Абдалла однажды ночью свалился в овраг и повредил плечо. Он оправился, но плечо все еще болело, хоть он и старался это скрывать, сказал дядя Азиз. Несмотря на такие горести, дело того стоило, хотя их все время и тревожила мысль, что они слишком удалились от побережья. Дядя Азиз выглядел столь же невозмутимым, как и всегда, разве что исхудал и поздоровел. После того как он выкупался, переоделся и надушился, уже и не верилось, что он провел несколько месяцев в пути.

— В верховьях рек торговля шла как нельзя лучше, — рассказывал дядя Азиз, — но мы провели на реке не так уж много времени. В следующем году мы вернемся на Марунгу^[45], пока в эти места не хлынули купцы. Европейцы скоро отрежут эту территорию. Бельгийцы. Я слышал, они продвигаются все ближе и ближе к озерам. Завистливые, никчемные бедняки, ни малейшего понятия о том, как вести дела. Я о них слышал. Даже англичане и немцы лучше, хотя, видит Бог, все они — дурные дельцы. На этот раз мы привезли кое-какой ценный товар.

Его слова звучали музыкой в ушах Хамида, и, стремясь подчеркнуть свою близость к дяде Азизу, он пересыпал свою речь арабскими словами, непрестанно улыбался и постанывал от восхищения, наблюдая, как товар складывают в хранилище. Мешки зерна, приобретенные дядей Азизом за бесценок, оставались в лавке Хамида, а камедь, слоновая кость и золото отправлялись на поезде к побережью. Прежняя партия каучука уже была продана греческому купцу из города. Вечером Хамид повел дядю Азиза на склад осмотреть товары, потом они долго сидели над амбарными книгами, бормотали, прикидывали прибыль.

Дядя Азиз задержался ненадолго. Он хотел вернуться на побережье до наступления Рамадана, чтобы отдыхать и поститься у себя дома. Распорядившись всем этим добром до конца месяца, он успевал расплатиться с носильщиками перед Новым годом и справлялся с расходами, каких требует Ид. В день отбытия — Мохаммед Абдалла все еще не вполне пришел в себя — процессия двинулась к станции. Юсуфа провожать не просили. Незадолго до отъезда дядя Азиз отозвал его в сторону и вручил пригоршню монет.

— На случай, если тебе что-нибудь понадобится, — сказал он. — В следующем году я снова проеду через этот город. Я тобой доволен.

Путешествие вглубь страны

1

Визит дяди Азиза осчастливил Хамида. Рассказы о путешествии привели его в восторг, и всем слушателям приоткрылся великий и страшный мир там, за горизонтом. Чтение и сверка цифр также внушали оптимизм, сложенный в магазине Хамида товар свидетельствовал о благой удаче, которая сопутствовала всему предприятию. Теперь Хамид даже не дожидался наступления ночи, чтобы прокрасться в тайный склад и там предаться ликованию. Иногда он оставлял дверь открытой, и сокрушительный запах звериных шкур проникал во двор. Юсуф видел нагроможденные внутри мешки из джута и соломы, в некоторых он узнавал запас зерна, оставленный дядей Азизом, в других тот груз, что сквернослов Вакх доставил на грузовике. Он видел, как Хамид расхаживает среди всего этого богатства, пересчитывая мешки и толкуя сам с собой. Когда он заметил за распахнутой дверью Юсуфа, гримаса паники промелькнула на его лице, сменившись разом облегчением — и подозрительным прищуром. Торговец нахмурился, взгляд его сосредоточенно обратился внутрь. Потом он лукаво рассмеялся и вышел навстречу мальчику.