Если бы знать - Джексон Лайза - Страница 13

• Предыдущая
• 13/88
• Следующая

С профессиональной расторопностью медсестра сунула Марле в подмышку градусник, измерила пульс, кровяное давление, – все это не переставая болтать:

– Ужасно мешают эти железки во рту, правда? Что же делать, пока без них не обойтись. Но есть у меня и хорошая новость: через неделю-две их снимут. Я уже вызвала доктора Робертсона, он скоро будет здесь. А он позвонил вашим родным.

«Родные. Безликие незнакомцы. Может быть, теперь я их вспомню?»

– Хотите сесть?

– Да, – ответила Марла, радуясь хоть какой-то перемене.

Сестра показала ей рычаг, позволяющий приподнимать изголовье кровати. Теперь Марла сидела и видела палату целиком. Палата была самая обыкновенная – небольшая, чистенькая, и выглядела бы стерильной, если бы не яркие пятна цветов и конфетных коробок. У кровати Марла заметила корзину, до краев набитую открытками.

– Ваша свекровь попросила нас оставить все это в палате, чтобы вы, когда очнетесь, сразу увидели, как все по вас скучали, – объяснила Кэрол, прикладывая к груди пациентки стетоскоп. – Так, нормально. Температура, давление, пульс – все в норме.

Она сунула стетоскоп в карман, затем взяла в руки стальные кусачки, лежавшие на тумбочке у кровати, рядом со стаканом, кувшином и пачкой салфеток.

– Вы, наверно, уже успели удивиться, зачем здесь эта штука. А вот зачем. Если вдруг – я не думаю, что такое случится, но мало ли – почувствуете, что вас сейчас стошнит, немедленно вызывайте нас, берите кусачки и начинайте резать проволоку, что у вас во рту. Не медлите ни секунды, как будто от этого зависит ваша жизнь. – Лицо ее посерьезнело. – Собственно говоря, так оно и есть. Мы не хотим, чтобы вы подавились или задохнулись.

Марла вздрогнула: ей ясно представилась такая ужасная смерть.

– Понимаю, мысль не слишком приятная, – словно прочтя ее мысли, заметила Кэрол. – Скорее всего, ничего такого не произойдет, но я обязана вас предупредить.

– Лучше перестраховаться. – пробормотала Марла.

– Вот именно. – Медсестра черкнула что-то в карточке. – Ну что ж, по-моему, у вас все в порядке. Я сейчас принесу сока и пришлю кого-нибудь, чтобы вам устроили обтирание. А немного погодя, если доктор подтвердит, что все хорошо, мы избавимся от этих трубок и по-настоящему вымоемся.

На пороге палаты она обернулась, подмигнула Марле и исчезла.

Марла не могла дождаться, когда же вырвется из этой тюрьмы. Потягивая воду, она осматривалась кругом. Окно выходило на автомобильную стоянку; за ней простиралась зеленоватая водная гладь – Залив, судя по названию больницы[1].

Наклонившись, Марла принялась перебирать открытки в корзине, читать подписи и гадать, кто эти люди, что желают ей скорейшего выздоровления. Билл и Шерил, Глория и Боб, Джоанна и Тед, Анна, Кристиан, Марио. Все имена были ей совершенно незнакомы – как, впрочем, и свое собственное. «Марла Эмхерст Кейхилл. Господи боже, почему это имя не по мне, словно тесные туфли?»

От раздумий снова заболела голова. Марла поставила стакан, откинулась на подушку и вдруг перед ее мысленным взором всплыло лицо. Мужское лицо. Грубоватое, загорелое, небритое. Суровые резкие черты, густые брови, пронзительные синие глаза. У нее вдруг перехватило дыхание.

В этом человеке было что-то угрожающее. Он шутил, но не улыбался. Он стоял здесь, у ее кровати, и называл себя Ником. Изгой... да, так он сказал. И почему-то Марле показалось, что ему нельзя доверять. Как будто он желает ей зла.

Сердце ее часто, сильно забилось. Он назвал себя изгоем – и едва ли солгал. Сильный, дерзкий, в потертых джинсах и кожаной куртке, он просто излучал опасность.

Да нет, это безумие! Она ведь замужняя женщина! Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на собственную левую руку. Оттуда, со среднего пальца, подмигивает в полумраке широкое золотое кольцо с бриллиантами. Обручальное кольцо. Но она не помнит ни дня, когда кольцо скользнуло ей на палец, ни мужчины, что его надел.

«Думай, Марла, думай!»

Ничего.

Ни единой зацепки.

Она готова была завыть от бессилия.

Кольцо дало еще меньше, чем пронзительный взгляд Ника Кейхилла. При взгляде на Ника она ощутила интерес, опасение, еще какие-то смутные, но сильные чувства; при взгляде на кольцо – ничего, кроме нетерпеливого любопытства. «Кто ее муж? Кто ее дети? Кто такая она сама?»

– Вижу, вы очнулись!

В палату вошел высокий, тощий, совершенно лысый человек в докторском халате и очках в металлической оправе. Тоненькие усики смотрелись у него на лице странно и неуместно, словно нарисованные. Он широко улыбался, и Марле почему-то показалось, что зубов у него многовато.

– Не помните меня?

Должно быть, по взгляду Марлы он догадался, что ей не понравился.

– Ничего, не волнуйтесь. Кома часто сопровождается амнезией, но со временем ваша память прояснится. – Улыбка его просто-таки источала оптимизм. – Что ж, познакомимся еще раз: я доктор Робертсон. – Он присел на кровать и посветил ей в глаза миниатюрным фонариком. – Как вы себя чувствуете?

– Хуже некуда, – честно ответила Марла. К чему подслащать правду?

– Понимаю, понимаю. Челюсть болит?

– Еще как.

– А голова? – Он перевел взгляд на ее лоб.

– И голова раскалывается.

– Мы подберем для вас болеутоляющее. А теперь расскажите о своих ощущениях.

– Сказать, что я как в тумане, – значит сильно приукрасить действительность, – невнятно ответила она, с трудом проталкивая слова сквозь сжатые проволокой зубы.

Доктор Робертсон погасил фонарик, откинулся назад и скрестил руки на груди.

– Что вы знаете о себе?

Марла задумалась. Голова немедленно откликнулась острой болью.

– Знаете, это очень странно. Я многое знаю и помню, но все это какие-то общие вещи. Я умею читать и могу понимать прочитанное. Знаю, что мне хорошо дается математика, хоть и не могу вспомнить, где и как училась. Знаю, что люблю собак, лошадей, море и фильмы ужасов. Но... – Она сглотнула и снова с усилием зашевелила непослушными тяжелыми губами. – Но не помню ничего о себе. Не помню ни своей семьи, ни детей, ни родителей, ни даже мужа!

Голос ее дрогнул, и слезы обожгли глаза. В кого она превратилась – жалкая калека, лишенная даже прошлого! Стиснула бы зубы – но они уже стиснуты скобками.

– В вашем состоянии это совершенно нормально, – успокаивающе ответил доктор.

Он заново измерил ей температуру, пульс, давление, затем взял за обе руки и попросил сжать как можно сильнее. Марла сжала руки изо всех сил.

– Хорошо, отпускайте. – И доктор что-то записал в карточке. – А память к вам вернется. Обязательно вернется. Вы ведь перенесли сотрясение мозга, а потом Долго пробыли в коме. – Робертсон снова ощерился зубастой улыбкой. – Вот увидите, скоро все встанет на свои места.

– Когда? – в отчаянии воскликнула Марла. Он нахмурился и покачал лысой головой.

– Вот этого, к сожалению, предсказать не могу. «Поскорее бы! – мысленно взмолилась Марла. – Иначе я сойду с ума! Вернее, с того, что от него осталось».

– Хотел бы я знать наверное, но...

– Я тоже хотела бы.

– Запаситесь терпением. Не гоните коней.

– Почему-то мне кажется, что я не первый раз в жизни слышу такие советы, – заметила Марла. Доктор Робертсон пожал плечами.

– Может быть, вы знаете себя лучше, чем думаете.

– В том-то и беда, – ответила она, взглянув ему прямо в глаза, – что я совсем себя не знаю.

Скоро вернулась Кэрол, как и обещала, с соком и губкой для обтирания. Она умыла Марлу, поправила простыни, а затем распахнула дверь – и палату заполнили люди с незнакомыми лицами и знакомыми голосами. Улыбки, объятия, поцелуи. Марла вглядывалась в новоявленных родственников, отчаянно пытаясь хоть кого-нибудь из них вспомнить. Но напрасно: все они оставались для нее незнакомцами.

– Какое счастье, что ты наконец к нам вернулась! – прикладывая к глазам платочек, говорила свекровь – миниатюрная женщина с нежно-золотистыми (явно крашеными) волосами и маленькими ровными зубками, в сером шерстяном костюме с золотисто-красным шелковым шарфом, в туфлях на высоких каблуках.

• Предыдущая
• 13/88
• Следующая